Кэтрин Нэвилл - Магический круг

— Если это время так близко, — сказал мягкий голос за моим плечом, — то наверняка тебе известно, какие еще реликвии нужно найти?

Мы обернулись и увидели, что вопрос задал молодой кузен Пандоры, мой учитель музыки Дакиан Бассаридес, о котором мы почти забыли, поскольку он уже давно скромно помалкивал.

Везунчик взволнованно кивнул головой.

— Да, я полагаю, нужно собрать тринадцать реликвий. Среди них посуда, одежда, разные инструменты и военные приспособления, а еще один драгоценный камень и одна игровая доска. Благодаря своим исследованиям я узнал, что их старательно прятали с древнейших времен, но последний раз, я почти уверен, они были собраны воедино во времена Христа — иными словами, на заре нашей эры. Именно поэтому я продолжил свои изыскания в Мельке и Зальцбурге, поскольку здесь, на берегах Дуная, и высоко в горах, в Зальцкаммергуте, обитали древние племена, и я понял, что именно там надо искать необходимые мне сведения. Там можно найти священные руны…

— Руны? — встревожилась я.

Мне показалось, что помрачневший вдруг Лаф замолчал не просто так, он как будто мысленно перенесся в какую-то иную эпоху.

— Да, манускрипт, написанный рунами. И я подозреваю, что нечто в таком роде отписал тебе в завещании твой кузен Сэм, — сказал Лаф, всплывая из моря кошмарных воспоминаний. — Везунчик, то есть Адольф, пытался собрать и расшифровать их уже тогда в Вене, перед началом Первой мировой войны. Я уверен, что ему так и не удалось успешно завершить свои изыскания. Зато удалось кому-то другому.

— Я не думаю, что получу такой манускрипт от Сэма, — сказала я, хотя вряд ли стоило даже намекать, что Сэм еще жив или что я разговаривала с ним об этом. — Однако я уже получила другой рунический манускрипт от одного твоего приятеля, хотя пока не имела возможности выяснить…

— От моего приятеля? — сказал Лаф. — Какого приятеля?

— Вольфганга Хаузера. Он приехал из Вены…

— Гаврош, да что ты такое говоришь?! — Даже в тумане бассейна я заметила, как побледнело его загорелое худощавое лицо. — Вольфганг Хаузер мне не приятель. Откуда он мог раздобыть манускрипт? Где он взял его?

Не знаю, выразило ли мое лицо, как мне стало страшно, но, взглянув на меня, Лаф спросил:

— Ох, Гаврош, что ты наделала?

Я взмолилась, чтобы ответ на этот вопрос не означал полного провала нашего гиблого дела, хотя уже начала осознавать, что именно так все и обстоит.

— Дядя Лаф, я хочу, чтобы ты без всяких недомолвок сказал мне, кто такой Вольфганг Хаузер и откуда ты его знаешь, — сказала я, тщательно выбирая слова, несмотря на то что сильно сомневалась, что хочу услышать ответ.

— Да я его вовсе и не знаю, — сказал Лаф. — Мы виделись с ним один или два раза. Он в фаворе у Зои, один из тех смазливых прихлебателей, которыми она, словно браслетами, предпочитает украшать свою жизнь.

Я похвалила себя за то, что не дрогнула, услышав столь грубое определение предмета великой страсти всей моей жизни, и не стала заострять внимание на том факте, что подобное описание вполне подходит к отношениям дяди Лафа с Бэмби.

— Однако я знаю твою тетушку Зою, — продолжил Лаф. — Она никогда не была царицей ночи, какой любит изображать себя. Все это чистый блеф. А вернее, торговая реклама, программная пропаганда, придуманная и скроенная для Зои, известнейшей в свое время танцовщицы, самым пройдошным торговцем нашего века. И она, на пару со своим благодетелем, долгие годы пыталась выманить этот манускрипт у Пандоры, которая владела им по праву. Вероятно, ты уже догадалась, что личным наставником, лучшим другом и ближайшим доверенным лицом Зои в течение четверти века был не кто иной, как Адольф Гитлер.

Лаф умолк и внимательно посмотрел на меня. Душа у меня ушла в пятки, и я почувствовала, что немедленно должна вылезти из парной жары бассейна, чтобы не потерять сознание. А эхо разносило над туманными водами очередные слова Лафа:

— Просто невероятно, чтобы Зоя или Вольфганг Хаузер завладели копией того манускрипта. Все, что принадлежало Эрнесту, он тщательно скрывал всю свою жизнь. — Помолчав немного, он прошептал: — Гаврош, я умоляю тебя, не доверяй никаких документов Хаузеру. Его нельзя подпускать к ним на пушечный выстрел. Иначе ты поставишь под удар все то, ради чего Пандора и Эрнест рисковали жизнью и что в итоге действительно стоило им жизни, как и твоему кузену Сэму.

Воскресши рано в первый день недели, Иисус явился сперва Марии Магдалине… но они (его ученики), услышавши, что Он жив, и она видела Его, — не поверили.

Евангелие от Марка, 16, 9-11

— Но какая правда ему нужна? — спросил Иоанн Зеведеев своего старшего брата Иакова. — Как может Иосиф Аримафейский рассчитывать, что кто-то из нас точно вспомнит, что произошло больше года назад?

Братья оставили позади порт Яффы и корабль, на котором Иаков только что вернулся из годичного плавания, выполнив возложенную на него миссию в землях кельтской Иберии. Они вышли из города по каменистой широкой дороге.

— Когда мы гостили с Иосифом на островах Британии, — сказал Иаков, — он говорил мне, что, по его разумению, упустили мы какой-то важный момент в истории последних дней Учителя. Ты знаешь, Учитель всегда говорил, что, исполняя свою миссию, поделится «сокровенными знаниями» с его верными учениками. Иосифу пришло в голову, что, возможно, Учитель, осознавая краткость своего пребывания на земле с нами, успел поделиться этими секретами, но, поскольку говорил он притчами, никому из нас не удалось постичь скрытый смысл его слов. Вот почему я так спешил вернуться сюда из кельтской Иберии и доставить письмо Иосифа к Марии из Магдалы с просьбой разобраться в этом деле. И он надеется, что мы — ты, Симон Петр и я, как три избранных Учителем преемника, — окажем ей поддержку.

Иаков и его младший брат Иоанн Зеведеев, вместе с их постоянными спутниками Симоном Петром и братом его Андреем, были первыми учениками, которых приобщил Учитель к своим проповедям. Встретив их на берегах Геннисаретского озера, он велел им бросить рыболовные сети и следовать за ним, сказав, что сделает их «ловцами человеков». Поэтому братья Зеведеевы, будучи первозванными, рассчитывали на привилегированное обхождение. И к ним относились с должным почтением… до недавнего времени. За последний год все изменилось, с горечью подумал Иоанн. Его старший брат слишком долго отсутствовал, и ему еще многое предстоит узнать.

— Не объяснишь ли ты мне, откуда Мария из Магдалы может что-то понимать в таких вопросах? — спросил Иаков. — Почему именно она должна быть главной посланницей?

— Иосиф сразу стал поддерживать Марию, когда она заявила, что является первой среди апостолов: ведь в то утро в Гефсиманских садах у Иосифа она первой увидела Учителя воскресшим из гроба после смерти, — сказал Иаков. — И когда бы Иосиф ни обращался к ней, он неизменно теперь называет ее равноапостольной или даже Первой Посланницей. И хотим мы того или нет, надо откровенно признать, что эта особая честь, которой Учитель удостоил ее напоследок, была вполне в его духе. По правде говоря, он всю жизнь оказывал Марии подобные знаки внимания.

— Допустим, он любил целовать ее! — усмехнулся Иоанн. — Но мир знает, что это я был самым любимым учеником Учителя. Он обращался со мной как с сыном и обнимал даже чаще, чем Марию. Разве не мне доверил он заботу о его матери после его смерти, как если бы я был ее родным сыном? И еще Учитель сказал, что мы с тобой отведаем из его чаши, когда придет царствие небесное. Значит, он высоко оценивал нас, так же как Марию.

— Ох, опасаюсь я той чаши, Иоанн, — мягко сказал Иаков. — Возможно, благоразумие подскажет и тебе опасение.

— Иаков, с тех пор как ты покинул Иудею, здесь многое изменилось, — сказал младший брат. — Не существует больше даже нашего триумвирата. Петр говорит, что только «скала» может стать краеугольным камнем и что именно он был избран Учителем. Единства больше нет, есть фракции и зависть, взаимные обиды и негодование друг на друга. Если бы ты провел этот год в Иерусалиме, то, возможно, мы не пришли бы к такому плачевному положению.