— Он потребовал, чтобы я приехал сюда и взял интервью у людей в этом доме. Я только потом догадался, что это за люди… Кстати, мне нужно немедленно ехать в тюрьму к Салливану, — не скрывая нетерпения, заявил Кауэрт.
— Вы знаете, кто их убил?
— Нет, — мгновение поколебавшись, ответил журналист.
«Пока не знаю, — подумал он, — но надеюсь скоро узнать!»
— Как по-вашему, Блэр Салливан знает, кто их убил?
— Возможно.
— Мистер Кауэрт, — вздохнула Андреа, — надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, насколько все это странно. Не надо от нас ничего скрывать. Этим вы нам очень поможете.
Под ее пронзительным взглядом Кауэрт поежился:
— Мне нужно немедленно поговорить с Салливаном. Может, после этого я и смогу вам чем-нибудь помочь.
— Мы поедем к нему с вами, — заявила женщина-полицейский.
— Он не будет с вами разговаривать.
— Не будет? С какой это стати?
— Он не любит полицейских, — попробовал объяснить журналист и вдруг задумался о том, кто же их любит…
Кауэрт добрался до тюрьмы штата Флорида только на следующий день к полудню. Пока, примчавшись в редакцию новостей «Майами джорнел», он, не скупясь на душераздирающие подробности, не набросал статью о происшедшем, детективы из округа Монро ждали его в соседнем помещении. Как они втроем ни спешили, последний самолет все-таки уже улетел, и детективам пришлось ночевать в мотеле неподалеку от квартиры Кауэрта. Отправившись в Старк на рассвете, за все время полета они не обменялись ни словом. К тюрьме они отправились в двух взятых напрокат автомобилях.
Подъездная дорога ко входу в здание тюрьмы была запружена автобусами самых известных телевизионных каналов, увешанными спутниковыми антеннами. Вокруг толпились операторы, проверявшие оборудование с видом артиллеристов, готовящих орудия к генеральному сражению. Рядом сновали журналисты из газет и фоторепортеры. Как и следовало ожидать, по обеим сторонам дороги выстроились противники и сторонники смертной казни, галдевшие, гудевшие, свистевшие и осыпавшие друг друга проклятиями.
Выйдя из машины, Кауэрт попробовал незаметно пробраться ко входу в тюрьму. Однако его попытка не удалась, и на него сразу нацелилось множество камер. Тем временем детективы из округа Монро пробрались ко входу в тюрьму в обход толпы, обступившей Кауэрта, который отчаянно размахивал руками и повторял:
— Не сейчас! Потом! Мне некогда!
— Кауэрт! — заорал знакомый журналист — телерепортер из Майами. — Салливан тебе все расскажет? Он расскажет тебе, что вообще происходит?!
— Не знаю! — загораживая глаза от лучей прожекторов, отбивался Кауэрт. — Пока не знаю. Сначала мне нужно с ним поговорить.
— Кого подозревают в убийстве? — не унимался телерепортер.
— Не знаю.
— Салливан подаст прошение о помиловании?
— Не знаю.
— Что тебе рассказал Салливан?
— Ничего! Пока ничего!
— Мистер Кауэрт, вы сообщите нам о том, что скажет вам Салливан? — послышался другой голос.
— Конечно! — соврал Кауэрт, протискиваясь сквозь толпу к дверям тюрьмы, где его уже поджидал сержант Роджерс.
— Кауэрт, ты знаешь, что сказал губернатор штата? — снова закричал телерепортер.
— Нет, а что он сказал?
— На пресс-конференции он заявил, что приговор Салливану будет приведет в исполнение, если тот не обратится с просьбой о помиловании.
Кауэрт наконец добрался до дверей, где спрятался от телевизионных камер за широкой спиной сержанта Роджерса. Детективы из округа Монро уже ждали журналиста внутри тюрьмы.
— Какое-то вавилонское столпотворение! — пробормотал Роджерс. — С вами не соскучишься…
— Я уже не рад, что во все это ввязался, — с трудом переводя дух, пробормотал Кауэрт.
Сержант усмехнулся.
— Выходит, это вы — Вайсс и Шеффер? — Он повернулся к детективам из округа Монро и обменялся с ними рукопожатиями. — Подождите здесь.
— Здесь?! — воскликнул Вайсс. — Но нам надо немедленно поговорить с Салливаном!
Взяв Кауэрта под локоть, сержант двинулся вперед, бросив через плечо:
— Он не желает вас видеть.
— Послушайте, сержант, — спокойно проговорила Шеффер, — дело в том, что мы расследуем убийство…
— Знаю, — перебил Роджерс.
— Мы должны немедленно поговорить с Салливаном! — рявкнул детектив Вайсс.
— Ничем не могу помочь, — взглянув на часы, покачал головой сержант. — Через девять часов сорок пять минут Салливана казнят, и если он с кем-то не хочет говорить, никто не станет его к этому принуждать.
— Но…
— Ничем не могу помочь.
— Но с Кауэртом-то он будет говорить! — настаивала Андреа.
— Будет. Простите, но мне неизвестно, почему мистер Салливан хочет говорить с мистером Кауэртом, а с вами не хочет. Если вы считаете, что у вас есть основания для жалоб, обращайтесь с ними к губернатору штата. Может, он вам чем-нибудь и поможет. А я должен работать с посетителями, которых мистер Салливан хочет видеть. Поэтому сейчас я должен осмотреть блокнот и магнитофон мистера Кауэрта. Без посторонних.
— Звони губернатору! — Шеффер повернулась к напарнику. — Послушаем, что там скажут… Мистер Кауэрт, — обратилась она к журналисту, — я понимаю, что у вас к Салливану много других вопросов, но, пожалуйста, попросите его поговорить с нами.
— Хорошо, — ответил Кауэрт.
— Кроме того, — продолжала женщина-полицейский, — думаю, вы прекрасно представляете себе, что именно нас интересует. Попробуйте разговорить Салливана на эту тему и запишите его слова. — Андреа вытащила из кармана штук шесть магнитофонных кассет, сунула их Кауэрту и добавила: — Я обязательно вас здесь дождусь.
— Ладно, — буркнул журналист.
— У вас тут каждый раз такой сумасшедший дом? — спросила Шеффер у Роджерса, одарив его ослепительной улыбкой.
— Нет, не каждый, — улыбнулся в ответ сержант, вновь взглянул на часы и добавил: — Вот мы тут с вами разговариваем, а время-то идет… — И он решительно направился внутрь тюрьмы, сокрушенно качая головой.
— В чем дело? — спросил журналист.
— Суета действует мне на нервы, — объяснил сержант Роджерс. — По-моему, в день смертной казни должна царить торжественная, спокойная атмосфера, а тут…
— А по-моему, Салливан нарочно морочит всем голову.
— Вот в этом я с вами совершенно согласен.
— Куда мы идем? — спросил Кауэрт, когда сержант Роджерс свернул в незнакомый коридор.
— Старину Салли перевели в камеру поближе к помещению, где стоит электрический стул. Кстати, там рядом кабинет со всеми телефонами. Если казнь Салливана вдруг отсрочат, мы сразу об этом узнаем. Кроме того, Салливан в любой момент может позвонить и подать прошение о помиловании.
— А как он в целом?
— Сами увидите, — ответил сержант Роджерс, подвел Кауэрта к отдельной камере, перед дверью которой стоял стул, и удалился.
Подойдя к решетке, Кауэрт увидел, что Салливан лежит на стальной койке, уставившись в экран телевизора. Приговоренному обрили голову, и он производил впечатление живого мертвеца. Рядом с койкой стояли картонные коробки с книгами, одеждой и другими вещами Салливана, которые принесли сюда из камеры, где он сидел раньше. Заметив журналиста, заключенный уселся на койке, кивнул Кауэрту и потянулся с видом человека, только что пробудившегося от мирного сна. В руках у Салливана была Библия.
— Вижу, вы не очень-то спешили ко мне на казнь, мистер репортер. Отчего такое пренебрежение моей персоной?
Салливан затянулся сигаретой и закашлялся.
— Со мной приехали двое детективов из округа Монро. Они хотят поговорить с вами, мистер Салливан.
— Какая дерзость!
— Они хотят поговорить с вами об убийстве вашей матери и вашего отчима.
— Какая непростительная дерзость!
— Они хотели, чтобы я попросил вас с ними поговорить.
— Значит, по их мнению, я готов выполнить любую вашу просьбу? Вижу, это не только очень дерзкие, но и весьма недалекие люди. — Салливан вскочил с койки, огляделся по сторонам, схватился за прутья решетки и крикнул: — Сколько времени? Эй, кто-нибудь! Сколько сейчас времени?
— Время еще есть, — негромко проговорил Кауэрт.
— Ну да, конечно. У вас всех время еще есть! — прошипел Салливан. Отойдя от решетки, он прикрыл глаза и пробормотал: — А знаете ли вы, Кауэрт, как невыносимо щемит сердце с каждой прошедшей секундой!..
— Так позвоните адвокату.
— Вот еще! Я сдержу свое слово.
— Значит, вы не собираетесь?..
— Нет, не собираюсь. Поймите меня! Конечно же, мне немного страшно, но ведь я знаю, что такое смерть. О смерти я знаю больше всех на свете…
Сделав несколько шагов, Салливан присел на край койки и подался вперед. Заговорщически подмигнув журналисту, он стал, хихикая, потирать руки:
