— Я не при делах, — признался Тимур и по очереди оглядел сотрудников в форме. — Уральские начальники, в натуре, рамсы попутали…
— Слышишь, как разговаривает? — Прапорщик повернулся к сержанту. — А ты — ЗГВ-ГСВГ. Сразу видно — бандит. Куда его?
— А я курить бросил…
Задержанный на трое суток перебил сомневающегося старшего конвоира, вытащил из кармана пачку сигарет и положил рядом с бутылкой. Конвой переглянулся. Какой сегодня удачный день выдался для личного состава изолятора — и старец Распутин, и сэр Мальборо сегодня в гостях. Молодцы, уральцы…
— Тогда отправим к Севе, — решил прапорщик милиции. — Снимаем ремень, галстук и выдёргиваем шнурки с ботинок. И все запрещённые предметы на стол.
— Мы его обшмонали перед доставкой. — Старший оперуполномоченный взглянул на часы и ускорил процесс. — Клиент чист. Всё, Кантемиров, не скучай без нас. На днях увидимся…
— Да я готов вас вообще никогда не видеть, граждане начальнички, — ухмыльнулся клиент.
— Никогда не говори — «никогда», — опер Рома, весь в предвкушении праздничного стола, с улыбкой похлопал Тимура по плечу.
— Руки за спину. — Старший конвоя решил выразить свою благодарность челябинцам и лично сопроводить залётного сидельца. — Вперёд.
Сержант с ключами пошёл первым, за ним Кантемиров с бутылкой минералки в руке, замыкал шествие прапорщик милиции. Небольшой коридор, выкрашенный в зелёный цвет и три серые двери. Бывший десантник (правда, бывшей десантуры не бывает…) сноровисто открыл два замка и распахнул тяжёлую металлическую дверь с «кормушкой». Дохнуло спёртым воздухом. Милости просим, заходите, гости дорогие. Кантемиров получил лёгкий толчок в спину от прапорщика, зашёл в камеру и оказался в просторном полуподвальном помещении перед сплошными нарами вдоль противоположной стены. Узкие зарешечённые окна сверху под самым потолком давали свет на всю камеру. Белые ночи…
Зелёные стены, зелёный потолок. Слева от двери туалет системы «очко» и рядом приваренный наглухо к стене металлический умывальник. Вот и все бытовые условия… Вверху две тусклые лампы, наглухо закрытые стеклянным колпаком. На деревянных нарах сидели и лежали примерно с десяток парней. Все, как один, в спортивных костюмах различных фирм, расцветок и качества. Спортсмены разом повернули головы в сторону открывшегося выхода на волю. От окошек потянуло сквозняком к двери. Сержант остался у стены коридора, рядовые заняли позиции у входной двери на лестницу. Всё строго по инструкции. Прапорщик зашёл следом за узником и сказал, повернувшись в правый угол камеры:
— Сева, пассажир к тебе.
— У нас и так тесно, начальник. — С нар встал молодой мужчина в чёрном костюме «Адидас», по возрасту явно старше остальных сокамерников. — Куда мне его?
— Побойся бога, Сева, — добродушно ухмыльнулся старший конвоя. — В соседней хате уже спят по очереди.
Старший по камере показал, кто здесь вожак стаи, и спокойно вернулся на нары. Дверь с лязгом захлопнулась. За спиной Кантемирова дважды щёлкнули замки. Каждый на два оборота…
* * *
Обычная жизнь, в которой всё так привычно, осталась по ту сторону металлической двери. Даже с руками, застёгнутыми за спиной наручниками, в той жизни всё было знакомо и понятно. С этого момента жизнь молодого человека разделилась на то, что было «до», и то, что «здесь и сейчас».
Вынужденные постояльцы беззвёздной гостиницы с навязчивым сервисом уставились на нового соседа в светлом плаще, костюме без галстука, брюках и туфлях без шнурков. Тимур мельком пробежал глазами слева направо: восемь парней и все явно желающие продемонстрировать свою принадлежность к бандитской среде. Смотрят так, с воровским прищуром. Как в кино про мафию…
В правом углу двое, что постарше, заняли примерно одну треть нар. Этим уже показывать из себя ничего не надо. И так понятно — старшие по хате. Остальные кучковались на оставшейся территории. В голове мелькнула поздняя мысль: «Надо было ещё в общаге переодеться в спортивное… Да, кто бы разрешил?» Новичок переложил большую пластиковую бутылку минералки из правой руки в левую и негромко произнёс.
— Добрый вечер.
Поселковский пацан ещё с детства знал, что в любой тюремной камере существуют свои правила приличия. Может быть, это покажется странным, но зеки в изолированных помещениях стараются вести себя нормально. И тут вопрос не то чтобы в воспитании… Вопрос в выживании… Любой осужденный стремится избегать конфликтных ситуаций с сокамерниками, поэтому в местах лишения свободы в основном работает принцип мирного сосуществования. Конечно, всякое бывает, но в большинстве случаев зеки в тюрьме ведут себя дружелюбно по отношению друг к другу, и стараются всячески избегать конфликтов, особенно, если нет какого-то серьёзного повода для разногласий. Многие, оказавшиеся впервые в тюремных стенах, этого не знают и не понимают. Они изначально, по факту входа в камеру, начинают воспринимать своих сокамерников, как потенциальных врагов…
И, тем не менее, сидельцы иногда могут создавать провокационные ситуации, касающиеся, в первую очередь, на первохода. Дело даже не в том, что прибывшему в камеру неопытному человеку хотят как-то с ходу навредить. Никоим образом… Никто не будет этого делать просто так, без повода, для прикола. Если только ты не попал к малолетним преступникам, у которых зашкаливает тестостерон в крови, а в голове гуляет воровская романтика.
У взрослых совсем иная позиция — более опытные зеки испытывают новичка на крепость духа и проверяют его моральные качества. Например, могут попросить оказать какую-нибудь услугу. Если новичок легко согласился и быстро выполнил — значит, его можно использовать во всяких бытовых целях на постоянной основе. Опытные зеки вообще отличаются тем, что могут быстро «срисовать» психологическое состояние практически любого человека, и верно оценить перспективы взаимодействия с ним в изолированном помещении.
Кто-то этому учится в ходе совершения преступлений, за которые, собственно, и оказывается в тюрьме, кто-то приобретает подобный навык, находясь в местах лишения свободы. И основную роль в деле контроля отношений между сидельцами играют авторитеты, то есть «смотрящие» и их приближённые. Но, есть свои нюансы…
В тюрьме вообще редко к кому обращаются на «вы», это считается не совсем приличным с точки зрения культуры мест лишения свободы — предполагается, что в изоляции все равны и приветствуется обращение только на «ты». Своя демократия, так сказать… Вообще, в изоляции от общества, в отличие от реальности по другую сторону от тюремных стен, принято говорить немного по-иному. Например, вместо «спасибо» произносится «благодарю», вежливое слово «пожалуйста» заменяется не всем понятным «по возможности».
Не надо протягивать руку при первом же знакомстве. Вновь прибывший зек ещё не может знать, с кем можно здороваться, а с кем нет. В местах лишения свободы существуют отбросы, к которым даже подходить не рекомендуется, не говоря уже о рукопожатии. Запрещено плевать на пол в тюремной камере. Вообще, плевать в камере, да и в любом другом помещении нехорошо и из-за проявления банального неуважения к окружающим, и исходя из вопросов санитарии. Но в изоляторах с этой некультурной привычкой связана ещё одна верная примета — если кто-то плюнет на пол в хате, то скоро «подселят» какого-нибудь нежеланного сокамерника. Например — «стукача».
А не стукачёк ли новенький? Да и одет как-то странно для приличного арестанта… Мусорам для полной картины оставалось только нацепить засланному казачку красную повязку дружинника на рукав плаща. Старший камеры сидел на краю нар, широко раздвинув ноги в белых кроссовках. Руки сложены на животе, правая ладонь на левой, пальцы отбивали какой-то ритм и привлекали всё внимание новичка. Тимур заметил татуировку на фаланге среднего пальца, но из-за расстояния не смог определить «масть» её обладателя. Вожак поднял голову.
— Для кого-то и добрый. Для тебя — не знаю. У нас обычно обзываются при заходе.
