— Не стоит со мной возиться. Теперь тебе это не нужно, я сама решу свои проблемы. Взрослая уже, — Гордыня думать не умела. Она сначала говорила, а потом дяденька Здравый разум хватался за голову и истошно кричал, созывая совет из всех моих ипостасей, моля о помощи и советах.
Молчун, прежде копошившийся сзади, притих. Алекс устало покосился на меня и кивнул в сторону бара:
— Сама? Хорошо, иди. Удали все записи с камер, заткни весь бар, убедив их молчать о случившемся и завали своего телохранителя, ибо он скоро очнётся и сдаст тебя брату. Иди, решай свои проблемы, взрослая, — он отреагировал на удивление спокойно.
— А других способов нет?
— Не знаю, у меня же обычная логика технаря. Придумай альтернативу своим творческим мышлением, а я понаблюдаю со стороны. Иди, — он дернул за ручку, открывая дверь. — Иди, художница, у тебя мало времени.
Он не верил, что пойду. Ждал, когда заберу слова обратно и попрошу о помощи. А мне хотелось сломать его систему и пойти. Знала, пойдет следом, но упрямо зашагала в бар, хоть совершенно не представляла, как буду действовать.
Когда зашла внутрь, на пороге столкнулась с двумя мужчинами из джипа. Они сначала не хотели пускать меня, но потом посторонились. Обернувшись, я увидела за спиной Вестника.
— Решай свои проблемы, Шурочка. Людей из бара не выпустят, в этом я тебе помог. Дальше сама, — зашептал мне Алекс и ушел к барной стойке. Усевшись на стул, он скучающе подпер подбородок рукой и лениво наблюдал за моими действиями.
Я растерянно разглядывала присутствующих в зале. На меня никто не обращал внимания, будто я не стояла в проходе, держась за дверной косяк.
Посмотрела на камеры: есть. С ними тоже нужно разобраться. А как? Я никогда в жизни не решала подобные вопросы и понятия не имела, с чего начинать. Наверное, все проблемы можно разрулить, если поговорить с Антоном. Уговорив его, я лишу себя счастья разбираться с другими сложностями.
— Где тот мужчина, которого я ударила вазой? — я обратилась к человеку из джипа. За ним увидела в дверях новенького. Мужчину лет тридцати в черных спортивках и толстовке. Он разительно отличался от тех лиц в костюмчиках и почему-то вызвал ассоциации с землекопом. Мне показалось, что уже приехали люди Алекса и тот человек, один из них.
— В сортире, найдешь дорогу или проводить? — безразлично ответил мужчина в костюме.
— Найду, спасибо.
Пошатываясь я пошла на поиски санузла, стараясь не оглядываться. В зеркалах заметила Алекса: он встал и неторопливо брел за мной следом.
Зайдя в туалет, я ошарашенно замерла в дверях, увидев на кафеле мужчин. Двое до сих пор не могли прийти в себя, сидели прикованные к батареям. Алекс успел с ними поработать. Антон тоже был привязан, но уже проволокой. Увидев меня, он недобро заулыбался.
— О… бандитская подстилка пожаловала. Что пожелаешь, шлюшка? — он выглядел отвратительно. Белая рубашка испачкалась в крови, лицо посерело, на затылке кровь успела высохнуть.
— Почему вы так со мной разговариваете? — удивилась я, привыкнув к его извечной обходительности.
— А как мне говорить с той, кто путается с Вестником? Шкура. Дорогая и изысканная шкура. Не зря брат приставил меня к тебе, не зря… Он же подозревал тебя. Пригрел змею на груди. Ты весь род свой позоришь и предала брата. Он верил тебе, а ты… Может это ты его вальнуть пыталась, м? — он попытался встать, но потерпел поражение.
— Да что вы выдумываете такое, Антон? У вас, наверное, сотрясение, вы лепечете какую-то ерунду. Обзываетесь, людям оружием угрожаете. Разве вы не должны обеспечивать мне безопасность? — я старалась говорить спокойно, но голос дрожал и внутренний голос шептал предложения о побеге.
— Я, девочка, должен был выяснить, с кем ты хвостом крутишь и убрать этого ублюдка. Но мне кто-то помешал, — его тон засквозил досадой, а меня осенило: он не знал, что это я его ударила. Если бы знал, то был бы еще более агрессивен в мою сторону. Хотя, куда уж больше-то…
— Я вас поняла.
— Что ты поняла? Что ты шкура, поняла? — он еще больше разозлился и начал кричать. — Что он тебе наговорил такого, что против семьи пошла? У тебя дороже брата никого нет, а ты с уркой водишься, он же людей убивает… Бессовестная дрянь! Шкура! Я с удовольствием бы посмотрел, как Семен Витальевич разделался с тобой. Он тебя уничтожит за такую подставу! Ты маленькая, лживая шкура, у которой нет ничего святого. Таких внутриутробно убивать надо. Связалась с убийцей… Сука!
— Так вы тоже хотели убить человека, — мне стало противно находиться рядом с ним. — Чем вы лучше него? Думаю, с вами разберется полиция за покушение на человека, — с этими словами я достала свой мобильный. Пусть правоохранительные органы разбираются с ним. У меня не получится. Видит бог, я хотела полюбовно, но Антон не шел на контакт.
— Ну вот так вот мы не договаривались, Шурочка, — Вестник зашел в помещение, быстро оценивая состояние всех присутствующих и забрал мой телефон. — Полиция нам не нужна, он выйдет очень быстро. Эй уважаемый, — он достал ствол и навел его на Антона. — Успел настучать боссу про художницу или оставил ее на десерт?
— Да пошел ты! Еще я перед тобой не отчитывался! — телохранитель плюнул в Алекса, но слюна не долетела до цели.
— Рискуешь остаться без яиц. Хочешь, инвалидом сделаю? За то, что ты ее шкурой назвал, я могу. Тут уже личное. Выживешь, но потом сам в петлю полезешь, — холодно прочеканил Алекс, продолжая держать мужчину на прицеле.
— Иди к черту, Вестник. Ничего не скажу.
— Даже ради дочери не скажешь?
Антон задергался, нервничая. Вестник продолжил:
— Нельзя иметь слабости, нельзя. Сказать, где твой ребенок сейчас? Прислать фото? Твое упрямство вылезет тебе очень дорого. Знаешь, как приятно хоронить своего ребенка?
Я в который раз поняла, почему Вестник был против детей, воочию увидев запретные манипуляции. Представила, как Алекса так прижимают и внизу живота проявилась тянущая боль. У нас нет ни малейшего шанса быть вместе. Нас просто уничтожат. Всех троих.
— Я не успел ничего сказать. Не трогай Аннютку. Я клянусь тебе, я ничего не сказал, — Антон сдулся и поник. Все его рвение с проклятьями испарилось и он с мольбой смотрел на Алекса, выжидая вердикт.
— Ты же знаешь, что потом будет с твоей семьей, если ты сейчас мне набрехал? — уточнил Вестник.
— Я не идиот, чтобы подставлять своих родных, — он покосился с презрением на меня.
— Хорошо. Хороший мальчик. Шура, выйди.
— Ты его убьешь? Не нужно, он же все сказал, — встрепенулась я и подошла к Алексу, испуганно заглядывая в его безжалостные глаза. Там ни грамма сожаления, там беспроглядная тьма, в которой не с кем договариваться.
— Уходи и не мешай мне делать свою работу, — мягко попросил и отвернулся на свою жертву.
— Алекс, — я с укором смотрела на него, не понимая, как могла помочь.
— Не заставляй меня сейчас ставить тебя перед выбором. Сейчас я решил и мне с этим жить. Ты не выберешь его вместо себя, поэтому выйди. Уходи! — он заорал на меня и взглянул испепеляющим взглядом. — Уведите ее отсюда! Живо!
Я почувствовала, как кто-то взял меня под руки и помог выйти. Рассмотреть помощников не могла из-за заполонивших зрение слез.
В голове звучали его слова и я понимала он прав. Я бы не выбрала Антона, поставь он меня перед ультиматумом и стала бы убийцей. Госпожа Истерика раскрыла для меня свои объятия и я стала падать на ноги, воя на весь коридор, чтобы меня отпустили. Чьи-то руки пытались поддерживать меня и куда-то несли, пока ноги меня не слушались. Я истошно выла, оплакивая тех людей после трех щелчков. Как только за мной закрыли дверь, Вестник убрал их.
Всех троих. А у них были семьи. У Антона дочери было всего семь лет, брат рассказывал. И как ребенок теперь будет без отца? Это все несправедливо! Так не должно происходить! Почему мир такой жестокий и почему мы должны в нем страдать только потому что кто-то быстрее нажал на курок? Почему?!
