Для начала все просто, как апельсин. Мы вызываем лифт, открываются двери, я нажимаю кнопку вызова восьмого этажа и немного погодя кнопку «стоп». Мы застреваем между этажами.
— Мы так не договаривались, — говорит Птица.
Я достаю из кармана отвертку Алябьева и начинаю отворачивать болты вентиляционного окошка. Их всего шесть, и идут они легко. Скоро сетка падает. Я просовываю руку и чуть левее нахожу пакет, приклеенный скотчем. Он небольшой, с почтовый конверт, но толстый.
— Ну вот и все.
Птица недоумевает. Нужно чаще вспоминать свой сны. В то утро во время работы лифта я просыпался дважды. Значит, было время молчания. Перерыв в работе механизма. Именно такой, чтобы проделать нехитрую манипуляцию с решеткой. Несомненно, вскоре они, проверили бы и электрощитки, и телефонные, добрались бы и сюда. Случай властвует нами. Кто это сказал? Да все говорят.
— Ты не пугайся, Птица, тут беспорядок.
Я снова вернулся домой, я-жив и даже не истоптан сапогами и не порезан бритвой. Иглы шприцев пока не добрались до меня, и пуля пока не отлита. А может быть, она уже в стволе.
— Наливай, — говорю я ему, — пока есть немного времени. А потом посмотрим, что там в пакете, и подумаем, как жить дальше.
Старику давно не снилось снов. Он постиг значение всех ночных скрипов в доме. Дом огромный, дача для генералов, когда-то прилетавших сюда с инспекцией. Целая гостиница. После многолетних блужданий по дому, ночных перемещений по комнатам и залам он выбрал для себя гостиную с огромным, во всю стену, окном, забранным решеткой, с необыкновенно толстыми стеклами и рамами из какого-то дорогого коричневого дерева. За окном озеро. Названия у него нет. На плане местности и в документах это водоем номер четыре. Озеро почти круглое, полмили в диаметре. Когда то в нем была рыба. Однажды, она всплыла. Потом много прошло месяцев, и жизнь вернулась во все водоемы, имеющие номера и называемые человеческим языком. Озеро это так и осталось Мертвым. Старик провел много вечеров сидя у прозрачной стены.
В природе нет ничего случайного. В конце концов он пришел к выводу, что это один из сообщающихся сосудов смерти. Где-то в этой стране есть другое озеро, связанное с ним тайными каналами.
Несколько лет назад дом подвергся нашествию мышей полевок. Они жили здесь когда-то, несомненно, но потом, как все живое, исчезли. Старик долго находил на кухне, в подвалах, на чердаке сухие трупики. Он выносил их на поляну и хоронил каждую в своей аккуратной ямке. Как-никак они жили здесь до него и имели больше прав на этот дом. Нашел он и кота, тщедушную шкурку, когда-то рыжую, теперь желтую. На морде — мгновение удивления и печали. В ближних соснах нашлось и то, что было собакой, лайкой. Старик закопал и их. Новые хозяева дома вели себя нагло и настойчиво. Прислав прежде разведчиков, прошелестевших по коридорам и под половицами, рыжие жирные мыши вошли во дворец. Произошло это зимой, когда время застряло в пути, а вьюга замела дом по крышу. Для этого ей пришлось потрудиться. Однажды ночью мыши поднялись наверх.
Старик всегда считал, что эти твари принадлежат другой реальности, иному миру шепотов и писков. Должно быть, и там у них случилась непогода, на их шелестящем уровне. И вот все и собрались в этом теплом гостеприимном доме. Прежде мышей, примерно за год, появился сверчок. Откуда он и зачем здесь, на границе полярного круга? Для Старика это был еще один знак. Нечто вроде вестей с родины. Сверчок пел как цикада. Он разливался в трелях, импровизировал, и за совершенно явственные синкопы Старик возненавидел его. Все же это был призрак. Первый из призраков. И вот опостылевших песен сверчка не стало, а появились мыши. Может быть, они сожрали его. Может быть, он сам ушел, например в котельную, или уснул до весны.
И тогда для Старика начались дни, похожие на серое бремя, и до мозжечка прокушенные ночи. Скрипели половицы под пассажирами в серых и коричневых халатах. Две популяции мышей уживались у него в доме. И будто само время, хвостатое и писклявое, с маленькими острыми зубами, поднималось на ночных лифтах и транспортерных лентах в его комнату.
«Чем я прогневил Бога?» — спрашивал Старик себя. «А зачем ты про Бога вспомнил, — отвечал он сам себе, — атеист, рисковых дел мастер, может быть и выполнявший божеское дело, но не подозревавший этого или не веривший. Где тот неподкупный арбитр, тот судья, что рассудит? Я пресмыкаюсь, забыв про закон, по которому мертвое озеро, охрана, тайга — лишь химера. Хочешь уйти — уходи. Но Старик продолжал жить в доме с кафельной ванной, комфортабельной кухней и вечно полным холодильником. Пришедший сюда, как на конспиративную квартиру, отсидеться ненадолго. Потому что оказались проваленными явки, перепутанными пароли, забытыми клички.
Однажды ночью, босиком ступая по полу, чтобы, спуститься вниз, на кухню, выпить воды, он наступил на мышь… Тогда он взялся за оружие. Еще тогда, когда праздновались в части дни рождения, регулярно и весело, капитан Путилин подарил Старику совершенно ненужную ему вещь — ружье для подводной охоты. Стрелка на тонком, очень прочном шнуре легко пробивала двухдюймовую доску. Ружье испытали тогда же. Под гогот и команды („заряжай“, „цель“, „поправка на влажность“, „поправка на вращение Земли“, „расчет в укрытие“, „первая готовность“, „вторая“, „пуск“) Старик всадил с первой попытки блестящее широкое жало в сиденье табурета и раскроил его пополам. Веселье приутихло. Пружина оказалась слишком мощной.
Ночами Старик стрелял на звук групповой возни и часто попадал. Плинтусы, пол и даже стены оказывались пробитыми универсальным оружием на очень большую глубину, а когда острие вынималось, вырывались целые куски дерева. Мыши ненавидели Старика за его удачливость в охоте, но жилища не покидали. Но и на них нашлась управа.
Когда в первый раз Старик увидел призрак, он не испугался. Разве можно бояться Роберто, брата? Он улыбался. Затем как бы позвал кого-то из угла, и в комнату вошел Старик Линч. Потом они оба сели за стол, лицом к Старику.
Он никак не мог приблизиться к призракам. Воздух сгущался, душил, выталкивал, ноги тонули, словно в бетоне, еще не отвердевшем, но грозившем не отпустить более, и Старика выталкивало — путь туда ему был заказан. Обессиленный, он лежал на кровати, откуда был виден стол с гостями из Росарио. По прихоти кого-то из прошлых обитателей дома Старику досталась огромная кровать с панцирной сеткой и стеклянными шарами в изголовье и в ногах. Четыре волшебных шара. Когда приходил первый неверный свет, волшебство бликов и таинство мира в стеклышках таяли, Старик засыпал, и призраки уходили. Перед этим они пересекали запретную черту, подходили к кровати Старика, склонялись над ним.
Во время посещения дома призраками мыши сидели тихо, съежившись от ужаса, а может быть, и вовсе уходили в свои туннели и норы.
Старик просыпался тогда после девяти, почти забывший происшедшее ночью и считавший отчасти, что все привиделось во сне. Только снов он не видел уже давно.
Утром Старик шел вниз, принимал душ, брился, надевал чистую рубаху. В части был прекрасный хозблок, большие автоматические машины, где можно было отстирать, по его предположению, даже душу. Старик предпочитал стирать здесь. Дома. Когда-то эту работу делали приходившие дамочки, офицерские жены и бесхозные разнообразные девицы. Но уже давно Старик жил совершенно один. Он проделывал нехитрую операцию стирки каждую неделю в одно и то же время. И вот сегодня ему предстояло выполнить необходимый ритуал. За все время его пребывания на объекте не было случая, чтобы, не оказалось горячей или холодной воды. На время профилактики включалась дублирующая система. Трубопроводы были смонтированы из тех же материалов, что на космических станциях. Даже когда еще никаких станций не было, эти трубы уже были. И весь дом этот стал для Старика автономной станцией, летящей сквозь время и звездную накипь.
Старик прошел на кухню и сделал себе „тинто“. Естественно, настоящего кофе здесь не было, но со временем он научился, манипулируя объемами и пламенем, отстоем и взрывом пены над кофейником, добиваться терпимого результата. Потом следовал его вечный завтрак для всех времен и обстоятельств. Яичница с беконом. Апельсиновый сок не входил в рацион и стоил дорого. Старику приходилось тратить на него изрядную часть своих сбережений. Офицеры смеялись над этой причудой, но завидовали. В действительности, Старику совершенно не нужны были деньги на счете, и только для виду он не тратил их все. От сигар хороших он не мог отказаться вовсе. Ими не делился ни с кем. Со временем снабжение ухудшилось и сигар больше не привозили. Старик стал курить, как и все, махорку, и неожиданно она ему понравилась. Потом завезли отличные папиросы, а после стали завозить все, что душа пожелает.
