Однажды ночью, когда родители уже спят, она берет нож из маминой коллекции и режет запястья горизонтальными порезами, как это показано в учебнике для самоубийц.
Мать находит ее лежащей на простынях, насквозь пропитанных кровью.
Ее спасают в последний момент.
Ее родители не знают, что с ней делать, как ее лечить. Они скрывают, что она пыталась покончить с собой. Они позволяют ей ходить в бесплатную школу, но и там она не возвращается к жизни. Как и Риу, она сбегает в кибермир, но это пустое занятие. Мелкие пререкания на чат-форумах, сплетни на «Микси» не привлекают ее. Экспериментируя в ролевых компьютерных играх, она знакомится с Риу, человеком таким же сломленным и уставшим, как и она сама. Она чувствует его боль, которая является зеркальным отражением ее собственной боли.
Возможно, она нашла родственную душу, но этого недостаточно. Она по-прежнему тянется к тому покою, который принесет смерть, к бегству от исковерканного, удушающего общества. Она строит крепкий панцирь вокруг своего сердца и своего сознания. Никто больше никогда не сможет причинить ей боль, но ей по-прежнему нужен повод, чтобы жить, в то время как монстр продолжает стискивать свои щупальца.
И наконец, когда на волне трагедии в ее жизни появляется Молчаливый Мальчик, такой повод у нее появляется.
Лилиан Смолл
Бобби жил у нас уже шесть недель, когда впервые проснулся настоящий прежний Рубен. В тот день у меня была сиделка, чтобы присматривать за Рубеном, так что я смогла отвести Бобби в парк. Я беспокоилась по поводу того, что Бобби не проводит время с другими детьми, но посылать его обратно в школу казалось мне неправильным — по крайней мере, не при таком внимании со стороны прессы. По ночам меня мучили кошмары, в которых я опаздывала забрать его из школы и его похищал один из этих религиозных фанатиков. Но нам было необходимо выходить на улицу, а возможности покинуть квартиру не было уже много дней. После того как были опубликованы отчеты о расследовании катастроф, произошла новая вспышка интереса к этой теме и весь наш район был забит фургонами этих чертовых корреспондентов теленовостей. Но теперь мы, по крайней мере, узнали, почему упал тот самолет. Следователь NTSB, которая пришла ко мне, чтобы рассказать об их выводах, перед тем как они будут проводить пресс-конференцию, — меня удивило, что это была женщина, — сказала, что все произошло мгновенно и Лори ничего не почувствовала. Когда я узнала, что Лори не страдала, это не утешило меня, а снова разбередило старую рану, и мне пришлось, извинившись, уйти на несколько минут, чтобы слезами дать выход горю. Следователь не отрывала глаз от Бобби; было заметно, что ей просто не верилось, что он мог там выжить. А тот факт, что самолет могли сбить птицы… птицы! Ну как такое вообще могло произойти?
Потом, когда все немного улеглось, эти проклятые фанатики конца света снова завели всю эту чушь насчет того, что в африканской катастрофе должен был выжить еще один ребенок. Это пригнало новую волну журналистов и телевизионщиков, а также новые толпы религиозных типов с вытаращенными глазами и плакатами, предупреждающими о конце света. Бетси была просто в бешенстве.
— Да они просто придурки ненормальные, их нужно арестовать за распространение такого вранья!
Я перестала читать газеты, после того как они написали, что Бобби был «ненатуральным», не говоря уже о том, что там выдумывали про его одержимость. В конце я уже была вынуждена просить Бетси, чтобы она прятала от меня все эти статьи и даже не рассказывала мне о них. Я не могла больше этого слушать.
Все стало настолько сложно, что мне пришлось разработать особый план, чтобы мы с Бобби могли выйти из квартиры. Сначала я просила Бетси выглянуть и проверить, не шатаются ли по парку эти враждебные люди или крикливые религиозные фанатики, после чего Бобби надевал свою маскировку — бейсбольную кепку и очки с простыми стеклами. Он, благослови его Господь, относился к этому, как к игре «Бабушка, пора переодеваться!». После того как были опубликованы наши с Бобби фотографии на поминальной службе по Лори, я перекрасила волосы. Это была идея Бетси, и мы с ней провели полчаса в аптеке «Уолгринс», выбирая цвет. В итоге остановились на каштановом, хотя я переживала, что буду выглядеть несколько вульгарной. Как же я жалела, что не могу узнать мнение Рубена по этому поводу!
В тот день мы с Бобби чудесно провели время. Шел дождь, так что других детей там не было, однако это было хорошо для нас обоих. На целый час я почти смогла себе представить, что мы живем нормальной жизнью.
После того как мы вернулись из парка, я поудобнее уложила Рубена на кровати. С тех пор как Бобби стал жить с нами, Рубен стал более безмятежным, что ли, — думаю, именно так это и можно назвать. Он много спал, и сны, похоже, не мучили его.
Я приготовила нам с Бобби по сэндвичу с ростбифом, что делаю нечасто, и мы уселись на диване смотреть канал «Нетфликс». Я выбрала фильм под названием «Остров Нима» и сразу же об этом пожалела, потому что прямо во время вступительных титров там появилась умершая мать. Но Бобби даже не дернулся. Он до сих пор не усвоил (думаю, это будет правильное выражение), что произошло с Лори. Он приспособился жить со мной и Рубеном, как будто всегда жил с нами. И он никогда не упоминал о Лори, если только я сама об этом не заговаривала. Я все время повторяла, что мама любила его больше жизни и что ее душа всегда будет с ним, но до него это, кажется, не доходило. Я все откладывала поход к новому консультанту по психологическим травмам — похоже, Бобби в этом не нуждался, — но зато по-прежнему поддерживала связь с доктором Панковски, которая заверила меня, что волноваться не стоит. Она сказала, что у детей есть приспособительный механизм, помогающий им справляться с внезапной ментальной травмой, и предупредила, чтобы я не паниковала, если замечу изменения в его поведении. Лори я никогда об этом не говорила, но в те несколько раз, когда я оставалась с ним сразу после того, как Рубен заболел, он вел себя немного импульсивно. Была у него пара вспышек гнева. Но после аварии и смерти матери… после Лори… он как-то разом повзрослел; словно понял, что нам нужно действовать сообща, чтобы преодолеть все это. А еще он стал гораздо ласковее. Я пыталась прятать от него свое горе, но всякий раз, когда Бобби видел меня в слезах, он обнимал меня и говорил:
— Не грусти, бабушка.
Когда мы смотрели телевизор, он прижался ко мне, а потом сказал:
— А По-По не может смотреть его вместе с нами, бабушка?
«По-По» — это он так называл Рубена. Не могу припомнить, откуда это взялось, но Лори считала, что это хорошо, так что мы поощряли его так говорить.
— По-По спит, Бобби, — сказала я.
— По-По много спит, правда, бабушка?
— Да, правда. Это потому…
Ну как объяснить ребенку, что такое болезнь Альцгеймера?
— Ты же знаешь, что По-По некоторое время болел? Ты должен помнить это по тому времени, когда еще не переехал жить к нам.
— Да, бабушка, — угрюмо сказал он.
Не помню, как это произошло, но, должно быть, я задремала перед телевизором. Я проснулась оттого, что кто-то смеялся. Фильм давно закончился, так что это точно был не телевизор.
Это был Рубен.
Я, Элспет, сидела абсолютно неподвижно, боясь даже дышать. Потом я услышала, как Бобби что-то сказал — слов я разобрать не могла, — после чего вновь раздался смех.
Я не слышала этого звука много долгих месяцев.
Шея у меня болела из-за неудобной позы, в которой я заснула, но я не обращала на это внимания. Я бросилась к ним с такой скоростью, какой от себя уже и не ожидала.
Они были в спальне. Рубен сидел, волосы у него на голове были всклокочены; Бобби примостился на краю его кровати.
— Привет, бабушка, — сказал Бобби. — По-По проснулся.
Мертвое выражение лица — маска Эла — куда-то исчезло.
— Привет, — отчетливо сказал Рубен как ни в чем не бывало. — Ты не видела, где мои очки для чтения?
Я прикрыла рот ладонью, чтобы не закричать.
— Бобби хочет, чтобы я ему почитал.
— Что, правда? — как мне кажется, растерянно спросила я.
Меня начало трясти. Уже много месяцев у Рубена не было периодов просветления — моментов «анти-Эл», — если не считать того случая, когда он сжал мне руку, после того как мы узнали о чудесном спасении Бобби. Способность разговаривать — это было первое, что Эл украл у Рубена, а сейчас тот говорил совершенно четко и все слова шли в правильном порядке.
Я подумала, что, наверное, просто еще сплю.
Затем Рубен сказал:
— Я заглянул в бомбочку, но не смог их найти.
Я не придала значения тому, что он использовал не то слово — «бомбочку» вместо «тумбочку»; я думала только о том, что на моих глазах происходит какое-то чудо.
