Двери хижин были постоянно открыты, дети бегали из одной в другую. Девушки, пока их матери хлопотали у огня, сидели в тени и придумывали себе прически.
Все были одержимы чистотой. С центральной площадки грязь выметали соломенными метлами. Пространство вокруг хижин содержалось в идеальном порядке. Женщины и дети мылись в реке три раза в день; мужчины — дважды, и всегда отдельно от женщин. Все ходили голыми, но определенные ритуалы соблюдали.
Позднее, в середине дня, мужчины собрались возле мужского дома — одного из двух прямоугольных строений в центре овальной площади. Некоторое время они занимались своими волосами — стригли и расчесывали их, потом начали бороться. Разбившись на пары, они становились лицом друг к другу, соприкасаясь пальцами ног. Задача состояла в том, чтобы бросить противника на землю. Игра велась строго по правилам, а после поединка противники непременно улыбались друг другу. Вождь разрешал все споры. Стоя в дверях своих хижин, женщины наблюдали за состязаниями без особого интереса — просто потому, что так было положено. Мальчишки подражали отцам.
А Нейт, сидя на поленнице под деревом, смотрел на происходящее словно бы из другого века и опять удивлялся тому, куда же забросила его судьба.
Мало кто из индейцев, столпившихся вокруг Нейта, знал, что девочку зовут Айеш, она была всего лишь ребенком и жила в другой деревне.
Однако всем было известно, что девочку укусила змея. Весь день они судачили об этом и на всякий случай своих детей держали при себе.
Ближе к обеду пронесся слух, что девочка умерла. Прибежал запыхавшийся гонец, который передал сообщение вождю, и оно в считанные минуты облетело все хижины.
Матери еще ближе притянули к себе детей.
Обед продолжался, пока на главной тропе не было замечено какое-то движение. Это возвращались Рейчел с Лако, мальчиками и несколькими мужчинами, помогавшими ей весь день. Как только она вступила в деревню, все прекратили есть, притихли и встали. Когда она проходила мимо хижин, индейцы почтительно кланялись. Некоторым Рейчел улыбалась, с другими тихо перебрасывалась парой слов, возле вождя она остановилась, что-то рассказала ему, после чего двинулась дальше, к своему домику, в сопровождении Лако, который стал заметно сильнее прихрамывать.
Мимо дерева, под которым полдня просидели Нейт, Жеви и «их» индеец, она прошла, казалось, вовсе не заметив их, во всяком случае, не глядя в их сторону. Рейчел была усталой, опечаленной, и ей хотелось поскорее очутиться в своей хижине.
— Теперь что будем делать? — спросил Нейт у Жеви. Тот перевел вопрос на португальский.
— Ждать, — последовал ответ индейца.
— Как интересно, — съязвил Нейт.
Лако пришел за ними, когда солнце уже садилось за горы.
Жеви с охранником остались доедать обед. Нейт последовал за мальчиком по тропинке к жилищу Рейчел. Та стояла в дверях, вытирая лицо полотенцем. Волосы у нее были мокрыми. Она успела переодеться.
— Добрый вечер, мистер О'Рейли, — сказала она ровным, четким голосом, не выдававшим никаких чувств.
— Привет, Рейчел. Прошу вас, называйте меня Нейтом.
— Садитесь вон там, Нейт. — Она указала на низкий пень, очень похожий на тот, на котором он просидел последние шесть часов. Он опустился на онемевшие от долгой неподвижности ягодицы и мягко сказал:
— Мне очень жаль, что с девочкой случилось такое несчастье.
— Ее призвал к себе Бог.
— Но ее бедных родителей он не призвал.
— Да. Они горюют. Это очень печально.
Она опустилась на порожек, сложив руки на коленях и печально глядя вдаль. Мальчик нес сторожевую службу у росшего неподалеку дерева, почти невидимый в его тени.
— Я бы пригласила вас в дом, — сказала Рейчел, — но здесь это не принято.
— Тут тоже неплохо.
— В это время суток в доме наедине могут оставаться только семейные пары. Таков обычай.
— Ничего не имею против.
— Вы голодны? — спросила она.
— А вы?
— Нет. Но я вообще мало ем.
— Обо мне не беспокойтесь. Нам важно поговорить.
— Простите, что сегодня так получилось. Уверена, вы меня поймете.
— Разумеется, — кивнул Нейт.
— Если хотите, у меня есть маниока и сок.
— Нет, спасибо, я действительно ничего не хочу.
— Что вы сегодня делали?
— О, мы встречались с вождем, он угостил нас завтраком, потом смотались в первую деревню, повозились с лодкой, вернулись на ней сюда, натянули палатку позади хижины вождя и принялись ждать вас.
— Вы понравились вождю?
— Очевидно, да. Он хочет, чтобы мы остались.
— А что вы думаете о моих подопечных?
— Они все голые.
— Так они ходят испокон веку.
— Сколько времени требуется, чтобы к этому привыкнуть?
— Не знаю. Несколько лет. Постепенно перестаешь замечать. Все проходит. Года три я страшно тосковала по дому, еще и сейчас бывают моменты, когда мне, например, безумно хочется поводить машину, съесть пиццу, посмотреть хороший фильм.
— Я пока даже представить себе этого не могу.
— Все дело в призвании. Я осознала себя как христианка в четырнадцать лет и уже тогда была уверена, что Господь предначертал мне быть миссионеркой. Где — этого я точно не знала, но полностью доверилась Его воле.
— И местечко Он подобрал вам у черта на рогах.
— Я получаю огромное удовольствие, слушая вашу английскую речь, но очень прошу вас не ругаться.
— Простите. Теперь мы можем поговорить о Трое?
Тень стремительно окутывала землю. Их разделяло футов десять, и они еще различали друг друга, но очень скоро темнота грозила разделить их непроницаемой стеной.
— Хорошо, — нехотя, с усталым видом согласилась Рейчел.
— У Троя были три жены и шестеро детей — по крайней мере тех, о ком мы знаем. Вы явились, разумеется, сюрпризом. Остальных шестерых он не любил, а вы, судя по всему, были ему милы. Им он не оставил практически ничего, распорядился только заплатить их долги. Все остальное завещал Рейчел Лейн, рожденной вне брака второго ноября пятьдесят четвертого года в Католическом госпитале Нового Орлеана от женщины по имени Эвелин Каннингэм, ныне покойной. Рейчел — это вы.
Слова падали, словно тяжелые капли в густом воздухе на фоне мертвой тишины. Прежде чем ответить, она, как обычно, задумалась.
— Трой и меня не любил. Мы двадцать лет с ним не виделись.
— Это не важно. Он оставил вам все свое состояние. Спросить, почему он это сделал, уже никто не сможет, потому что, подписав завещание, он тут же выпрыгнул из окна. У меня при себе копия документа.
— Я не хочу ее видеть.
— И еще у меня кое-какие бумаги, которые вы должны подписать. Можно это сделать и завтра. После этого я отправлюсь в обратный путь.
— Что за бумаги?
— Юридические документы, все — в вашу пользу.
— Вам до моей пользы дела нет. — Слова сорвались быстро и прозвучали резко, Нейт был обескуражен укором.
— Это неправда, — попытался оправдаться он.
— Правда. Вы не знаете даже, чего я хочу или что мне требуется, что я люблю или не люблю. Вы не знаете меня, Нейт, так откуда же вам знать, что в мою, а что не в мою пользу?
— Ладно, вы правы. Я вас не знаю, вы не знаете меня. Но я юридически представляю здесь вашего покойного отца. Мне все еще очень трудно поверить, что я действительно сижу в темноте у порога хижины в индейской деревне, затерянной в топях общей площадью со штат Колорадо, и разговариваю с очень симпатичной миссионеркой, которой выпало стать самой богатой женщиной на свете. Да, вы правы, я не знаю, что вы считаете благом для себя. Но все равно очень важно, чтобы вы прочли эти бумаги и подписали их.
— Я ничего не подписываю.
— Ну перестаньте.
— Ваши бумаги меня не интересуют.
— Вы их даже не видели.
— Ладно, скажите, что в них.
— Это официальные документы. Моей фирме поручено провести утверждение завещания вашего отца. Все наследники, упомянутые в завещании, обязаны известить суд, лично или в письменной форме, что они уведомлены о процессе и им была предоставлена возможность участвовать в нем. Этого требует закон.
— А если я откажусь?
— Честно говоря, об этом я не подумал. Это такая рутинная процедура, и я никогда не слышал, чтобы кто-то отказывался выполнить ее.
— Значит, дело подлежит рассмотрению в…
— В Виргинии. Ваше дело подлежит рассмотрению в суде по делам о наследствах, независимо от того, будете ли вы лично присутствовать.
— Не уверена, что мне это нравится. Никуда я не поеду. — После этого повисла долгая пауза. На землю опустилась кромешная тьма.
Мальчик под деревом стоял неподвижно, как изваяние.
Индейцы уже разбрелись по своим хижинам, из которых время от времени доносился лишь детский плач.
— Я принесу сока, — почти прошептала Рейчел и вошла в дом.
