— И не говори, — сочувственно поддакнула она.
— Иногда полезно получить встряску, — опять завел я. — Вроде зарядки, которая вместе с весом сбрасывает излишнюю доверчивость и склонность к недооценке противника. Если присмотреться, то род нашей деятельности способствует развитию чрезмерного самомнения — ведь обезоруживая преступников и разоблачая убийц, мы каждую минуту рискуем жизнью. Вот нам и кажется, будто мы самые умные и самые смелые. А на поверку выходит иначе, и совсем нелишне, если кто-нибудь изредка будет встряхивать нас за шкирку и приводить в чувство. Пойми, наше преимущество состоит не в прозорливости, не в изворотливости и уж конечно не в жесткости. Ухищренные методы годятся лишь для борьбы со слабым, тупым и неловким противником. Но когда сталкиваешься с сильной личностью, нужно брать чем-то другим.
— Чем именно? — рассеянно спросила Чаморро.
— Да тем же треклятым упорством. В конечном счете, мы карающая десница правосудия, стоящая на страже порядка и призванная обуздывать всякие отклонения от нормы. Рано или поздно порядок торжествует. Однако он внедряется постепенно, с прицелом на долгосрочную перспективу. Так и в нашей работе: нельзя действовать наскоком, — разумнее подождать, пока преступник не дрогнет и не сломается. Все равно, выше головы не прыгнешь!
— Ты знаешь, что всегда можешь на меня положиться, — заверила меня Чаморро. — Но, мягко говоря, я не вижу света в конце туннеля. Мы исчерпали терпение Перейры, а заодно и все сроки, и если нас не осенит какая-нибудь блестящая идея, то лететь нам прямиком в Мурсию.
— Тут я с тобой не согласен, Чаморро, — возразил я. — Боюсь, проблема состоит не в недостатке блестящих идей, а в отсутствии системного подхода. У меня такое ощущение, будто мы проскочили нужный поворот и, удалившись от цели, дали себя окончательно дезориентировать.
— А еще недавно все складывалось так удачно, — тоскливо протянула Чаморро. — От подозреваемых не было отбоя. Однако за прошедшие пятнадцать дней не произошло никаких подвижек, телега застряла: ни тпру, ни ну. Если вникнуть, то мы не сумели привести доказательств вины или невиновности ни одного из фигурантов по делу. Словно наши усилия упираются в стену, воздвигнутую чьей-то заботливой рукой.
— И только шесть дней в запасе, — напомнил я. — Нужно остановиться, немного остыть и, несмотря на цейтнот, настроиться на долгую кропотливую работу, поминутно задавая себе вопросы: «почему?» и «как?». А то и вернуться назад, к уже свершившимся событиям.
— Ты думаешь?
— Представь, за окном апрель и мы знаем лишь то, что знали тогда. Погиб инженер атомной станции, и в момент смерти при нем находилась блондинка невероятной красоты.
— Ну и что дальше?
— Мы забыли про станцию и про Ирину. А между тем они для нас очень важны, поскольку являются ключом к первому ларчику, который мы так и не открыли. Тут не помогут ни Салдивар с его темными делишками, ни Очайта с его жаждой мести, ни Бланка Диес с ее неприступностью. Первый ларчик, Виргиния, — это сам Тринидад Солер.
Чаморро не ответила, наблюдая, как за окном машины сгущается темнота.
— Мы должны вновь обратиться к тому, кто собрал вокруг себя совершенно разных людей и сумел покорить скептическую натуру Бланки Диес, — продолжил я. — К тому, кто незаметно работал на станции, а параллельно громил на конкурсах Очайту и исполнял обязанности доверенного лица Салдивара, а однажды вечером неизвестно где встретился с Ириной и, вместо того чтобы бежать от нее без оглядки, повез девушку в ближайший мотель и нашел в ее объятиях смерть.
— Что ты предлагаешь? — спросила Чаморро, переключая скорость.
— Сейчас — ничего, — сдался я. — Если нам удастся выбраться из этой пробки живыми, пусть каждый поедет домой и поразмыслит наедине с собой. От тебя требуется разложить все по полочкам, а утром принести мне на стол свои соображения. Я сделаю то же самое — вот только залижу раны!
Добравшись до дому, я рано улегся в постель и тотчас заснул. Не иначе, как на меня снизошло Божье благословение, потому что на следующее утро я встал с ясной головой и в промежутке между душем и офисом успел привести в порядок мозги. Когда я вошел в кабинет, меня уже ждала моя помощница. Она часто приходила минут за пятнадцать или тридцать до начала рабочего дня и встречала меня неизменно бодрая и свежая. Но сегодня ее лицо излучало особую радость.
— Здравствуй, Чаморро, — поздоровался я. — Ты что, в лотерею выиграла?
— Нет, господин сержант, — сдержанно ответила она, поскольку в комнате находились посторонние. — По-моему, у меня возникла гениальная мысль.
— Не зарывайся, Чаморро!
— Я действовала в соответствии с вашим приказом, господин сержант, — защищалась она. — Анализировала факты и думала. Моя идея касается Ирины.
Находившиеся в комнате сотрудники заинтересовались нашим разговором, и, раздосадованный, я отвел Чаморро в сторонку, подальше от любопытных ушей.
— Выкладывай, — велел я.
— Кто-то же должен был заехать за ней в Малагу и отвезти в Гвадалахару, — сказала она настойчиво. — Судя по легкости, с какой Ирина согласилась провести несколько дней в чужом городе, она неоднократно общалась с этим неизвестным раньше. Я стала прокручивать в голове информацию, полученную после допроса Василия, и вспомнила одну вещь: он не смог дать нам список клиентов Ирины, но некоторых из них знал в лицо.
Я сразу же сообразил, куда клонит моя помощница. Однако сообразительность, проявленная постфактум, когда тебе все уже разжевали и положили в рот, немногого стоит. Заслуга полностью принадлежала Чаморро, а моя роль ограничивалась ответственностью за то, что я прозевал столь важный штрих в показаниях нашего давнего приятеля.
— Черт подери, Чаморро! Если у нас и вправду что-нибудь выгорит, то ты не зря получаешь зарплату, — признал я, не скрывая своего восхищения.
— У тебя сохранился телефон Василия?
Он у меня сохранился, и уже через полминуты я набирал номер. Мне повезло.
— Слушаю. — Голос Василия едва слышался на фоне мощного рева мотора.
— Привет, Василий. Сержант Бевилаква. В каких краях ты теперь обитаешь?
— А! Привет, сержант. Совсем неплохо.
Я не стал тратить драгоценное время на исправление лингвистических ляпсусов и приступил к делу:
— Василий, мне надо, чтобы ты посмотрел кое-какие фотографии.
— Чьи?
— Там увидишь. А потом скажешь, есть ли среди них какое-нибудь знакомое тебе лицо. Мне нужны твои координаты.
— Я сейчас в разъездах. Пошли их на адрес бара и сделай на конверте пометку: «Для Василия». Они передадут его мне в целости и сохранности.
Василий продиктовал мне название и адрес бара. Наш приятель все еще кружил по маленьким селениям в окрестностях Малаги.
— Василий, мне нужно как можно скорее получить от тебя ответ.
— Твое дело — послать фотографии, сержант, а я зайду за ними самое большее через три дня. Сейчас не могу сказать точно. Как идет расследование?
— Продвигается помаленьку, — соврал я. — Рассмотри фотографии внимательно, слышишь?
Добыв нужные снимки, мы сразу же отправили их в Малагу по самому быстрому каналу связи, оказавшемуся в нашем распоряжении. Затем я сел на телефон. У меня тоже родилась придумка, хотя наверняка не такая удачная, как у Чаморро. Моя идея была связана все с тем же первичным этапом следствия, которым мы пренебрегли в изнурительной погоне за результатом. Дозвониться было трудно, но с третьей попытки меня соединили с линией начальника эксплуатационного отдела атомной станции Луиса Давилы. Со времени нашего знакомства его голос почти не изменился и звучал с прежней строгостью и деловитостью. Однако мне послышались в нем настороженные интонации.
— Сеньор Давила, — начал я после традиционного обмена приветствиями, — нам бы хотелось поговорить с вами с глазу на глаз. По возможности, сегодня же.
— Боюсь, что… — Он замялся. — В общем, я не имею права.
Меня поразила его неуверенность.
— Но почему?
— Переговоры уполномочены вести официальные лица: ответственный за связи с общественностью и юрист, — объяснил он. — Да вы с ними уже знакомы. Я готов встретиться, но только в их присутствии. Таковы наши правила.
Когда имеешь дело с большим педантом, надо предвидеть подобное развитие событий. Я этого не учел, и теперь приходилось срочно искать выход.
— Буду с вами предельно откровенен, сеньор Давила, — сказал я. — Меня совсем не вдохновляет разговор в компании Собредо и еще меньше — вашего юриста. Мне нужны вы, а свидетели — только лишняя помеха и потеря времени. Я не могу допускать подобную расточительность и заверяю вас: у меня нет ни единой лишней минуты. Понимаю, вы должны подчиняться режиму вашего предприятия и все такое. Поэтому прошу считать данные обстоятельства исключительными. Речь идет о смерти вашего сотрудника. И, зная вас как человека широких взглядов, уверен, что вы поймете: есть ситуации, которые позволяют действовать в обход инструкции.
