Глава 17
Паровой котел, который вот-вот взорвется
На следующий день новость усиленно муссировалась всеми средствами массовой информации. Более остальных усердствовали радио и некоторые телевизионные каналы. Журналисты взахлеб описывали содержимое свинцового контейнера и предостерегали, что его нельзя вскрывать ни при каких условиях. Согласно официальной версии некий злоумышленник угнал фургон со страшным грузом прямо из Гвадалахары, хотя не исключались и другие города провинции. Пока радиоактивные материалы находились в контейнере, они не представляли собою опасности, однако извлеченные наружу могли причинить сильные ожоги, а через определенный промежуток вызвать несовместимые с жизнью поражения всего организма. Сама атомная станция в новостях не упоминалась. То ли по настоятельной просьбе ее владельцев, то ли по собственному разумению, как ни странно, не лишенному здравого смысла, но наверху решили замять надвигавшийся скандал впредь до выяснения обстоятельств дела.
Начальник эксплуатационного отдела обещал держать нас в курсе служебного расследования. В первую очередь меня интересовало, оправдаются ли те подозрения, которыми он поделился с нами вчера, и когда истечет срок моего добровольного обета молчания. Чтобы не сидеть сложа руки, но вместе с тем не нарушать данного Давиле слова, я поручил Чаморро навести справки об отличительных свойствах похищенных радиоактивных отходов и о результатах их воздействия на человека. Сведения, добытые моей помощницей из разговора с экспертом по ядерной энергии, сводились к следующему: активность источника настолько велика, что даже при непродолжительном нахождении в зоне излучения без специальной защиты легкомысленный смельчак рискует превратиться в кучку пепла. А с применением недостаточных мер предосторожности, в зависимости от толщины слоя и типа защитных материалов, источник спровоцировал бы непредсказуемые по своей тяжести последствия самого широкого спектра, причем как сиюминутного, так и длительного характера. Я велел Чаморро основательно изучить эти отрицательные последствия и приготовить мне подробное описание симптомов лучевой болезни.
В целях максимального использования оставшихся у нас в запасе дней и средств я в тот же день взялся за раскручивание другого следа. Он привел меня на площадь Леалтад,[79] где по иронии судьбы, слишком очевидной, чтобы остаться незамеченной, находилась мадридская фондовая биржа.
Патриция Салдивар работала в одной из инвестиционных компаний и занимала там солидную должность. Мне подумалось, что тут не обошлось без ее родителя, чей внушительный капитал обеспечил ей быстрое продвижение по служебной лестнице и наверняка, хотя бы частично, был вложен в ценные бумаги при посредничестве все той же компании. Таким образом, старый лис убивал одним выстрелом двух зайцев: делал деньги из воздуха и укрощал свое строптивое чадо, поскольку взбалмошная девчонка взрослела буквально на глазах, превращаясь в квалифицированного специалиста по финансам, — весьма полезный навык, который, безусловно, пригодится ей в недалеком будущем. К моему величайшему удивлению, Патриция оказалась единственной дочерью Салдивара, а посему наследницей всего его движимого и недвижимого имущества вместе с высоким положением в обществе, отвоеванным отцом в жестоких битвах за место под солнцем.
Помещения инвестиционной компании располагались в одном из зданий на площади, недалеко от отеля «Ритц». Я подъехал туда около полудня и угодил как раз в перерыв. Передо мной встала дилемма: либо ждать, когда она выйдет на обед, либо взять ее на абордаж прямо в офисе. Каждый из вариантов имел свои недостатки и преимущества, и пока я раскачивался, взвешивая все за и против, Патриция появилась в дверях собственной персоной. Мне бросились в глаза ее элегантный пепельно-серый костюм с довольно короткой юбкой и мобильный телефон в скрещенных на груди руках. Она огляделась и небрежной походкой зашагала к отелю «Ритц».
Сыскная работа требует от детектива способности принимать молниеносные решения, поэтому я, не раздумывая, устремился за ней следом. Она обогнула отель, пересекла улицу и двинулась в сторону музея «Прадо». Я держался метрах в тридцати сзади, теряясь в догадках по поводу конечной цели ее путешествия, и, очутившись на углу музея, подумал, что, скорее всего, она повернет направо и перейдет на противоположный тротуар бульвара — там располагались многочисленные магазинчики и кафе, где можно было перекусить или сделать мелкие покупки. Но Патриция сначала прошла вдоль фасада «Прадо», потом взяла чуть наискосок, влево, и продолжала свой путь, пока не уперлась в ворота Ботанического сада.
Я заплатил за входной билет почти сразу после нее, тем не менее она успела нырнуть в густые заросли боковой дорожки и мгновенно в них растворилась. Немного погодя я нашел ее сидящей на скамейке под сенью огромного дерева. Она смотрела вверх, нежась в мягких солнечных лучах. Стоял чудесный октябрьский день, в меру теплый и в меру прохладный.
Я шел неторопливо, дав ей время заметить появление непрошеного гостя. Сначала Патриция не обратила на меня никакого внимания, но когда я приблизился к ней на расстояние трех или четырех метров, окинула меня недоуменным взглядом, и мне показалось, будто она роется в туманных глубинах подсознания, отыскивая похожее лицо.
— Добрый день. Ты меня помнишь? — спросил я, стараясь выглядеть как можно естественнее.
— Что-то знакомое, но… — ответила она растерянно.
Я вынул свой бумажник и показал ей удостоверение.
— Гвардеец, — подсказал я.
Патриция кивнула головой и помолчала несколько секунд. Потом вдруг преобразилась, и я вновь увидел перед собой ту бесцеремонную девицу у бассейна, которая жаждет подчинить своему влиянию любого человека, стоит ему попасть в ее поле зрения.
— Какая встреча! — воскликнула она насмешливо. — Вот уж никак не предполагала, что сюда забредают гвардейцы. Должно быть, я ошибаюсь, однако здешняя атмосфера слишком отдает декадансом, чтобы прийтись по вкусу блюстителю порядка.
Я чуть было не поделился с нею воспоминаниями о том, как, учась на факультете, прогуливал лекции и проводил утро в Ботаническом саду за чтением Марселя Пруста,[80] однако неуместные излияния только вредят делу. К счастью для тех, кто хочет скрыть свои истинные намерения, люди имеют обыкновение судить о других по устоявшимся примитивным шаблонам, и в таких случаях разумнее сделать вид, что ты скроен и сшит по их мерке.
— Я тоже не ожидал встретить здесь ведущего сотрудника компании да еще в тот момент, когда он сбегает из офиса в разгар рабочего дня и, устроившись в тенечке, отдыхает от трудов праведных, — вторил я ей, входя в образ, соответствовавший ее поверхностным представлениям о себе подобных.
— Почему ты решил, что я ведущий сотрудник?
— По костюму. Не забывай о моей профессии. Гвардейцы знают толк в таких вещах, вернее, должны знать толк.
Патриция прищурилась.
— Насколько я поняла, ты здесь с официальной миссией?
— И сам не понимаю. — Я пожал плечами. — Все зависит от твоих предпочтений. До некоторой степени, я предоставляю тебе свободу выбора.
— Мне все равно, — ответила она, отведя взгляд в сторону. — Я наслаждаюсь обществом моего любимого дерева и не нуждаюсь в другой компании.
Я задрал голову.
— Красивое, ничего не скажешь, — одобрительно бросил я.
— Оно не просто красивое, а самое замечательное в Мадриде. И не столько по размерам, сколько по совершенству формы. Его привезли с Кавказа. Блестящая идея, ты не находишь?
Я перевел взгляд вниз, на черную табличку, где содержались сведения, подтверждавшие слова Патриции. Однако я не мог оценить дерево по достоинству, так как находился слишком близко, но даже на таком расстоянии бросались в глаза его величественная стать и симметричные очертания кроны.
— Помимо всего прочего, — объясняла Патриция, — мое дерево, как и все истинно благородные виды, относится к листопадным. Сосны, эвкалипты и прочая дрянь, засорившая наши города, по своим биологическим свойствам больше тяготеют к грибам, чем к растениям. Настоящие деревья должны умирать, чтобы возродиться весной в расцвете новых сил. Полной жизнью живет лишь тот, кто не боится смерти.
— Я никогда об этом не задумывался.
— Мы не понимаем их природы, — рассеянно продолжила она. — В отличие от нас они живут сотни лет, но, несмотря на то, что наша жизнь несопоставимо короче, мы единственные существа на земле, которых им следует бояться. Парадоксально, не правда ли? За примером далеко ходить не надо: лет тридцать назад это дерево чуть не загубил врезавшийся в него на всей скорости грузовик.
— Какая жалость, — искренне посочувствовал я.
