Впереди был темно. И никаких проблесков.
— Идем, идем, — звал их из темноты Юнг. — Она здесь. Я знаю.
Он действительно знал теперь наверняка, что Света здесь проходила, может быть совсем недавно.
Перед входом в крытый этот кусок ущелья он обнаружил на камнях серую свою книжицу.
Светка точно специально обронила ее здесь, чтобы дать им знак, где ее вели. Юнг книжицу подобрал, пролистнул быстро, никаких записок не нашел — глупо было и надеяться, что черкнет она ему слово с указанием, где искать, — и теперь каждую секунду чувствовал, как уходит время зря — ведь еще чуть-чуть, они бы ее догнали.
— Юнг! — окликнул Крис.
— Ну что вы там застряли? — отозвался он.
— Погоди. Тём, у нас есть что-нибудь… посветить?
— Сейчас будет, — наворачивал на дротик кусок бинта Тёма.
Привязал, смочил чем-то из пузырька, поджег.
Факел зачадил, завонял, освещая слабо каменистый пол и стены, неизвестно как попавшие сюда ветки с пожухлой листвой, клочки травы и птичьи перья и еще какой-то природный мусор.
Шли за Тёмой с факелом, поднятым повыше, посматривая на сомкнутый над головами свод и вырванные в дрожащем на легком ветру язычке оранжевого пламени куски стен в извилистых трещинах и каменистых наплывах.
— Ветер, — глядя на подпрыгивающий свет факела, заметил Тартарен.
— Вижу, — поднял Тёма голову.
— А это что значит? — поинтересовалась притихшая Катя.
— Значит, впереди есть выход, — успокоил ее Крис.
— А, черт! — поскользнулся Гена. — Ну ты свети нормально, а то я тут в какое-то говно влез!
Тартарен потянул машинально носом воздух.
Почувствовал запах, знакомый с детства.
— Откуда ж здесь…
— Тихо! — прикрикнул Крис.
Впереди кто-то прерывисто вздохнул — не то чтоб сдерживая рыдание, просто человек наткнулся на то страшное, о котором знают родственники безнадежно больного, оно вот-вот случится, неотвратимо надвигается, произойдет неизбежно, но во что до конца почему-то люди не верят, как будто можно его избежать каким-то чудом, если думать только о ближайших минутах, в которые смерть вполне может не наступить.
Тёма поднял чадящий факел повыше, осветил расступившиеся впереди стены и Юнга, сидящего на корточках, склонившегося над чем-то темным, бесформенным, одетым в какой-то мохнатый белый комбинезон.
«Чего это она в комбинезон вырядилась?» — подумал выглянувший из-за спин Гена Жариков.
Тело было абсолютно неподвижным под прикрывшими его кое-где ветками.
Голову Юнг бережно прижимал к груди, покачиваясь взад-вперед. Тёма поднес ближе гаснущий факел. Крис осторожно взял Юнга за плечо. Юнг крепче прижал голову.
— Ну будет, будет… — успокаивал Крис.
Осторожно потянул руку Димы. Открылось мертвое лицо.
Катя испуганно вскрикнула.
— Чего это? — брякнул высунувшийся Гена. — Обезьяна какая-то белая…
Юнг вздрогнул, открыл глаза, сбросил мертвую голову с колен.
Она повернулась набок на длинной шее, и все увидели — короткий белый волос на макушке, старость детского обезьяньего лица, широконоздрый нос, рот как лопнувший орех, глаза, прикрытые голыми веками…
Это был мертвый детеныш большой обезьяны. А белый — потому что альбинос. Думая, что наткнулся в темноте на мертвую Светку, Дима Юнг на самом деле горевал над погибшим обезьяньим ребенком.
— Черт, а где же Света? — растерянно спросил Юнг.
Впереди совершенно явно кто-то завозился, как будто почесываясь. Издал звук — такой оберегающе-угрожающий. То есть стерегут здесь вот самое дорогое, просят не беспокоить, а если что — пеняйте на себя. Был там еще один звук, что-то вроде придушенного писка. Кому-то там дышать не давали — не то что кричать или жаловаться.
Тёма поднял свой умирающий факел повыше. Слабый свет уперся в стену. Так показалось сначала, потому что тьма отступила метра на два и там сгустилась.
Что-то огромное вроде камня в полтонны весом преграждало им теперь путь. Камень почему-то был мохнатым. Снова раздался тот же звук — угрожающе-оберегающий. Он шел с другой стороны камня.
И придушенный стон доносился оттуда же.
— Она там! — дернулся Юнг вперед и тут же отпрянул.
Камень двинулся. Медленно-медленно стал поворачиваться вокруг своей оси, выдвинулось мощное мохнатое плечо, согнутая в локте лапа, толщиной с тело крепкого мужика, а там, где угадывалась поначалу макушка камня, обнаружилась голова конусом — с низким лбом, сплюснутыми ноздрями и запавшими черными глазами.
Горилла, задрав тонкую верхнюю губу, показала длинные желтые зубы и сдавленно зарычала.
Юнг этого не заметил. Только одно — своей лапищей мохнатое чудовище прижимало к груди совершенно побелевшую от этих объятий Свету. Смотрела она на Диму так, что он, не задумываясь, бросился бы на двухметровую обезьяну. И, наверное, погубил бы их всех. Крис успел перехватить его. Но едва бы удержал. Ему помог факел. Моргнул пару раз и погас.
Сначала все точно ослепли.
Стояли как под черным шерстяным одеялом — душно и не видно ни черта.
Но вот же она, горилла, прямо перед ними, на две головы выше самого Тартарена, да еще над ней сияние какое-то и по плечам и лапам.
— Свет видите? — стараясь не двигаться, едва слышно спросил Крис.
— Там выход, — подхватил Тёма.
Юнг попробовал вырваться из объятий Криса. Обезьяна сдавленно зарычала.
— Стойте, — тихо сказал Тёма. — Не так надо. Слушайте.
Застыли, прислушиваясь, чего там Тёма придумал. Но ничего не услышали. Только в ушах позванивало и мелко и часто вздыхала Светка в объятиях гориллы.
Родился звук, еле слышный, тонкий и жалобный. Часто-часто и тихонько кто-то всхлипывал, поскуливая — как будто жалобно и робко выпрашивая немножечко тепла и ласки.
Горилла подалась вперед, а Тёма в темноте раздвинул ребят руками по стенкам, стал медленно отступать, поскуливая.
Мохнатая разжала лапы, Светка скатилась на пол. Юнг подскочил к ней, протиснувшись между стеной и гориллой. Та, не обращая на Юнга внимания, медленно шла за Тёмой.
Было видно, как перекатываются у нее на спине под шерстью булыжники мышц, как лоснится черная кожаная нашлепка на заду. Потому что мохнатая мамаша, потерявшая своего ребенка и загипнотизированная Тёмиными детскими жалобами, освободила закупоренный ее телом проход — и там открылся выход из этой галереи, слишком низкий, чтобы горилла пролезла в него, но, возможно, способный пропустить сквозь себя такого, как Тартарен.
— Уходите, пока я ее держу, — прервав на секунду скулеж, напряженно сказал Тёма.
— А ты? — спросил Крис.
— Скорее, — торопил Тёма.
Горилла остановилась, прислушиваясь, куда делся звук детских жалоб и просьб, и, словно протрезвев, уставилась на Тёму, как будто что-то припоминая. А вспомнить, что уже нашла замену детенышу в Светкином лице, она могла в любую минуту.
Юнг не стал дожидаться, схватил Светку за руку, потащил за собой, не обращая внимания на кряхтенье и постанывания — у девчонки затекли руки и ноги, ребра болели от бурной материнской ласки, а голова шла кругом, тошнило от одуряющего запаха немытой шерсти и животного молока, источаемого мощной переполненной грудью прямо Светке в лицо. Юнг наклонил ей голову, сзади подхватил, просунул в узенький низкий выход, выдавил:
— Беги!
— А ты?
— Я за Тёмой вернусь. И вот это надень, — выбросил он ей вслед пару любимых кроссовок.
И тут же исчез в темноте, а в узкий лаз Крис уже выталкивал упирающуюся Катю, тоже ни в какую не желавшую оставаться одной.
Гена Жариков грубо прервал споры и уговаривания, выдавив Катю из лаза и тут же выбравшись вслед за ней на воздух подальше от этой чумной громилы и желающих поиграть с ней в дочки-матери.
— Тартарен, сюда! — зашипел, махая рукой, Крис.
Тартарен подошел, оглянулся в недоумении.
— Лезь, — приказал Крис.
— А как же Тёма?
— Мы с Юнгом поможем ему выбраться.
— Не. Я так…
— Лезь, говорю! — не выдержал Крис. — Если ты сейчас застрянешь, мы вообще никогда отсюда не выберемся.
— Только для проверки, — предупредил Тартарен, опускаясь на четвереньки, просовывая руки и голову в лаз.
Потыкался, повернулся на бок — плечи все равно не пролезали.
Катя со Светой ухватились с той стороны каждая за одну руку, дернули разом, Тартарен взвыл от боли.
Гена подскочил, оскалился, ухватил за волосы, дернули втроем, а Крис с Юнгом одновременно пихнули сзади, как застрявший в снегу джип на летней резине.
Тартарен медленно полз из пещерного лаза, как пробка из бутылки «Советского» шампанского под бой курантов, и в конце концов вылетел, повалив Катю со Светой, отвесив по дороге оплеуху Гене.
Поднялся, взял Гену за ворот, с силой встряхнул:
