собой на стол.
– Так по какому вопросу вы пожаловали?
– По делу семейному, которое, как мне кажется, должно представлять для вас особый интерес.
– Уже нет таких вещей, которые представляли бы для меня особый интерес, молодой человек, – проговорил старик тихо, смотря на свои руки, которые неподвижно лежали на столе, – говорите уже, что за дела?
– Сын ваш, Виктор, – начал Петро, но фразу специально не закончил. Его взгляд внимательно следил за собеседником, вернее, его реакцией. И реакция последовала незамедлительно. Старик вздрогнул, будто кто-то уколол его и быстро поднял глаза на Петро. – Ваш сын Виктор, – продолжил он после паузы, – пропал без вести в конце девяностых, верно?
– В девяносто седьмом. Да.
– И до текущего момента о нем ничего не известно?
– А у вас что-то есть? – ответил вопросом на вопрос старик, голос его вдруг изменился.
– Нет, точнее не совсем.
– Тогда чем все-таки обязан?
– Позвольте сначала рассказать о себе. Меня зовут Петр Афанасьев, я член коллегии адвокатов и, так сказать, по совместительству один из основателей организации, которая занимается поиском пропавших людей.
– Что вы хотите, Петр Афанасьев?
– Мы хотим продолжить поиски вашего сына.
– Его нет… Он мертв и мертв уже давно…
– Вы так уверены в этом? Вы видели его тело?..
Владимир Петрович внимательно посмотрел в лицо сидевшего перед ним гостя. Петро точно так же рассматривал его. Несколько минут оба молчали, и эти несколько минут Петро наблюдал, как эмоции, сменяя одна другую, отпечатывались на суровом, морщинистом лице проработавшего всю свою жизнь на одном заводе электрика. Ему казалось, он мог прочитать их все. Сначала была апатия, как зеркало души отражала она пустоту его жизни, потом, при упоминании имени Виктора, первая робкая надежда на то, что вот-вот появится что-то новое, какой-то свежий обрывок информации о том, кого ждал он и искал все эти годы. Но вот надежда сменилась злобой, этот пижон в галстуке с белой рубашкой ничего не знал, по крайней мере ничего нового, ничего того, что могло бы помочь ему найти Витю, он лишь пытался дурачить его, вселяя надежды, которые не имели под собой никакого серьезного основания. И вот в конце пришел страх. Страх, как тогда, как в первые дни, месяцы, годы после того, как Витя исчез, страх неопределенности и ужаса от одной мысли о том, что сына его уже нет и что он больше никогда в своей жизни его не увидит.
– Нет, я не видел тела, – проговорил он и в голосе его слышалась уже злоба. – Нет его, он не вернется уже никогда и вы… вы должны знать это лучше меня.
– Я? – такая формулировка ответа слегка удивила Петро. – Но, позвольте, что именно я должен знать?
Владимир Петрович молчал, взгляд его не отрывался от лица Петро. Взгляд его, холодный и злобный, будто сверлил его. Петро вдруг почему-то стало настолько неприятно под этим тяжелым взглядом, что он отвернулся куда-то в сторону и начал рассматривать пожелтевшие от старости занавески на окне.
– Послушайте, – начал он через несколько минут, когда пауза уже слишком затянулась, – у нас, возможно, возникло какое-то недопонимание. Я не знаю ничего о вашем сыне, вернее, знаю, но в общих чертах, что он исчез и что его до сих пор не нашли. Но я, то есть мы, наша организация, мы хотим помочь вам, помочь на совершенно безвозмездной основе. У нас есть ресурсы, людские и финансовые, есть волонтеры и мы хотим продолжить поиски, которые забросили еще в конце девяностых.
– Скажите честно, зачем вам это всё надо?
– Мы помогаем людям.
– Поздно помогать! Прошло уже столько времени…
– Это не помеха! Среди найденных нами есть те, кто пропал даже во времена Великой Отечественной Войны.
– Виктор мертв, – покачал головой Владимир Петрович и взгляд его, теперь уже грустный и унылый, снова опустился на свои большие и черствые руки. – Ищите его, не ищите, это уже ничего не изменит. Живого Витю, того, каким остался он в моей памяти, вы уже не найдете. Ваши ребята искали его десять лет и толку от этого не было никакого.
– Наши – нет, не искали, – с деликатной улыбкой поправил его Петро.
– Не важно, ваши – не ваши. Его искали милиция, военные, его искали спасатели или делали вид, что искали. Но результат был ноль! Почему вы думаете, что в этот раз что-то выйдет?
– Открою вам небольшой секрет, Владимир Петрович, – Петро решил пойти на небольшую уловку, – это были девяностые: криминал, рэкет, сплошное взяточничество. Милиция и эти ваши спасатели были заняты совершенно другими вещами. У них не было ни времени, ни желания искать тех, кто исчезал десятками, а то и сотнями после разных разборок. Вы говорите, что его искали – но это не так, Владимир Петрович, вам просто врали!
Владимир Петрович молчал, он сидел неподвижно и рассматривал цветы на старой выцветшей скатерти. Петро воспринял его молчание как согласие и позволение продолжать.
– Понимаете, в те времена все занимались своими делами – накоплением, коммерциализацией. Это безумство – заработать как можно больше денег, охватывало тогда всех. Милиция, военные, как вы говорите, спасатели, они все думали только об одном – деньгах, а долг их интересовал лишь так, как что-то побочное, что не должно было мешать основному бизнесу. У нас был случай, кстати, – Петро откинулся на спинку стула, от чего тот жалобно затрещал, и принялся импровизировать, что получалось у него всегда очень хорошо, – мы нашли останки одного из погибших, а оказалось, что родственники его давно уже похоронили. Милиция, чтобы закрыть дело и поставить себе галочки, просто отдали родственникам тела кого-то другого. Бомжа или никем не опознанного истлевшего трупа. Родственникам, а вы представляете, что можно было им наплести в их тогдашнем состоянии, сказали, что это-то и есть тот, кого они искали. И ведь верили! Да если и не верили, то что? Лабораторная экспертиза, судебно-медицинское исследование, анализы ДНК. Но… вы же сами понимаете, это были девяностые, страшное время, когда просто не было тех, кому можно было бы доверять.
– Меня вызывали несколько раз на опознания, но каждый раз это был кто-то другой…
– Представляю ваши чувства тогда. Вы, кстати, один ходили?
– С женой.
– Понятно, а где она, кстати, сейчас?
– На Южном.
– Простите?
– На Южном кладбище.
– Мои соболезнования! – лицо Петро приняло вид крайне сочувствующий. – Но можно поинтересоваться, почему именно на Южном?
– А что вас здесь удивляет? – угрюмо, смотря в край стола, проговорил Владимир Петрович.
– Да… ничего, только ведь это совсем не рядом с вами. Я просто знаю, что вы проживаете
