Молодой охранник-мужчина направился к стальной двери.
Дарби следила за секундной стрелкой, ползущей по циферблату настенных часов.
Прошло почти две минуты, и запищал зуммер. Замки щелкнули.
Охранник открыл дверь.
Дарби почувствовала, как сердце подступило к горлу и замерло, готовясь оборваться. Похожие ощущения она испытывала, десантируясь по тросу с вертолета на тренировке полицейского спецназа. На негнущихся ногах она прошла мимо охранника и вошла в комнату для свиданий.
Джон Иезекииль больше ничем не походил на человека, моментальный черно-белый образ которого запечатлелся у нее в памяти. Его густые светлые волосы приобрели тусклый желтоватый оттенок, какой она часто наблюдала у курильщиков. Мышцы у него стали дряблыми, и его бледная кожа в свете флуоресцентных ламп, висящих над головой, казалась почти прозрачной.
— Доброе утро, доктор Дарби МакКормик.
Она представляла себе, что он окажется обладателем сочного и густого баса. Голос же Иезекииля, легкий и воздушный, напомнил ей клерка за стойкой регистрации в отеле, готового услужить новой постоялице.
Вновь пропищал зуммер. Электронные замки щелкнули, закрываясь, и Дарби ощутила, как этот звук гулким эхом отозвался у нее в груди.
Она подошла к столу.
— Откуда вы знаете, что я — доктор?
— Я слежу за вашей карьерой еще с тех пор, как впервые прочитал о вас в газетах, — ответил он. — О вас много пишут. Вы — дознаватель по особо важным делам, Бюро судебно-медицинской экспертизы Управления полиции Бостона. Вы специализируетесь на судебно-медицинской экспертизе и девиантном поведении представителей преступного сообщества. Другими словами, таких людей, как я.
Дарби выдвинула стул и села. Иезекииль смотрел на нее через стол. У него были тусклые, безжизненные глаза мраморного бюста.
«Наверное, это от лекарств», — подумала Дарби.
Иезекииль страдает шизофреническим расстройством, причем депрессивного типа, вылечить которое труднее всего. Если верить истории болезни, в настоящий момент ему вводят нейролептик клозарил и литий, нормотимик, или стабилизатор настроения.
— Мне передали, что вы хотели поговорить со мной об Эми Холлкокс.
— Вы имеет в виду Кендру Шеппард, — поправил он ее.
— Кто это?
— Вы знаете, кто она такая. — Иезекииль подался на стуле вперед, и цепи его протестующе зазвенели. Он не отрывал взгляда от ее лица. — Ложь — плохой способ построить взаимное доверие. Я не скажу вам правды, если не смогу доверять, понимаете?
— Да.
— В таком случае, не лгите мне больше. В противном случае наша беседа закончится немедленно.
— Понятно. Почему вы хотели поговорить со мной именно о Кендре Шеппард?
— Вы проверили комнату на предмет подслушивающих устройств?
— Нет.
Похоже, он был озадачен.
— Почему?
— Прослушивание нашей беседы тюремными властями незаконно.
— Но камеры наблюдают за нами.
— Да, наблюдают, но, могу вас уверить, нас никто не подслушивает.
— А кто вас уверил в этом? Охранники по другую сторону двери?
— У меня нет с собой соответствующего оборудования, чтобы проверить, нет ли в этой комнате «жучков», мистер Иезекииль. Что, по-вашему, мы должны сделать?
— Сядьте рядом со мной. Я буду шептать вам на ухо.
— Мне это не нравится.
— Я не причиню вам вреда, если вас это беспокоит. Просто не могу. Взгляните.
Он попробовал поднять скованные кандалами запястья. Ему это, естественно, не удалось, Дарби знала, что они соединены с цепью на поясе, а сам он дополнительно прикован еще и к стулу.
— Это для вашей же безопасности, — настаивал он. — И для моей.
— Пусть так, но тюремные правила не позволяют этого.
— Попросите их об этом. Пожалуйста.
— Нет.
— Мне очень жаль, но тогда я не стану разговаривать с вами.
Дарби встала.
— До свидания, мистер Иезекииль.
— Будьте осторожны на улице. Она постучала в дверь.
— И обещайте мне держаться подальше от ФБР, — бросил ей в спину Иезекииль. — Я не доверяю этим сукиным сынам.
Дарби вышла в соседнюю комнату, под яркий и резкий свет флуоресцентных ламп, спрашивая себя, а не стоит ли пойти навстречу параноидальным желаниям шизофреника.
Иезекиилю было известно настоящее имя Эми Холлкокс. Кендра приходила к нему на свидание, они разговаривали, а теперь она мертва. Ее сын пытался покончить с собой, после того как человек, выдающий себя за федерального агента, ворвался в больничную палату, угрожая мальчику предупредительным арестом с целью защиты. Причем этот человек действительно был агентом ФБР по имени Питер Алан, который предположительно погиб двадцать лет назад, а сейчас лежал в морге.
Оба охранника смотрели на Дарби. Она рассказала им о просьбе Иезекииля.
Мужчина-охранник, Билли Мышца, покачал головой.
— Мы не можем разрешить ничего подобного ни за какие коврижки, — решительно отрезала охранница. — Этот заключенный известен своей дурной привычкой кусаться. Не дай бог, он отгрызет вам ухо, и до свидания.
— Он уже проделывал такие штуки? — спросила Дарби.
— Дважды. В последний раз он едва не проглотил ухо. Ему это не удалось, но он изжевал его так сильно, что хирург не смог пришить его обратно. Или вам хочется разгуливать с отгрызенным ухом?
— Оно будет отвлекать внимание от моих шрамов.
— А мне казалось, что докторам полагается быть умными.
— Я поговорю с директором Скиннером, — решила Дарби. — Где у вас телефон?
Поначалу Скиннер отказал наотрез. Но Дарби не сдавалась, приводя все новые доводы и не сводя глаз с Иезекииля на экране монитора. Тот пытался заглянуть под стол в поисках подслушивающих устройств.
Дарби уже некстати вспомнила рассказ Скиннера о том, что Иезекииль «застеклил» одного из медбратьев психиатрического отделения, как вдруг директор тюрьмы заявил:
— Ладно, делайте как знаете. Но если Иезекииль причинит вам вред, мое исправительное заведение не несет за это ответственности.
— Понимаю.
— Нет, я хочу, чтобы вы произнесли это вслух.
— Я беру всю ответственность на себя.
Снова оказавшись в комнате для свиданий, Дарби, после того как двери закрылись, взяла стул и, развернув его спинкой к столу, поставила рядом с Иезекиилем. Если он выкинет какой-нибудь фокус, у нее, по крайней мере, будет место для маневра.
— Вам нужно придвинуться поближе, — сказал он.
Она поставила свой стул вплотную к его.
— Благодарю вас. — Иезекииль улыбнулся, обнажив пожелтевшие кривые зубы. — Вы храбрая женщина, доктор МакКормик. Очень собранная, отлично владеющая собой. Уверен, если бы у вас была такая возможность, вы бы разорвали меня на части голыми руками.
— Вы правы. Именно так я и поступлю.
— Ценю вашу честность. Присаживайтесь.
Дарби ощутила запах табака, въевшегося в оранжевую робу заключенного, и медицинский запах шампуня, которым тюрьма дезинсектировала своих постояльцев. У Иезекииля оказались пожелтевшие от никотина пальцы и грязные ногти. Эти самые пальцы сжимали рукоятку пистолета, убившего ее отца.
Глаза Иезекииля больше не были безжизненными. Напротив, они стали яркими и живыми, в них засветилось удовлетворение.
— От вас чудесно пахнет, — заметил он.
— Не могу сказать того же о вас.
Он негромко рассмеялся.
— Что с вашим лицом?
— Несчастный случай, — ответила Дарби.
— Просто удивления достойно, как вы похожи на него, — на вашего отца, я имею в виду. У Томми были такие же темно-рыжие волосы и пронзительные зеленые глаза. Генетика вообще странная штука, вы не находите?
— Вы знали моего отца?
— Очень хорошо. Я восхищался им. Я могу придвинуться ближе?
Дарби кивнула. Цепи зазвенели, когда Иезекииль пошевелился. Она почувствовала, как его бакенбарды задели ее щеку.
Он приблизил губы к ее уху, так что теперь она слышала каждый его вдох. Изо рта у него исходил неприятный запах — так пахнет порыв жаркого и душного воздуха подземки, вылетающий из туннеля при приближении поезда.
— Кендра познакомила меня с вашим отцом, — прошептал он. — Кстати, я слышал о том, что случилось с ее сыном. Как он?
Она придвинулась к нему и сказала на ухо:
— У него умер мозг. Кто его отец?
— Кендра говорила, что какой-то парень обрюхатил ее, но она решила оставить ребенка. Она отказалась назвать мне имя отца. Кому-нибудь удалось поговорить с мальчиком, прежде чем он выстрелил в себя?
— Мне удалось, хотя и совсем немного. Он хотел увидеться с моим отцом. Мальчик не знал, что он погиб.
— Кендра тоже не знала этого, пока не вернулась в Белхэм.
