– У тебя есть другие бумаги.
– Я все отдал, – выдавил я, пытаясь продышаться и срочно придумать что-нибудь.
– Пора тебя убить.
– Нет, подожди. Ты прав, есть еще бумаги, но они… у меня в гостинице.
– Видно, ты совсем не дорожишь своей жизнью, – сказал он, не сводя с меня своих плоских бесцветных глаз, потом приложил мне нож к шее пониже затылка и провел им по коже. – Ну, как скажешь.
Не раздумывая больше, я ударил его в живот – он болезненно выдохнул, покачнулся, схватившись за бок, и упал. В это время я уже мчался прочь по улице, маша руками подъезжавшему такси и крича водителю, чтобы он остановился. Открыв дверцу, я упал на заднее сиденье, задыхаясь от бега и потрясения.
– Allez, allez! Вперед, поехали!
Потом я оглянулся: верзила поднимался с земли, глядя вслед отъезжающему такси.
Водитель поинтересовался, как меня занесло ночью в такой нехороший район, но я не ответил. Первым делом я нащупал спрятанный за подкладку квадратик бумаги. Потом потрогал шею сзади – на ладони была кровь. Кроме того, на руках обнаружились свежие царапины, джинсы на коленях были порваны, колени разбиты.
Трясущимися руками я нашарил карточку в кармане рубашки. Геройствовать мне совсем расхотелось. Я набрал номер и поднес телефон к уху.
64
В дверь номера я постучал ладонью – костяшки пальцев были разбиты так, что пальцы распухли и не сгибались.
Смит открыл дверь. Он был в трусах и футболке, с заспанными глазами.
– Напали, – сказал я, и у меня вдруг подогнулись колени.
Смит подхватил меня, отвел в ванную, захлопнул крышку унитаза и велел мне сесть. Он помог мне снять куртку и рубашку, намочил мочалку холодной водой и смыл кровь. «Ничего страшного, рана неглубокая». – Он открыл аптечку, достал оттуда бутылку спирта и протер мне шею, затем помог подняться на ноги.
Я вымыл руки; стекавшая с них вода была вначале красной, потом розовой.
Смит и их полил спиртом, а когда я поморщился, велел не капризничать.
– Ну, теперь рассказывай, что случилось.
Я попытался объяснить, довольно бессвязно, как этот тип появился ниоткуда и что было потом.
– Ты узнал его?
– Да, это тот парень, с которым мы дрались недавно.
– Ты убил его?
– Нет.
– Как же тебе удалось уйти?
– Я крутой парнишка, ты ведь знаешь. Ты же читал о моих подвигах.
– Да, очень крутой, – сказал Смит. – Снимай штаны.
– В смысле?
Он показал на мои колени: джинсы были порваны и испачканы кровью. Спустив штаны, я снова уселся на крышку унитаза.
– Так что же ему было нужно? На сей раз говори правду, Перроне.
– Может, после всего, что тут сейчас было, ты будешь обращаться ко мне по имени? Смотри, я уже даже без штанов.
Мне почти удалось его рассмешить. Смит дал мне мочалку промыть колени, и спросил, есть ли у меня запасные штаны и рубашка. Да, ответил я, в номере гостиницы.
– Хорошо. Итак, человек, с которым ты дрался… Значит, у него огнестрельное ранение?
– Он схватился за бок, так что, скорее всего, да. Иначе бы я не ушел.
Смит перевел меня в комнату и предложил единственный удобный стул. Я впервые окинул взглядом его номер: простой и практичный, в деловом стиле или даже вообще без стиля. Он достал из холодильника две маленьких бутылочки:
– Скотч или водка?
Я ответил, что не пью.
– Ах, да. Я забыл, – он вручил мне стакан воды. – Держи, Счастливчик.
Я смущенно хохотнул.
– Тебя правда зовут Джон Смит?
– Джон Вашингтон Смит.
– Хоть какая-то изюминка, – отозвался я.
– А теперь расскажи мне то, чего не сказал раньше.
Воду я выпил, но это почти не помогло успокоиться. Я хотел виски, практически чувствовал его вкус. На несколько секунд закрыв глаза, я мысленно произнес слова, которые знал наизусть: Честность – Надежда – Вера – Мужество – Искренность – Готовность – Смирение – Братская Любовь – Справедливость – Настойчивость – Духовность – Служение. Сам процесс произнесения этих слов помогал больше, чем их смысл. После этого я сказал Смиту, что готов.
Я рассказал, как нашел листы из дневника за картиной Вермеера и как утаил их от того типа, который на меня напал. Посмотрев на свои разбитые колени и руки, я признался, что переоценил свои силы. Смит не воспользовался возможностью позлорадствовать, и я был ему благодарен за это.
Потом я спросил, что делать дальше.
– Теперь, когда мы знаем, что искать, пойдем смотреть картину.
– Куратор в Лувре ни за что не согласится устроить мне еще один частный просмотр.
– Сотрудник Интерпола вправе сделать соответствующий запрос. – На лице Смита промелькнуло уже знакомое мне выражение. Он что-то не договаривал.
– Скажи мне.
– Что сказать?
– То, о чем ты сейчас промолчал. Я выложил все, что знал. А ты?
Смит подошел к окну, раздвинул занавески и выглянул на улицу.
– Мне нечего рассказывать, – ответил он. – Это ты скрывал информацию, а не я.
– И я уже покаялся.
Смит выразил сожаление, что мне пришлось пострадать, чтобы прийти к этому чувству, и что с этого момента ему от меня требуется честность, и не только потому, что на кону моя жизнь.
– Но это важный фактор, – заметил я и дал ему слово больше ничего не скрывать и не геройствовать. Я протянул ему руку, и Смит пожал ее, а я все это время ждал, что он выскажет то, о чем умалчивает.
– Килл Ван Калл, – прочел он мою татуировку на руке.
– Так называлась наша шайка, но ты ведь это и так знаешь?
– В твоем деле есть даже фотографии.
– Моих татуировок?
– Нет. Твоих дружков, всей вашей шайки, – он вытряхнул из пачки еще одну сигарету. – Значит, инициалы на картине… Нам нужно быть уверенными, что Перуджа написал правду.
– Я в этом не сомневаюсь.
– Возможно. Но с этого момента мы будем руководствоваться скептицизмом и осторожностью.
– Осторожность обещаю, – согласился я и спросил, нет ли у Смита каких-то предположений, что это за тип на меня охотится.
– Да кто его знает. Бандит какой-то. Нанялся делать за других грязную работу, действует в их интересах. – Он пожал плечами. – Не перестаю удивляться, на что только не идут люди, чтобы завладеть куском холста, покрытого краской.
– Это не просто холст с краской.
Смит кивнул, а затем рассказал, к чему он сам стремится. Если Перуджа написал правду, то Смит хотел бы стать тем самым агентом Интерпола, который обнаружит, что висящая в Лувре «Мона Лиза» является подделкой.
Прекрасно, согласился я и выложил, что нужно мне: право рассказать миру историю прадеда, потому что это и моя история.
– Хорошо, – согласился Смит. – Как только я раскрою дело, ты получишь это право. Но работаем вместе. Никаких секретов друг от друга.
– Никаких, – подтвердил я.
Он вернул мне кожаную куртку и испачканную кровью рубашку, посмотрел на часы и велел пойти в гостиницу и поспать несколько часов:
– Уже очень поздно, а у нас впереди много дел.
Но я попросил у него выходной. Мне нужно было кое-что сделать.
– У нас нет времени, чтобы тратить его попусту.
– Мне нужно кое с кем повидаться, – попросил я, – во Флоренции. Можешь поехать со мной, если не доверяешь.
– Нам нужно остаться в Париже и сходить в Лувр. Нужно задержаться здесь на какое-то время.
– Это не займет много времени! Я могу слетать во Флоренцию и вернуться на следующее утро. Мне нужно всего лишь двадцать четыре часа.
Смит спросил, к кому я так спешу, и я сказал, что к человеку, который не имеет к нашим делам никакого отношения.
– К той блондинке?
– Так значит, ты следил за мной – за нами – во Флоренции.
– Да. И тот тип, конечно, тоже. Возможно, и еще кто-нибудь.
– Мне нужно ее увидеть! Хочешь, чтобы я тебя умолял?
– Ты случайно не собираешься сбежать?
Я пообещал, что никуда не сбегу.
Смит несколько секунд раздумывал, не зная, на что решиться.
Я убеждал его, что мне можно доверять, и я не шутил.
