— Ну, ты как? — спросил Иванов.
— Нормально. Не слабо мы сегодня постреляли! — произнёс Сергей бодро.
— Ты стрелял? — поинтересовался Иванов.
— А кто из пулемёта троих в селе уложил?
— Всего? — решил подначить спецназовца Иванов. — Не маловато ли для снайпера?
— А сам-то, что ж с двух шагов в толпу ракетами не попал? — не зло огрызнулся спецназовец. — Воевать — не языком трепать.
— Ладно, — примирительно улыбнулся Иванов. — Будем считать, что арию на пулемёте ты исполнил качественно и от души.
— Я чуть не исполнил арию выпавшего птенца… от души! — проворчал Сергей. — Ты там рулил бы поаккуратнее. А то я как одну землю перед мордой увидел, так чуть вместе с пулемётом из открытой двери не вывалился. Хорошо, что у вас в дверях перекладина поперёк: за неё зацепился и молился, чтобы выдержала. Ногами в края двери упираюсь, а пошевелиться не могу, — прижало к полу и выдавливает. Такого «удовольствия» на высоте я ещё не получал никогда. Чуть все штаны не обмочил. Истребитель, бля, хренов, помягче нельзя было?
Иванов представил, сколько страха натерпелся спецназовец на высоте шестисот метров у открытой двери:
— А если б ты ещё видел, как до этого мы шли в лоб на пулемёт!
— А я слышал. Слышал мат Быстрова и валялся на полу, как мешок с дерьмом, в ожидании, что нас сейчас продырявят. Ощущеньице ещё то!
— Да, денёк сегодня выдался напряжённый.
— Да уж, лучше на земле стоять. Спокойнее, — серьёзно вздохнул разведчик.
К ним подошёл Быстров.
— Ну, ладно, Саня, с вашим заданием всё. Спасибо за хорошую работу! — Быстров для прощания протянул руку.
— Да не за что. Обращайтесь, — Иванов, улыбнувшись, ответил на дружеское рукопожатие. Быстров, задержав его руку в своей, пристально посмотрел Александру в глаза:
— Я ведь решил, что нам хана, когда ты попёр на этот грёбаный пулемёт. Но ты его всё-таки сделал! Крутой! Это по-нашему.
— Да, какой там крутой! — отмахнулся Иванов. — Во мне «дерьмо закипело», я и забыл, что на борту люди.
— Нет, ты молодец! Всё правильно сделал, — Быстров обнял Иванова за плечи. — Вы все сегодня молодцы! Со своей стороны, буду ходатайствовать о награждении всех!
Тут Быстров заметил возле хвоста вертолёта, в толпе специалистов, рассматривающих дырки от пуль, Мельничука и, понизил голос:
— Почти всех. А по этому трусу — напишу отдельный рапорт.
— Виктор, его поступок марает весь экипаж. С этим я сам разберусь, — пообещал Иванов.
— Как знаешь, — Быстров отпустил руку Иванова и вслед за Сергеем, не оборачиваясь, пошёл к машинам.
Иванов отошёл от вертолёта и сел на траву. Предательская слабость в ногах всё ещё не проходила. К командиру подошёл Ващенка.
— Я тут случайно услышал, о чём вы шептались с Быстровым. Что будешь делать с Мельничуком? — поинтересовался «правак», присаживаясь рядом.
Иванов ещё не решил. Самое простое — доложить обо всём по команде. Но ему не хотелось этого делать. С Мельничуком в одной части они почти два года, и Иванов теперь непосредственный его командир. Что из того, что до командировки в Чечню Иван летал в другом звене? Кого это может интересовать, если теперь Мельничук в звене Иванова и в его экипаже? Значит, не воспитываете подчинённых, товарищ майор. Не готовите их к экстремальным ситуациям. Прав подполковник Гриневский в том, что и моральный, и психологический климат в звене не на высоте. Пусть все остальные — молодцы, но замполиту Косачаному этого единичного случая хватит, чтобы бросить тень на всё звено вместе с его командиром. Значит, надо разбираться на своём уровне.
— Иван, подойди сюда! — позвал Иванов.
Мельничук послушно подбежал, остановился метра за три и остался стоять. Иванов подумал, что в чём, в чём, а в послушании и исполнительности Мельничуку не откажешь. В мирное время лучшего подчинённого и не надо бы.
— Садись. В ногах правды нет.
Мельничук сел напротив, соблюдя дистанцию в два метра, и стал разглядывать землю перед собой.
— Ну, и что ты молчишь? — Иванов выдержал паузу. — По-моему, тебе есть что сказать. Вот мы здесь собрались экипажем, как говорится, чтобы не выносить сор из избы, и хотим тебя послушать, прежде чем докладывать командиру.
— Простите меня, пожалуйста, — пролепетал Мельничук, не поднимая глаз. — Я сильно испугался.
— Смотри мне в глаза! — потребовал Иванов, повышая голос. — Все испугались, Иван! Но никто не прятался за спины других! Мы потому и живы сейчас, что каждый выполнял свою задачу. Страх — он для всех одинаков, но кто-то находит в себе мужество и побеждает его, а кто-то становится трусом и бросает в беде своих товарищей.
— Командир, я сильно испугался, — снова пролепетал Мельничук, глядя на Иванова, как побитая собака. — Простите меня. Больше такого не повторится.
— Ты старше меня по возрасту, Иван Петрович, — продолжал Иванов уже мягче. Он, вообще, старался говорить так, чтобы не услышали работающие на стоянке специалисты, но чтобы Мельничук запомнил этот разговор надолго. — Старше, а вынуждаешь вдалбливать тебе азбучные истины: что от слаженной работы каждого зависит жизнь всего экипажа. От своей пули, Иван Петрович, за спинами других не спрячешься, а трус, как правило, погибает первым. И тянет за собой товарищей. Сегодня ты нас с Андреем очень подвёл. Подставил.
— Простите, командир, — просил Мельничук.
— И как нам теперь вместе летать? — продолжал Иванов. — Нет доверия — нет экипажа.
— Это тебе не в безоружных стрелять! — вставил своё слово до этого молчавший Ващенка. — Не знаю, как командир, а я предлагаю вынести вопрос на суд офицерской чести.
Иван не ответил, вновь уставив взгляд в землю.
— Посоветуй, что нам с тобой делать? — после некоторой паузы произнёс Иванов.
— Александр Николаевич, Андрей, простите меня на первый раз! Больше такого не повторится! — Мельничук смотрел на Иванова и Ващенку умоляющим взглядом. — Простите, пожалуйста.
Иванов вопросительно посмотрел на своего «правака», но тот в ответ только пожал плечами. Решение оставалось за Ивановым.
— На этот раз попробуем тебе поверить, — наконец озвучил он своё решение. — Но в следующий раз, напишу рапорт по команде. А от себя лично — набью морду! Понял, Иван Петрович?
— Я не подведу! — с готовностью заверил Мельничук, преданно глядя Иванову в глаза.
— Посмотрим.
— Теперь ты у командира должник, — ухмыльнулся Ващенка.
— Да я всегда буду для вас… — рассыпался в благодарности Мельничук.
— Иди, занимайся вертолётом, — прервал его заверения Иванов.
— Ты ему поверил? — спросил Ващенка, когда они с Ивановым шли в столовую на обед, оставив Мельничука разбираться с оружейниками.
— Пожалел, — честно признался Иванов.
По дороге к ним присоединился Фархеев.
— Сегодня твой день, Вадим! — Иванов пожал ему руку. — Красиво поработал! Спасибо! Буду ходатайствовать о поощрении.
— С нас компот, — вставил Ващенка.
— Работал, как положено, — скромничал Фархеев, пряча довольную улыбку.
— Молодец! — Иванов хлопнул его по плечу. — А не страшно было на пулемёт лезть?
— Так думать-то некогда было. Я за вами и полез. Вперёд, за командиром!
— И «духов» в лесу точно накрыл! А я промазал.
— Ты, командир, близко перед ними выскочил из виража. Времени прицелиться уже не имел. А у меня этого времени — с запасом, я-то шёл на прямой. Только вот ваш вертолёт закрыл мне цель. Пришлось со скольжением уходить вправо. Честно говоря, крайние ракеты уж очень близко от вас прошли. Я чуть не поседел. Думал, задену вас. Но Бог миловал.
— Всё равно молодчина! — обнимая за плечи Фархеева и Ващенку, произнёс Иванов. — С такими мужиками, как вы, и летать, и выпить приятно!
— Нет, компот я Фархееву не отдам. Он нас чуть не сбил, — рассудил Ващенка.
— «Чуть» — не считается, — парировал Вадим. — Компот мой. Я переживал.
— Все переживали. А я больше всех, потому что у меня твои ракеты возле уха просвистели! — не уступал Ващенка. — Я вначале решил, что это по нам стреляют.
— Да, денёк сегодня «удался», — покачал головой Иванов. — В наш вертолёт над селом три пули вошло. Хорошо, что из «Калашникова», а не из крупнокалиберного. И десантников всего пять человек в кабине находилось. Никого не задело.
— Да, если бы в нас попали, то уложили бы кого-то. У меня вертолёт был набит молодыми солдатами, — вздохнул Фархеев. — Устроили мы им сегодня показательную экскурсию в район боевых действий!
— Ладно, мужики, — Иванов распахнул двери столовой, — после обеда все итоги подбить, документацию оформить. Не откладывайте в долгий ящик. А мне ещё отчёт о выполнении задания писать.
В этот же день Иванова вызвали на доклад к командиру полка. Кроме самого командира, в его кабинете находились два заместителя, начальник штаба и замполит. За краем стола, ближе всех к Иванову, в пол-оборота сидел командир эскадрильи. Иванов вошел в кабинет и сразу же ощутил какое-то напряжение. «Неужели доложили о Мельничуке?» — мелькнула мысль. После подробного доклада Иванова, в котором он старался не упустить ничего, кроме истории с Мельничуком, и который закончил ходатайством о поощрении участвующих экипажей, командир полка внимательно посмотрел ему в глаза:
