В семь часов появилась горничная, и, поскольку солнце уже вышло, он рискнул покинуть свою импровизированную палатку. Подошел к маленькой мексиканке и объяснил, что вышел за колой, а дверь захлопнулась.
Она не улыбнулась и ничего не сказала, но с подозрением наблюдала за тем, как он осторожно заходит в номер. Посмотрела на его татуировки, а потом на рваные простыни и подушки, из дыр в которых лезла дешевая пена, и моментально сделала выводы. Глядя через плечо Кайла, она заметила разбитое зеркало и побежала к менеджеру, стуча белыми кроссовками по асфальту.
Хулиганство и преступное нанесение ущерба. А что тут возразить?
Он натянул джинсы и ботинки, нашел рубашку. Торопливо собрал бумаги, начав с черно-белых фотографий. Менеджеру этого видеть не стоит. Побросал ноутбук и папки в рюкзак. Не стал забирать зубную щетку, поскольку не смог зайти в ванную и все время, пока собирался, нервно смотрел на закрытую дверь. Им с Дэном надо уезжать подальше от этого жуткого места.
Когда он открыл багажник прокатной машины, из офиса вышел клерк, явно смущенный рассказом горничной, маячившей за его плечом. Вчера, когда они с Дэном регистрировались, Кайл поболтал с парнем о музыке.
Он наврал что-то про гостя, выпивку и драку. Чуть не засмеялся, когда понял, что на самом деле говорит правду. Но, зайдя в комнату, менеджер замер как вкопанный посреди осколков разбитого стекла. Он в ужасе смотрел на порванное с остервенением белье и изрезанный чем-то острым матрас.
Кайл трещал без умолку. Кайл уговаривал. Кайл льстил. Обещал заплатить выданной Максом кредитной картой. И заткнулся, как только заметил, куда смотрит онемевший парень, и увидел ужасное пятно на двери.
– Господи, – сказал он и отшатнулся от неясного силуэта маленькой тощей фигурки, прошедшей сквозь дверь и оставившей на ней свою тень. Кайл не заметил ее раньше, когда собирал вещи, поскольку отвлекся на учиненный существом разгром. Но теперь он видел след во всей красе. Как будто на дверь повесили Туринскую плащаницу. Дерево источало мерзкий животный запах, пятно было грязным и мокрым. От него шел сладковатый запашок тухлой свинины.
Двадцать дваЛондон.
23 июня 2011 года. 16.00
Малькольм Гонал не брал трубку. Кайл отправил ему сообщения, когда проходил паспортный контроль, стоял у багажной ленты и ждал поезда из Гатвика. Ему показалось, что в аэропорту они провели не меньше недели. Яркие огни, бесконечные объявления, лица нетерпеливой толпы – от всего этого Кайлу хотелось кричать.
Правда, Кайл был не уверен, что в его посланиях можно было найти хоть какой-то смысл. Он лихорадочно, не переводя дух, бормотал про обещания Макса, Храм Судных дней, свою работу над фильмом, причем так быстро, что понять его было непросто. Голос казался странным, глухим от усталости, каким-то хрупким от раздражения и существующим где-то в стороне от разума Кайла, от того, что он действительно хотел сказать или даже прокричать любому, кто пожелал бы слушать. Горячая голова, заплетающийся язык, онемевшая челюсть – сочетание не из приятных. Истощенным лучше отдыхать. Кайлу никто не перезвонил.
– Глухо? – спросил Дэн.
Кайл кивнул. Дэн заговорил с ним в первый раз после спора в Сиэтле. Большую часть перелета он проспал, причем весьма шумно, пока Кайл ерзал на кресле рядом, жевал никотиновую жвачку и мучился.
В воздухе он чувствовал себя почти в безопасности, поскольку не верил, что старые друзья сестры Катерины могут прорваться сюда. Но он знал, что хрупкое ощущение спокойствия исчезнет в ту же секунду, как они коснутся земли. К тому же самолет не защищал от бесконечных воспоминаний о предыдущей ночи, о том кошмаре, в который превратились съемки фильма: о домике в Нормандии, костлявых лицах, скалящихся сквозь стены, иссушенной солнцем Аризоне, огромном детективе, рассказывающем о брызгах крови, о бесцветном безнадежном доме в Сиэтле, пожелтевших от сигарет пальцах Марты Лейк, тонких ручонках на чердаке, пытающихся вцепиться в этот мир. Ко всему этому примешивалась болезненная уверенность в собственной неминуемой смерти.
Правда, иногда мысли все-таки сбивались с заезженной колеи, и тогда Кайл пытался убедить себя, что все это невозможно, от чего периодически дергался в кресле. Пассажиры отворачивались от него, как от сумасшедшего, когда он начинал бормотать себе под нос. Да он и был сумасшедшим. Ему хотелось вскочить с места и ходить взад-вперед по проходу между креслами, обхватив тяжелую голову побелевшими руками. Что угодно, лишь бы избавиться от страха, гнева, паники и неверия.
– Позвони попозже. Ты… – Дэн не закончил, да в этом и не было нужды. Кайл знал, что друг обязательно предложил бы поехать домой, отоспаться, забыть о фильме на какое-то время, а может, и навсегда, и перестать строить из себя безумца. Но спать Кайл не мог, это было слишком опасно.
– Я к нему съезжу.
– В Нью-Кросс? Погоди, прямо сейчас?
Кайл кивнул. «С тобой-то все в порядке. Ты провалялся всю ночь. И еще восемь часов в самолете. И невозможная тварь в твоем номере не прошла через закрытую дверь и не разорвала к чертям твою постель!»
Кайл позвонил Максу и услышал автоответчик.
– Блин!
– Макса устроит, если я отвезу всю эту хрень Маусу завтра? – спросил Дэн.
– Нет. Вези сейчас. Спроси, не может ли он все обработать сегодня ночью. Мы заплатим. Мне нужно увидеть материалы. Чертов Макс. Как можно скорее. Гавриил, наверное, уже вернулся в Англию. Мне нужно с ним поговорить. Он в курсе того, чего мы не знаем. С меня хватит!
Люди останавливались, смотрели на Кайла и шли дальше. Он стремительно пролистал список контактов в телефоне и нашел домашний номер Гавриила. Автоматический голос предложил ему оставить сообщение. «Нам необходимо встретиться. Срочно. Перезвоните».
Дэн нервничал, поскольку не поверил ему в Сиэтле. Узнав, что Кайл провел несколько часов под картонками, спрятавшись между торговыми автоматами, он смотрел на друга с жалостью и недоверием, пока Кайл стоял на улице босиком и болтал, как шизофреник под наркотой.
По глазам Дэна было видно, что он даже персонал мотеля подозревает в сговоре. Считает, что Кайл сам разгромил номер и нарисовал фигуру на двери. Честно говоря, нервное молчание, с которым он отреагировал на рассказ Кайла, только подтвердило то, что Дэн, кажется, вообразил, что Кайл обманывал его все это время. Сам соорудил следы руки в кухне своей квартиры, нарисовал силуэты в нормандском амбаре, пока Дэн пытался вытащить искалеченную ногу Гавриила из ржавого капкана, да и существо в старом пентхаусе на Кларендон-роуд – его рук дело. Неужели Дэн всерьез полагал, что его старый приятель настолько отчаянно жаждет денег и признания, что готов подделать доказательства паранормальных явлений? Как раньше с большой радостью делал Гонал. Или Кайл просто устал, окончательно впал в паранойю и теперь готов оговорить лучшего друга? Вполне возможно. Дэну повезло, его никто не преследовал. Скептицизм – привилегия тех, кого не затронуло.
В Америке – теперь она словно была в другой жизни, отделенной от его нынешних мучительных мыслей океаном и долгим перелетом, – Дэн уговорил менеджера мотеля не вызывать полицию. Продиктовал реквизиты кредитной карты Макса, расплатился за ремонт двери, порванное постельное белье и матрас, за перегоревший предохранитель, который оказался совершенно мокрым. Но, сев в машину, Дэн схватил Кайла за плечи и посмотрел ему прямо в глаза.
– А теперь перестань мне врать. Какого черта, а? Я знаю, что дело безумное и тяжелое, но меня не надо тянуть на дно. Я же борюсь. Ты что, на наркоту подсел?
Раздраженные, оба отчаянно старались не показывать, как сильно разочарованы друг в друге, а потому всю дорогу до Лондона молчали.
Кайл вышел на вокзале Виктория, твердя про себя адрес с визитной карточки Малькольма Гонала. Ему казалось, что он идет в соленой воде. У него поднялась температура, дышать было тяжело, и двигался он с трудом. Помимо всех иррациональных явлений, с существованием которых он уже готов был смириться, Кайл сходил с ума от усталости и недосыпа. Ему нужно было поспать, но только в безопасном месте. Где?
Он очнулся, когда понял, что уже пять минут неотрывно глазеет на карту метро, и сразу выяснил, что пересесть с линии «Дистрикт» на линию «Джубили», а потом на Доклендское легкое метро будет нелегко: обе ветки работали с перебоями. Кайл вышел на станции «Лондон бридж» и потащил свой тяжелый рюкзак к выходу из метро. На улице шел дождь, и Кайл, весь дрожа, принялся ловить такси.
Малькольма Гонала, кажется, не было дома. Может, он бежал из страны и спрятался. Да и кто бы его в этом обвинил? Кайл водил пальцем по пластиковым кнопкам на панели домофона.
Гонал жил на четвертом этаже старого викторианского дома, во дворе которого валялись мусорные мешки и росли сорняки. Его фамилия единственная виднелась под грязными плоскими звонками – возможно, только он и обитал в этом жалком домике, затерянном в южном Лондоне.
