Акция действительно прошла с полным аншлагом, и вот среди наемников обнаруживается человек, который принимал в ней непосредственное участие. Именно ему были адресованы удивительные слова Николая Сунцова, прозвучавшие откровением: “Для меня указ ООН – одно, для тебя – другое”. Следующий вопрос, улыбка, ответ: “Ты хочешь узнать слишком много за один день”.
“Неподражаемый артист”, – скрипнул зубами Марк.
– Удивлен, Серега?
– Не очень. Мне надо было с тобой в душ сходить. Там я многое мог увидеть.
– Или не увидеть. Не надо, Серега, не делай резких движений. Возвращайся потихоньку на место. Ведь ты меня не знаешь. В лучшем случае ты вернешься с переломанными ногами, в худшем – тебя отнесут с дыркой в голове.
Марк сплюнул под ноги и покачал головой:
– Слушай, кто одобрил твою легенду? Латынин, что ли?
– Не будем про Латынина. Думаешь, ты удерживал здесь легионеров? Не-а. Я один держал вас целую неделю, как на голодном пайке, на вере в себя, в свою биографию. Если уж я, боевой летчик с нелегкой судьбой, надеюсь на прощение и верю в указ, то что говорить об остальных?
– Сам придумал?
– Нет. Наткнулся в Сети на душещипательный отрывок из биографии Сунцова. Он умер недавно, сорока не исполнилось. И его сестра опубликовала на своем сайте письма Николая, которые ей переслали из Пакистана. Много писем. Я придержался стиля. Даже во сне видел свои руки, штурвал, пожар в кабине... Захватывает, честно скажу. Мне кажется, Сунцов действительно плакал, когда его возили по городу, а дети кричали ему: “Молодец, Самир! Слава тебе, Самир!” Да, в конце одного письма так и было написано: “И по моим щекам катились слезы”.
– Ну и сука же ты!
Марк так сильно и слепо верил в этого человека, в его искренность, что разочарование оказалось не намного слабее. И вот между этими чувствами вклинилось еще одно: летчик, геройски дравшийся вдалеке от родины, в чужом небе и за чужих, действительно существовал. Он плакал, только слезы катились по щекам другого человека.
Чего-чего, а надругательства над боевыми заслугами бывший подполковник не выносил. Он забыл все – Гришина, Алексея Щедрина, генерала Ленца, Бориса Кесарева, его жену, какого цвета доллары, какое расстояние до лжелетчика. Да, он мог вернуться на место с перебитыми ногами, но перебитыми о голову этого недоноска.
Обида не лучший помощник в рукопашной, но она соленой влагой проступила на глазах Сергея.
Эта эфэсбэшная паскуда, не нюхавшая пороха и портянок своего товарища, не гнившая в окопах и не тянувшая одну сигарету на десятерых, сейчас в глазах Марковцева глумилась над всеми Вооруженными силами. Иногда единственный способ победить – это закрыть товарища грудью. И Сергей шел защищать все рода войск, начиная с военно-воздушных сил и заканчивая стройбатом – как и положено, он был безоружен.
Голос этой чекистской мрази осквернял засевшие в мозгу слова: “Кто не хочет жить?.. Я год провел в подвале, часто теряя сознание от жажды и побоев, и неизвестность добивала меня. Я мог отказаться, но мне в ту пору не исполнилось и двадцати семи. Я ел похлебку, и мои слезы капали в чашку. Это был тот день, когда мой новый хозяин в последний раз называл меня Николаем. Назавтра я уже был Самиром Хади...”
Этой мрази не терпелось раскрыться, и она, рискуя сорвать план своего руководства, все же вылезла из обгоревшего комбинезона покойного летчика и вытерла о него ноги. Ее перло изнутри так сильно, как бывает желание у артиста долго стоять у рампы и слушать аплодисменты зрителей.
Первые два шага Марк проделал по прямой. Потом присел, как в реверансе, и резко сместил тело вправо, скрестив ноги. Потом выпрямился, словно поднырнул под свою тень, и качнулся в другую сторону.
Пуля из “АПС” просвистела над ухом, но Сергей находился уже в шаге от противника и не дал ему ни произвести второй одиночный выстрел, ни тем более перевести пистолет Стечкина в автоматический режим, при котором обойма опустошается за две секунды. Рука, заведенная за плечо, тыльной стороной ладони смела преграду в виде руки с пистолетом и врезалась в челюсть противника.
“И меня охватила злость, я глазами выискивал в небе и этого Джонни, и его напарника: “А ну, янки, ко мне! Ко мне, сучары, мать вашу!”
Сергей со всей силы заехал ногой по пистолету, выпавшему из рук чекиста, и только что не проследил за его полетом.
– Ко мне, сука!
Вот так бывший инструктор штурмовой бригады учил своих бойцов. Бил так, что трещали кости и мутнел рассудок. Двигался легко, держа чуть расслабленные руки у лица. От пули ушел, а от ударов лже-Сунцова уклонялся свободно и непринужденно.
“Гуси”, выбежавшие на звук выстрела, обалдело переглянулись.
– Даю правый глаз, – первым пришел в себя Резаный, – это последний бой летчика. Смотрите, как полетел!
– Вста-ать! – Не церемонясь, Марк пинками поднял эфэсбэшника на ноги. Схватив его за грудки, рванул на себя с движением головы вперед. И не дал противнику с разбитым носом опуститься на землю. Взяв его одной рукой за подбородок, зашел ему за спину, ладонь другой руки легла на затылок.
Резаный сморщился: он, который “и стрелял, и резал, и душил”, знал, что будет дальше. Но отказывался понимать – за что асу хотят сломать шею? Наверное, Алексей действительно был кровожадным человеком, а может, понял, что за здорово живешь бывший подполковник не станет лишать жизни, а уж коли решил, то его не остановишь, – перед тем как раздался громкий щелчок сломанного позвонка, Резаный опустил большой палец вниз: “Кончай его!” Билась бы в руках Марка Елена Гущина, и Алексей не колеблясь проделал бы тот же самый жест. Что ни говори, азарт – непонятная и захватывающая штука.
– Лена, – Резаный толкнул подругу локтем. – Иди, твоя очередь.
– Я за тобой занимала.
– Ладно, я пошел. Эй, командир! – Алексей действительно шагнул к Сергею и с выпяченной губой посмотрел на мертвого летчика в его ногах. – Он что, честь тебе не отдал?
– Он продал ее, – прерывистым голосом отозвался Марковцев, нагнувшись за выпавшим из кармана покойника мобильником. Сходив за пистолетом, закончил: – А скорее, чести у него никогда не было. Лишь неплохая память. Хорошую он позаимствовал у покойника.
– Он успел позвонить? – Гришин стоял над телом покойника бледный, веко нервно подергивалось. Он в очередной раз поднес трубку к уху: сигнала не было, хотя телефон мощный, системы INMARSAT (International Maritime Satellite Organization) с возможностью кодирования сигнала. Бросил короткий взгляд на Марка, потом снова уставился на мертвеца со сломанной шеей. Его к этому времени перенесли в казарму и накрыли одеялом. Полковник, приподняв край, покачал головой: этот человек ему был незнаком.
– Кажется, сегодня он никуда не уходил, – ответил Марковцев.
– К-кажется или не уходил?
– А есть разница?
– Есть. Он мог доложить только о тех, кого лично видел. Это десять легионеров и журналист. – Подрагивающей рукой Николай взял последний лист со списком всех легионеров, которые обратились в контору по найму. – Так, эта сволочь п-побывала в конторе 28 ноября, в среду. Меня там не было.
Загруженный работой, полковник очень редко приходил в контору. Можно назвать исключением день обращения в бюро по найму Марковцева, когда там находился Николай.
– Что могло произойти на следующий день? – привычно размышлял он вслух. – Устроили слежку? Так, 29 ноября я точно в конторе не был, Щедрин в этот день был занят, встречал Савицкую, его звонок из Шереметьево я принял в своем кабинете. Савицкая, Савицкая. Это выход. Кстати, Савицкая сегодня была у меня.
– Как была у тебя? – Марк даже тряхнул головой.
– Погоди, Сергей, п-потом все объясню. Так, задание наехать на нее мне дал Латынин. Я привлек к работе Щедрина. А отснятый материал прошел с комментариями другого журналиста. Другого, понимаешь, Сергей? Ты спас положение, когда не отпустил Щедрина в эфир и остался у него дома. Только представь, Латынин смотрит репортаж и видит Щедрина, то есть, считай, моего человека. Позже выясняется, что Щедрин набирает легионеров. Если это не “утка”, кто стоит за ним? Первый п-подозреваемый – я. Дальше. Могли в ФСБ посчитать это “уткой”? И да и нет. Как бы то ни было, решили проверить. И не ошиблись: через несколько дней Щедрин начал объезжать и обзванивать претендентов. И вот только тогда, на мой взгляд, в ФСБ зашевелились. До этого, уверен, слежки за журналистом не было. За мной тоже, я не рисовался, а встречал легионеров ты. Еще не все п-потеряно. Там не знают меня, заказчика. Нельзя бросать это дело.
– Ленц отменит операцию, – негромко сказал Марк. Он не стал обвинять Гришина в том, что по его личной инициативе Сунцова включили в состав отряда. Наверное, перестраховываясь, не совсем доверяя профессионализму Марковцева, решил привлечь к работе специалиста, который хорошо знаком с расположением объектов на военных аэродромах и действительно мог оказать неоценимую услугу. На взгляд полковника ФСБ, специалиста в своей области, но до некоторой степени профана в диверсионных мероприятиях. А Марк... Что ж, он не стал возражать и совершил ошибку. Двойную, поскольку в списке легионеров, которые получил генерал-полковник Ленц, фамилии Сунцова не было. Он не прошел проверку в мощном аппарате ГРУ.
