Как это, однако, по-джентльменски звучит, подумала Нина.
Он все еще продолжал протягивать ей руку. Она сделала вид, будто не замечает этого жеста. Выбраться из машины ей удалось не сразу: шлейф обмотался вокруг ног, словно путы. После недолгой битвы с платьем Нина наконец выбралась на свободу. Полицейский смерил ее ироничным взглядом. Она же подхватила шлейф и, прошуршав атласной тканью, с гордым видом прошла мимо.
— Мисс Кормье!
— Что? — бросила она ему через плечо.
— Мой автомобиль в другой стороне.
Нина остановилась, чувствуя, как ее щеки порозовели. Мистер Детектив наконец великодушно удостоил ее улыбкой — улыбкой, которая скорее подошла бы кошке, слопавшей канарейку, чем полицейскому.
— Вон тот голубой «таурус», — указал он. — Дверь открыта. Я приду через секунду, — сказал он и направился к группе полицейских.
Нина приблизилась к голубому «таурусу» и, брезгливо сморщив носик, заглянула в окно. Неужели ей предстоит ехать на этой машине? Что за хлам там, в салоне, навален? Она открыла дверцу — из машины на землю выкатился бумажный стаканчик. На полу под пассажирским сиденьем валялся пакет из «Макдоналдса», картонные стаканчики из-под кофе, позавчерашний номер «Портленд пресс геральд». Заднее сиденье было завалено всевозможными бумагами, газетами и папками-скоросшивателями. Там же валялся портфель, пиджак и — о господи! — рукавица для игры в бейсбол.
Она сгребла хлам, валявшийся на пассажирском сиденье, и перебросила в заднюю часть салона. Затем села, надеясь, что сиденье чистое.
Детектив Холодная Рыба приблизился к машине. Было видно, что он чем-то встревожен. Рукава рубашки закатаны, узел галстука распущен. Нина также заметила, что, хотя он порывался уйти, полицейские не отпускали его, продолжали задавать какие-то вопросы.
Наконец Наварро скользнул на водительское сиденье и захлопнул за собой дверцу.
— Так все-таки где живет ваша мать? — спросил он.
— Кейп-Элизабет. Насколько я понимаю, у вас много дел.
— Мой напарник возьмет на себя мою работу. Я довезу вас, побеседую с вашей матерью и заскочу в больницу, чтобы переговорить с преподобным Салливаном.
— Замечательно. Похоже, что вы сумеете прихлопнуть одним ударом даже не двух, а трех зайцев.
— Я сторонник эффективных методов.
Они ехали молча. Она не видела смысла поддерживать разговор лишь из соображений вежливости. Для таких, как он, вежливость — пустое слово. Нина напряженно смотрела в окно и мрачно размышляла о несостоявшейся свадьбе, о сэндвичах, ожидающих гостей, о самих гостях, которые так никогда не войдут в банкетный зал. Придется позвонить и распорядиться, чтобы всю еду, пока та не успела испортиться, отправили в бесплатную столовую для бедных. И еще подарки. Дома лежат десятки подарков. Стоп, следует внести поправку — в доме Роберта. Это место никогда не было ее домом. Она там лишь жила. Она даже предложила оплачивать квартиру пополам. Роберт любил подчеркивать, как он уважает ее независимость. В любых хороших взаимоотношениях, говорил он, очень важна обоюдная ответственность, все должно делиться пятьдесят на пятьдесят. Они так решили с самого начала. На одном свидании за ресторан платил он, на следующем — она. Тем самым Нина пыталась показать, что является самостоятельной, независимой женщиной.
Теперь же все это выглядело очень глупо. «Разве я когда-либо была независимой женщиной? Я всегда мечтала о том дне, когда стану миссис Бледсоу», — с грустью подумала она. На это надеялась и ее семья, этого ждала от нее мать — удачного, счастливого замужества. Родные так и не поняли ее решения пойти учиться в школу медицинских сестер. Единственное, что утешило их тогда, — надежда на то, что подобный шаг поможет ей найти подходящего избранника. Какого-нибудь доктора. Она и познакомилась с доктором.
«И что я теперь имею? Кучу подарков, которые придется вернуть. Свадебное платье, которое у меня уже не возьмут обратно. И день, который я никогда не смогу забыть».
Больше всего потрясло Нину пережитое унижение. Даже не тот факт, что Роберт предательски бросил ее. Не тот факт, что она могла погибнуть при взрыве, прогремевшем в церкви. Сам взрыв казался ей чем-то нереальным, чем-то далеким и не имеющим к ней отношения, словно какой-нибудь телесериал. Далеким, как человек, который сидел на соседнем сиденье машины.
— Вы отлично держитесь, — похвалил ее Сэм.
Нина никак не ожидала услышать от детектива Холодная Рыба такие слова и поэтому вздрогнула.
— Простите, что вы сказали?
— Вы довольно сдержанно восприняли случившееся. Спокойнее, чем можно было бы ожидать от большинства женщин.
— Я не знаю, как все это можно воспринимать иначе.
— После взрыва люди чаще всего впадают в истерику.
— Я работаю в отделении экстренной медицинской помощи, детектив. Мне не положено впадать в истерику.
— И все же для вас это был шок, и его последствия рано или поздно дадут о себе знать.
— Вы хотите сказать, что это лишь затишье перед бурей? Я верно вас поняла?
— Что-то типа того. — Он повернулся к ней, и их взгляды встретились. Впрочем, Сэм поспешил перевести глаза назад на дорогу, и визуальный контакт оборвался. — Почему ваших родственников не было с вами в церкви?
— Я отправила их домой.
— Вы не хотели, чтобы они морально поддержали вас в эти минуты?
Нина посмотрела в окно:
— В нашей семье это как-то не принято… Думаю… скажем так, мне нужно было побыть одной. Когда животное ранено, детектив, оно заползает в нору зализывать раны. Вот так и я… — Нина не договорила и, вместо слов, усиленно заморгала, отгоняя непрошеную слезу.
— Я понимаю, вам сейчас не хочется говорить об этом, — произнес Сэм, — но, может быть, вы ответите мне на один вопрос. Как вы думаете, кто мог быть потенциальной жертвой? Например, преподобный Салливан мог?
Нина отрицательно покачала головой:
— Нет, такие люди, как он, не имеют врагов.
— Но ведь это его церковь. Будь он внутри, то непременно бы погиб.
— Преподобный Салливан милейший человек, самое безобидное в мире существо! Каждую зиму он на улице раздает бездомным одеяла. Или готовит для них койки в приюте. Когда у нас в больнице оказываются бездомные пациенты, мы всегда зовем его.
— Меня интересует не его характер. Я хочу знать, нет ли у него врагов.
— У него нет врагов, — веско произнесла Нина.
— А остальные гости? Кого из них неизвестный террорист желал бы отправить на тот свет?
— Ума не приложу…
— Шафер, Джереми Уолл. Расскажите мне о нем.
— Джереми? Рассказывать особенно нечего. Он тоже врач. Радиолог.
— Женат?
— Холост. Убежденный холостяк.
— А ваша сестра Венди? Она была подружкой невесты?
— Главной подружкой невесты. Венди — счастливая мать семейства.
— У нее есть враги?
— Нет. Если только кто-то, кто усомнился в ее совершенстве.
— То есть?
— Скажем так — она идеальная дочь, которую хотела бы иметь каждая мать.
— Вы — ее полная противоположность?
Нина пожала плечами:
— Как вы догадались?
Наварро пропустил ее вопрос мимо ушей.
— Значит, есть какой-то главный игрок. Тот, кто предпочел остаться в тени.
Нина продолжала смотреть прямо перед собой. «Что я могу сказать ему о Роберте, — подумала она, — когда я сама ничего не понимаю?»
К ее облегчению, Сэм Наварро не стал больше донимать ее вопросами. По всей видимости, он понял, что в этой ситуации нажимать на нее не стоит. Она и так уже близка к нервному срыву. Когда же они по извилистой дороге приблизились к Кейп-Элизабет, Нина почувствовала, что ее непробиваемый щит может в любую минуту дать трещину и обрушиться. Но разве детектив Наварро не предупреждал ее об этом? Об эмоциональных последствиях? Ступор первых минут постепенно сменялся пронзительной болью. До сих пор она держалась неплохо: пережив сразу два нешуточных потрясения, отделалась лишь парой слезинок. И вот теперь она почувствовала, как ее руки начинают дрожать. Ей стоило немалых усилий не разрыдаться у него на глазах.
Вскоре они остановились перед домом ее матери. К этому моменту Нина была на грани истерики. Она не стала ждать, когда Сэм вылезет, обойдет машину и откроет для нее дверь. Она толкнула ее сама и, путаясь в шлейфе платья, неловко выбралась из автомобиля. Подойдя к входной двери, нажала на звонок, мысленно умоляя мать, чтобы та открыла ей прежде, чем она разрыдается.
Дверь распахнулась. На пороге возникла Лидия, все еще элегантно причесанная и одетая.
— Нина? О, моя бедная Нина! — воскликнула она, распахивая объятия.
Нина автоматически обняла мать. Ей так отчаянно не хватало ласковых прикосновений, что она не сразу заметила, как Лидия слегка отстранилась, чтобы не помять свое шуршащее платье зеленого шелка. А вот первый вопрос матери поверг ее в шок.
