Все, что ему нужно было сделать, лишь отпустить руками перила, выставить их вперед и притвориться, что ныряет, словно лебедь или чайка, заметив под водной гладью рыбу, чтобы схватить ее и затем на лету съесть. И затем будет полет, и воздух будет трепать его кудрявые волосы.
И он сделал именно это.
Он расслабил руки, позволив пальцам освободиться от бетонного ограждения. В то же время он расправился, выгнул грудь, шею, последний раз посмотрев на усыпанное звездами темное небо. Он видел огни приближающегося поезда и слышал хриплый кашель паровой машины, оттолкнулся ногами от края пропасти, и зевающая пустота начала заглатывать его немым вдохом. Он падал. Воздух все сильнее и сильнее гремел в его ушах. Но это не был прыжок в воду, а лишь падение…
«Мама, я не хочу… не буду…» — Ужасная вспышка ясности подобно молнии пронзила его сознание: — «…что я делаю?.. Мама… Папа…»
Отчаянная попытка удержаться за уходящее мгновение, ухватиться в попытке остановить падение. Но он падал. Мост уже был позади, и он кувыркался в воздухе — вместо того, чтобы ровно, нырнуть вниз головой…
Удар его тела о бетонные шпалы прозвучал вместе с криком.
Но он его не слышал. Пустота целиком поглотила его бытиё.
---
— Ты хотел меня убить, Оби.
Голос Арчи был смягчен своего рода страхом, и его глаза были широко раскрыты. В них было недоверие собственным словам.
— Правильно, Арчи.
— Но ты бы этого не сделал, Оби, не так ли? — к Арчи вернулся его старый знакомый голос, все такой же небрежный и с нотками презрения.
— Что ты имеешь в виду, говоря, что я бы этого не сделал?
— Лишь только то, что я говорю. В последний момент ты струсил.
Они стояли около машины Арчи на стоянке около школы, наблюдая за тем, как после завершения программы торопливыми шагами все расходятся по домам. С наступлением темноты похолодало. Воздух стал легче и прозрачней. Опустевшие киоски привносили в атмосферу школьного двора некоторый сюрреализм, словно взятый из какого-то кинофильма.
— Я не струсил, Арчи. Я запустил гильотину так, чтобы лезвие упало, не сложившись, по-настоящему…
— И отрезало бы мне голову? — начал кривляться Арчи. — Но это случилось, Оби?
— Рей Банистер… он предусмотрел защиту от «дураков», исключающую случайную ошибку. Он мне об этом никогда раньше не говорил, только сегодня вечером после представления.
В своем воображении, все еще находясь на сцене, Оби смотрел в пустоту.
Закрыв глаза, он ждал, зная, что какую-то долю секунды, лезвие будет падать, и затем раздастся истошный крик, хлынет кровь, и голова Арчи покатится по сцене или будет свисать с плахи… убийство, он переключил рычажок на убийство… и пытался отрицать мысль об ужасном факте, что этого не произошло. Но не прозвучало ни звука, а лишь пауза, повисшая вопросительным знаком, та длинная доля секунды, так похожая на вечность, и затем вместо крика ужаса был взрыв аплодисментов, тысячи хлопков в ладоши, вопли восхищения и приветствия. И Оби открыл глаза, чтобы опустить их, увидеть сложившееся лезвие и шею Арчи, целую и невредимую, совершенно нетронутую металлом. Он посмотрел на Рея Банистера в поиске ответа. Но Рей кланялся в ответ на бешеные аплодисменты благодарной публики и на громкую барабанную дробь ног по полу, всегда бережно хранимую для особых почестей. Он обратился жестом к Арчи, вскочившему на ноги и изящно замершему в стройной неподвижной позе, прямой, как лезвие ножа, пока воздух шипел от аплодисментов, словно содовая в стакане, перемешиваясь с воплями одобрения.
Позже, когда все уже вышли из зала, Рей Банистер подошел к Оби: «Я не знаю, что за черт тебя дернул, Оби, и не хочу этого знать. Но я еще раз с удовлетворением убедился в том, что замок безопасности работает. Ты что, совсем спятил?»
И он на него посмотрел с таким презрением и недоверием, что Оби начал наливаться кровью и потеть, взвешивая то, как далеко он зашел, чтобы совершить настоящее убийство, и не знал, поблагодарить ли Рея Банистера за этот замок безопасности или высыпать на него все свои проклятья.
Арчи прислонился к своей машине и закачал головой, признавая, что на этот раз кто-то все-таки сумел удивить его, удивить действиями, которые он неспособен был предвидеть.
— Поздравляю, Оби. Ты ушел гораздо дальше, чем я когда-либо мог подумать.
— Господь, Арчи… — встревожился Оби. Впервые за всю историю их отношений Оби услышал в голосе Арчи нотки восхищения и слова, в которых могли бы звучать похвала и восторг. И в это мгновение сладкого искушения Оби поддался этой хвале и этому восхищению. И вдруг понял, что с ним произошло. Что с ним сделал Арчи. Он подвел его к сути убийства. Чтобы получить от Арчи похвалу, нужно было захотеть кого-нибудь убить, даже если самого Арчи Костелло.
Он посмотрел на Арчи сощуренными глазами, гадая, что скрыто за его доверием и непосредственностью, несмотря на то тяжелое испытание, которое тому пришлось перенести, и в глазах Арчи нашел что-то еще. Что? И его вдруг осенило, отчего вдруг на мгновение он лишился дыхания.
— Подожди минуту, Арчи, — черный шар…
— И что черный шар? — удивленно спросил Арчи. В его глазах вспыхнул веселый огонек.
— Ты знал о защелке на крышке ящика, не так ли? Видел Картера и меня с черным ящиком.
Арчи кивнул:
— Ты никогда не сможешь быть преступником, Оби. Ты слишком очевиден, и всегда выглядишь подозрительно. И вдобавок ты неуклюж.
— Тогда, зачем ты все это прошел? Зачем взял черный шар?
— Мне нужно было знать, Оби.
— Что знать?
— Что бы произошло, и как далеко бы ты зашел.
— И ты сделал выбор? — Оби вывернул все так, чтобы восхищенным теперь выглядел он.
— У меня не было особого выбора, Оби. Я знал, что в «Тринити» никто не смог бы меня одолеть — ни ты, ни Картер, ни даже Брат Лайн. Никто не смог бы заставить меня проиграть.
— Почему же тогда все эти годы тебе ни разу не попадался черный шар? — но у Оби, конечно же, был ответ на этот вопрос. Он это понял, когда Рей Банистер показал ему фокус с шарами у себя дома, в тот день, когда они впервые встретились.
Арчи взмахнул рукой, и в его руке совершенно ни откуда возник белый шар, изящно вращающийся в его пальцах и также незаметно перемещающийся из одной руки в другую — шарик, похожий на маленькую, бледную луну, подпрыгивающую то на одной, то на другой ладони.
— Я давным-давно уже знаю о магазине в Ворчестере, — сказал он посмеиваясь. — Но не каждый раз я проделывал этот фокус, Оби. Много раз я по-настоящему рисковал, и должен был это делать, испытывать судьбу, и ни разу не терял…
Оби затряс головой. Кажется, он всегда тряс головой, когда рядом был Арчи. Он тряс головой в тревоге, в восторге или в отвращении, и не каждый раз знал, почему он это делает.
— Можно тебя о кое-чем спросить, Оби?
— Конечно, — «Но ты все-таки получил, Арчи». Ему вдруг захотелось уйти от него как можно дальше и как можно дальше от «Тринити», словно им было совершено убийство. И ему, как и любому убийце, нужно было оставить место преступления.
— За что, Оби?
— Как это за что?
— За что ты хотел меня убить?
— За что? — перепросил Оби, и теперь он удивился на самом деле. — Ты что, слепой, Арчи? Разве не видишь, что произошло в «Тринити» на сей раз? Что ты сделал со мной, со всеми?
— И что же я сделал? Скажи мне, что я сделал?
Оби подкинул руку в воздух, его жест обозначил все гадости, произошедшие под командой Арчи, под его руководством: издевательства над младшими, загубленные надежды: Рено прошлой осенью, бедный Табс Каспер этой весной и все остальные, включая учителей, например, Брата Юджина.
— Ты знаешь все то, что ты натворил, Арчи, не стоит составлять список.
— Ты во всем этом меня обвиняешь, правильно, Оби? Ты, Картер и все остальные. Арчи Костелло, плохой парень. Злодей. Арчи — ублюдок. «Тринити» была бы таким замечательным местом без Арчи Костелло. Правильно, Оби? Но это — не я, Оби, не я…
— Не ты? — закричал Оби. Ярость прочистила ему горло, заполнила собой его грудь, живот. — Какого черта, не ты? Здесь могло бы быть замечательно, Арчи, годы в «Тринити» могли бы быть лучшими для каждого из нас. Господь, кто еще, если не ты?
— На самом деле хочешь знать — кто?
— Ладно, кто же тогда? — Оби давно уже был сыт этим дерьмом, старым дерьмом Арчи Костелло.
— Это — ты, Оби. Ты, Картер, Баунтинг, Лайн и все остальные. Но в особенности ты, Оби. Никто не принуждал тебя что-то делать, приятель. Никто не заставил тебя вступать в «Виджилс». Никто не выкручивал тебе руки, чтобы ты стал секретарем «Виджилса». Никто не платил тебе, чтобы ты вел записную книжку, в которой будет всякое дерьмо о каждом, кто учится «Тринити», его слабости, болевые точки. Записная книжка сделала твою работу еще легче, не так ли, Оби? И какова была твоя работа? Найти жертву. И ты ее благополучно находил. Ты нашел Рено, Табса Каспера и Гендрё. Гендрё был первым, помнишь, когда ты учился здесь лишь второй год? — Как тебе все это нравится, Оби? — Арчи провел пальцем по металлу машины, и прозвучавший скрежет был похож на устную восклицательную ремарку. — Знаешь что, Оби? В любое время ты мог бы сказать «нет», когда угодно. Но ты… — в голосе Арчи было презрение. И он произносил имя Оби так, словно это была капсула с химикатом, вставляемая в унитазный бочок, для окрашивания водосмыва в голубой цвет и для устранения запаха в туалете. — О, я — всего лишь козел отпущения, Оби, для тебя и для всех остальных в «Тринити» — все это время. Но у тебя, приятель, есть свободный выбор — то, о чем всегда говорит Брат Эндрю на Истории Религии. Свободный выбор, Оби, и ты его сделал…
