И это правильно, так и должно быть. Мужчина должен совершать великие дела во имя женщины. И он снова представил себе, как говорит губернатору: «И тогда Торло понял, что эти люди ваши враги, что они договариваются с теми, кто заключен в башню, о побеге или о чем-то очень плохом… Тогда Торло поняла что никому не скажет и будет охотиться за ними один, чтобы не спугнуть их, не дать им удрать, а потом вернуться и придумать другую хитрость». И губернатор, выслушав его, сказал бы:
«Торло, ты поступил очень хорошо. Никто другой не смог бы сделать подобного. Подумай, что бы ты хотел получить в награду, разумеется в разумных пределах, и ты получишь…»
От этой мысли лицо его посерьезнело. Когда речь заходит о награде, нужно уметь сделать правильный выбор. Нужно быть заранее готовым к тому, чтобы не растеряться в последнюю минуту и говорить уверенно. Быть может, он попросил бы, чтобы его взяли матросом на королевскую яхту. О таком почетном месте не мог мечтать ни один житель Сан-Бородона.
Торло поднялся и пошел по каменной тропинке. Ему больше не нужно было продолжать следить за этими людьми. Подойдя к своему дому, он толкнул дверь и, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить стариков, осторожно прокрался к комнате сестры. Дверь была полуоткрыта, Торло вошел и, приблизившись к ее постели, тихо опустился рядом на колени, нащупал ее руку. Подержав ее чуть повыше локтя, Торло понял, что Арианна не спит.
– Торло! – В ее голосе слышалось чувство облегчения, которое испытывает человек, давно лежащий без сна, терзаемый мыслями и с радостью откликающийся, когда кто-то появится рядом.
– Я пришел, – сказал он, не повышая голоса. – Я был у форта. Те люди были там. Их четверо. Похоже, там твой солдат и наткнулся на них и они убили его, чтобы он никому не рассказал, что видел их. Теперь мне все ясно. Они подавали сигналы в крепость.
– Ты уже сделал это? – В ее голосе прозвучали легкие нотки нетерпения. Она села на постели, отстранив руку брата.
– Еще нет. Я пришел за тобой. Только нельзя, чтобы проснулись старики, иначе они могут догадаться.
– Когда пойдем? Сейчас?
– Да, пока еще темно. Надо успеть до рассвета. Ведь ты же хотела присутствовать при этом?
– Кому же, как не мне, все увидеть собственными глазами?
Я хочу видеть, как они умрут, и плюнуть на их мертвые тела.
Как ты собираешься их убить? Из ружья?
– Нет.
Торло растянулся на дощатом полу, опираясь на локоть, и, впервые за много часов скрутив себе папироску, жадно закурил.
– Нет, – проронил он задумчиво. – Я долго обдумывал это.
С ружьем одному трудно справиться с четверкой. Но мне пришло в голову кое-что получше. – И он усмехнулся.
С кровати послышался сердитый голос Арианны:
– Ты можешь смеяться и радоваться сколько угодно, мне до этого нет дела. Мне нужно только одно.
– Мне тоже, – ответил он, не обращая внимания на ее упрек, и потом, обращаясь скорее к самому себе, нежели к ней, продолжал:
– Эти люди очень хитры. Надо было видеть, как они двигаются ночью, чтобы понять это. Они живут в заброшенной пещере в кратере и днем не высовываются. По ночам выходят, чтобы набрать воды и передать сигналы в крепость.
Сейчас они, должно быть, уже вернулись туда.
– Как ты собираешься это сделать? – спросила Арианна.
– Ручными гранатами.
– А-а, хорошо! – одобрила Арианна. – Правильно, так и надо.
– Уж куда правильнее, – продолжал Торло. – Ведь как раз твой солдат и принес их нам. Помнишь, как первый раз он пришел к тебе? Мы тогда вместе рыбачили…
– Не хочу вспоминать, – отрезала Арианна. Но мысли о прошлом все равно не отпускали ее.
Чтобы завоевать расположение ее родственников, Марч принес из форта ручные гранаты, и вместе с Торло они все трое вышли в море у берегов Ардино. Марч показал им, как нужно пользоваться ими, и, вырвав зубами чеку, швырнул одну гранату в воду. Они едва успели досчитать до пяти, как поверхность воды содрогнулась от потрясшего пучину взрыва и взмыла вверх, потоками обрушиваясь на лодку, а спустя несколько секунд вокруг, как оказалось, все было покрыто рыбой.
– Осталось всего четыре, – сказал Торло. – Но нам хватит и двух. Только нужно успеть до рассвета.
Торло замолчал, представив, как в предрассветной мгле он стоит у входа в пещеру, держа в обеих руках по гранате. Потом, сорвав зубами чеку с одной из них, швыряет ее в пещеру, тут же принимаясь за другую… Он лежал на спине, жадно затягиваясь папиросой, потом сказал:
– Если я усну, разбуди меня, когда придет время. Самое главное не потревожить стариков.
***
Мэрион очнулась от сна. Она задремала, и ей приснилось, будто она гуляет по холмам Ньюбери. Знойный день, палящее солнце, ни единого дуновения ветерка. Вдруг впереди она замечает идущего по тропинке мужчину. Чтобы не догонять его, она замедляет шаг, но каким-то странным образом расстояние между ними остается прежним. И как она ни старается отстать, мужчина все так же продолжает шагать в двухстах ярдах впереди нее. И постепенно, может быть, оттого, что он единственный, кого, кроме нее, можно увидеть здесь до самого горизонта, она начинает замечать, что его фигура знакома ей, но никак не может вспомнить его имени. Постепенно в ней начинает расти желание догнать его, остановить и заглянуть в лицо, и она уже не может отделаться от этого желания. Тогда она ускоряет шаг, но расстояние между ними не сокращается. Нестерпимая жара, словно тяжелая ноша, которую ее заставили нести, мешает ей идти быстрее. Вдруг мужчина исчезает в небольшой буковой роще, показавшейся впереди. Она тоже спешит укрыться под деревьями и, вступив в прохладную сень серебристо-серых стволов, с удовольствием ощущает под ногами мягкий шорох сухих листьев. Она озирается по сторонам, так как уверена, что незнакомый путник, должно быть, тоже захочет задержаться под этим прохладным, освежающим пологом, но путника по-прежнему нигде не видно. Тогда, обогнув дерево, она вдруг видит его стоящим спиною к стволу, и он, протянув ей навстречу руку, берет ее за локоть. Она заглядывает ему в лицо и, все еще не в силах вспомнить его имени, слышит свой собственный голос: «Да, конечно. Да, да, конечно…»
И вот теперь, проснувшись, она лежала, чувствуя себя потерянной в бесконечной, кромешной тьме, и все еще чувствовала прикосновение его руки. Постепенно в ее мозгу начали вырисовываться очертания окружающих предметов, и она вновь обрела ощущение реальности. Она вспомнила, что находится на Море, в Форт-Себастьяне, а постель, на которой лежит, стоит у стены изголовьем к окну.
Неведомая рука снова сжала ее локоть и тут же отпустила, а голос сказал:
– Проснулись?
– Да, – ответила она, узнав голос полковника Моци, но слово это прозвучало как-то сдавленно, оттого что в горле она почувствовала ком. Она слышала, как полковник зашевелился и придвинутый к постели стул, на котором он сидел, скрипнул.
– Я только что переговаривался с Миетусом. Все окончательно решено. Завтра днем Сифаль передаст по рации инструкции для самолета-амфибии. Все должно иметь свою оболочку, как орех в скорлупе. Вы довольны?
– Да, довольна, – сказала она, почувствовав внезапный испуг. Хотя Моци говорил тихо, в его голосе чувствовалось возбуждение, даже легкая дрожь, и он снова положил руку на ее голое плечо. – Вы уже сообщили Хадиду?
При звуке этого имени он презрительно выдохнул воздух через ноздри:
– Ишак может кричать ему в ухо, и он все равно не проснется. Вы же знаете, что он обычно делает, когда ему нужно побороть страх перед предстоящей опасностью. Завтра он будет отважен как лев.
– Мне жаль его.
Его рука медленно поползла по ее плечу, но Мэрион не испытывала ничего, кроме полного безразличия.
– Он не мужчина. Думать о нем – значит попусту терять время.
– Но ведь он нужен вам.
– Да, нужен. Но при этом он не перестает оставаться для меня пустым местом. Ничтожество…, и мы с вами оба знаем это.
Давайте забудем о нем.
Рука его уже проникла под бретельку ее ночной рубашки, и Мэрион с отвращением чувствовала ее тепло на своем плече.
Мэрион знала, что можно найти управу на любого мужчину, даже на такого, как Моци, но сейчас она чувствовала себя слишком усталой, чтобы заниматься этим.
– Вас и Кирению ждут великие свершения, – сказала она. – Вы сейчас в предвкушении грядущих событий, и, вероятно, поэтому вам не спится. Если вы хотели что-то сказать, говорите.
Или уходите.
– То, что я хочу сказать, можно выразить только сердцем.
Мы вместе многое пережили. Мы все делили поровну: радость и горе, опасности и надежды. Мы вместе переносили тяжесть лишений, и наши судьбы переплелись. Мы делили поровну почти все, и осталась разве что только малость. И эта малость состоит в том, что вы женщина, а я мужчина.
Он продолжал гладить ее плечо, Мэрион подняла руку и схватила его за запястье. Стул скрипнул, она услышала хриплый, гортанный звук, вылетевший у него из горла, и, даже не видя в темноте, поняла, что он склонился над нею совсем близко.
