друг другу за коктейлем. И все же ей показалось, что за обычным комплиментом кроется нечто большее: он вложил в свои слова слишком много пыла, при этом глаза прищурились, будто он изучал ее под микроскопом.
— Доктор Сьюзен, — начал он, — я собираюсь сделать признание. Я читал о вас в Интернете.
«Значит, нас уже двое, — подумала Сьюзен. — Что ж, признание — это, по крайней мере, честно».
— Вы выросли в Уэстчестере? — спросил он.
— Да. В Ларчмонте, а потом в Рэе. Но моя бабушка всю жизнь прожила в Гринвич-Виллидж, и в детстве я часто ездила к ней на выходные. Мне там ужасно нравилось. В отличие от сестры я никогда не увлекалась светской жизнью и загородным клубом.
— А родители?
— Развелись три года назад. К сожалению, это не было «расставанием по взаимному согласию». Отец познакомился с другой женщиной и влюбился без памяти. Мать была в отчаянии и прошла через все стадии — от разбитого сердца до жажды мести, озлобленности и самобичевания. Если я что-то упустила, заполните пробелы сами.
— А что вы чувствовали?
— Мне было грустно. Мы были дружной, счастливой семьей… во всяком случае, мне так казалось. Нам было весело вместе. Мы любили друг друга. После развода все изменилось… все. Иногда кажется, что мы были пассажирами корабля, налетевшего на риф. Все спаслись, но каждый оказался в отдельной шлюпке.
Она вдруг осознала, что сказала куда больше, чем собиралась, и с облегчением перевела дух, когда он переменил тему.
— Мне давно хотелось спросить, — продолжал он, — что заставило вас бросить работу заместителя окружного прокурора и вернуться в университет для получения докторской степени по психологии?
Этот вопрос показался Сьюзен легким.
— Ну… я вдруг почувствовала, что чего-то не хватает. Некоторые люди — закоренелые преступники, и я получала истинное удовлетворение, сажая их за решетку. Но был случай, когда я выступала в суде по делу женщины, убившей своего мужа, потому что он собирался ее бросить. Ей дали пятнадцать лет. Никогда не забуду ее лица. Она была ошеломлена, когда услышала приговор, она никак не могла поверить. А я подумала, что если бы ее остановили вовремя, если бы кто-то помог ей освободиться от гнева, пока он не уничтожил ее…
— Сильное горе может вызвать страшный гнев, — тихо заметил Ричардс. — Теперь я понимаю: позже вы видели свою мать в точно такой же ситуации и поняли, что она тоже могла оказаться на скамье подсудимых.
Сьюзен кивнула.
— В первое время после развода моя мать представляла опасность и для себя, и для окружающих, во всяком случае для отца, судя по тому, как она о нем говорила. Я сделала все возможное, чтобы помочь ей. Иногда я скучаю по работе в суде, но не сомневаюсь в своем решении. Я сделала правильный выбор. А как насчет вас? Что заставило вас избрать это поле деятельности?
— Я всегда хотел стать врачом. В медицинском институте я понял, до какой степени особенности работы сознания влияют на физическое здоровье, и выбрал специализацию в психиатрии.
Метрдотель принес им меню. Несколько минут было потрачено на обсуждение сравнительных достоинств различных блюд, потом они сделали заказ.
Сьюзен надеялась использовать перерыв в разговоре, чтобы сделать Ричардса центральной темой обсуждения, но он тотчас же вернулся к ее передаче.
— Моя мать еще кое о чем спросила сегодня, — заговорил он как будто мимоходом. — Карен, та женщина, что звонила в понедельник… Она с вами больше так и не связалась?
— Нет, — ответила Сьюзен.
Дональд Ричардс отломил кусочек булки.
— А ваш продюсер послал Джастину Уэллсу запись той передачи?
Такого вопроса Сьюзен не ожидала.
— А вы знакомы с Джастином Уэллсом? — спросила она, не удержав прорвавшегося в голосе удивления.
— Я с ним знаком.
— Лично или профессионально?
— Профессионально.
— Вы лечили его от навязчивой и опасной ревности к жене?
— Почему вы об этом спрашиваете?
— Потому что если ответ — «да», я считаю, что ваш моральный долг — сообщить все, что о нем известно, полиции. Хотя Карен так и не пришла и больше не звонила, я о ней узнала кое-что еще. Выяснилось, что женщина, назвавшая себя Карен, — жена Джастина Уэллса, ее настоящее имя — Кэролин, и она то ли сама упала, то ли ее толкнули под колеса автофургона через несколько часов после разговора со мной.
Казалось, ее слова не столько поразили Дональда Ричардса, сколько заставили задуматься.
— Боюсь, вы правы: мне действительно стоит пойти в полицию, — мрачно ответил он.
— Расследованием занимается капитан Ши из 19-го участка, — сказала Сьюзен.
«Я была права, — подумала она. — Прослеживается очевидная связь между тем, что случилось с Кэролин Уэллс, и ее звонком ко мне. Это ревность мужа».
Она вспомнила о бирюзовом колечке с сентиментальной надписью. Тот факт, что Тиффани из Йонкерса получила в подарок похожее кольцо, купленное в Гринвич-Виллидж, сам по себе, вероятно, ничего не значил. Как и пластмассовые статуи Свободы, вырезанные из кости Тадж-Махалы или медальоны сердечком, такие кольца были непременной принадлежностью сувенирных лавок.
— Как салат? — осведомился Ричардс.
Было ясно, что он опять хочет сменить тему. «Ну и слава богу, — подумала она. — Профессиональная этика».
— Отличный. Кстати, я вам рассказала о себе, а как же вы? У вас есть братья? Сестры?
— Нет, я единственный. Вырос на Манхэттене. Отец умер десять лет назад, и тогда мать решила навсегда поселиться в Таксидо-парке. Она художница, причем очень хорошая, я бы сказал, отличная. Отец был прирожденным моряком и брал меня с собой на яхте.
Сьюзен мысленно скрестила пальцы на счастье.
— Я с интересом узнала, что вы взяли академический отпуск, когда учились в колледже, и целый год проработали помощником директора круиза. Сказалось влияние вашего отца, я полагаю?
Он весело усмехнулся.
