А потом все снова вернулось: и четкость зрения, и ощущение места, словно все эти образы вдруг снова восстановились и нахлынули с плеском, как стремительный поток. Кэлли вздрогнул. В его памяти возник звук бесконечно и бесполезно звонившего телефона Элен. Синий петух отчаянно бил крыльями и бросался лапами на черно-красного соперника, его острые, как иглы, шпоры вырывали у того из-под зоба пучки перьев. Перед самой схваткой Айра успел сказать Кэлли:
– Этот способен остановить носорога.
Санчес взглянул через арену, но глаза букмекера уже были отключены: запись ставок окончилась, и он захлопнул свою книгу. Тощий парень в рубашке с бахромой закатал вверх рукава. Когда он забирал своего синего петуха с площадки, его руки выглядели сплошным сплетением канатиков вен под старой кожей. Длинные перья на шее птицы стояли торчком, словно чашечки у рукоятки шпаги. Петух тянул голову через процарапанную линию и бил клювом.
Когда птиц выпустили, они, лихорадочно хлопая крыльями, начали подскакивать совсем близко друг от друга, почти нога к ноге, словно прогуливались по обе стороны какой-то невидимой стены. Синий петух откачнулся назад, чтобы нанести удар, лапы его неистово били, и стальные шпоры окрашивались кровью. Зрители, ликуя, восторженно вопили.
Синий петух издал как бы ответный крик. Он швырнул своего противника на землю арены, и тот беспомощно бился среди своих же вырванных перьев, упав прямо на растерзанную грудь и скребя шпорами по арене. Была объявлена новая схватка, но никто из владельцев птиц не торопился выйти в круг. Синий петух в мгновение ока нанес сокрушительный удар сопернику, а потом, размахивая крыльями, побежал вдоль круга арены на негнущихся от ярости лапах. Тогда хозяин черно-красного петуха выступил вперед и утащил за крыло тушку своей птицы.
Когда они оказались снаружи, Санчес веером развернул их выигрыш, словно колоду карт. Из дверного проема падал узкий прямоугольник белого света. Какой-то мужчина толкнул Айру в спину. Он был рассержен и стремился поскорее уйти.
– Проклятые летуны! – пробормотал он. – Как ему только удалось побить эту чертову тушу?
Он шагнул сквозь стену мрака, окаймлявшую арену, и исчез. Несколько самодельных ящиков из прутьев и деревянных планок стояли по одну сторону двери. Хозяин золотисто-синего петуха опустился на колени, засовывая в ящик свою птицу и стягивая ремешки у передней заслонки. Когда он выпрямился, крылья с шумом забились о планки. Мужчина засмеялся, а потом нежно, как ребенку, сказал птице что-то по-испански.
Айра пошел прочь, увлекая в темноту и Кэлли.
– Как долго... – спросил он, – как долго еще ждать, пока ты заплатишь мне?
– Как только я узнаю, что купил этот эскиз. Возможно, менее чем через неделю.
– Там, в пустыне, – сказал Айра, – есть много разных изображений. Такие большие рисунки на полотне пустыни, очень старые. Охотник с копьем, солнце наверху, а под его ногами несколько волнистых линий – вода, а еще ниже есть и рыба, за которой он охотится. Есть и другие рисунки. Эти камни как будто покрыты смолой, поскребешь чем-нибудь – и получается линия. Вот так и делали эти рисунки. Это священные места, ты знаешь? Год назад, или что-то около того, какие-то ребятишки переехали на велосипедах один из камней. Отметины от их шин останутся там на тысячу лет.
– А зачем же они это сделали?
– Так ведь людям не нравится видеть то, что они не могут взять. С завтрашнего дня я должен быть нянькой при девочке, – сказал Айра и, взглянув на припаркованный у обочины новенький «джип» с двойными задними колесами, добавил: – Он, должно быть, уезжает взглянуть на Дега.
– Я знаю, – ответил Кэлли. – Именно за этим.
– Персональный автомобиль, – сказал Айра, отпирая дверцу «джипа». – Давай-ка съездим, попьем пивка.
Они сидели в баре под тускло-красными светильниками и слушали, как гитарист играет лучшие песни группы «Битлз». Все в этом баре выглядело очень спокойным, словно посетители там расходовали ровно столько энергии, чтобы донести стакан до губ. Высокая блондинка в джинсах, тесных, как бандаж, приняла у них заказ и почти немедленно вернулась с ним.
– Ну и как же мы сделаем это? – спросил Кэлли.
– Она никогда не выходит из дома, ты понимаешь? Она никогда и никуда не выходит!
– Так уж и никогда?
Санчес покачал головой и ртом собрал пену с пива.
– Почти никогда, – ответил он.
– Стало быть, все же иногда выходит?
– Думаю, что так. Послушай, я же говорил тебе о ней. Она с приветом.
– Расскажи-ка мне побольше.
– Она разговаривает совсем мало, спит почти весь день, она... ну не знаю, как сказать... как-то плавает, что ли... Это похоже на дым среди деревьев. Часто я даже не уверен, здесь ли она вообще.
– Депрессия? – предположил Кэлли.
– Да, может быть. Как-то раз я и в самом деле свозил ее в город, мы только еще выбрались на шоссе, и она сказала: «Какой же это долгий путь». Я ей ответил что-то вроде: тут, мол, всего-то несколько миль. А она и говорит: «Нет, даже на то, чтобы сделать шаг-другой, уходит половина жизни». То есть, понимаешь, она говорила так, словно она живет на какой-то другой планете.
– А у нее есть мать?
– Версия такая, что она умерла, когда Нина была маленькой, – пожал плечами Санчес. – Никто толком не знает.
Кэлли в три глотка выпил половину своей кружки.
– А кто сидит в этом кресле-качалке перед домом?
Санчес быстро взглянул на Кэлли, подняв брови.
– Что, Карл Мэзерс возил тебя туда? – спросил он, и Кэлли кивнул. – Да, это Нинино кресло. Иногда она в нем читает, но нечасто. А глаза она вообще поднимает только тогда, когда рядом оказывается Кемп. И тогда это вроде бы как... Ну, как будто что-то приковывает все ее внимание.
– Каким же образом?
– Ну, я не могу даже понять. Похоже на то, как змея гипнотизирует кролика или как кролик в ужасе глядит на змею.
– Она его ненавидит?
– Нет, ничего подобного. Это как будто... как будто он возвращает ее к жизни. Нет, не ненависть... Возможно, страх, только я не понимаю почему. Может, ты и прав насчет депрессии. Я знаю, что она глотает таблетки.
– А может, ты попробуешь? – спросил Кэлли. – У меня же, черт возьми, времени-то совсем немного.
Айра вытащил из кармана рубашки свернутую в тонкую трубочку самокрутку и зажигалку. Кольца дыма, насыщенные дурманящим запахом наркотика, плавали над столом.
– Я позвоню тебе, – наконец ответил Айра.
– Мы могли бы потолковать о небольшом дополнительном проценте в рамках первой сделки.
Айра кивнул и достал деньги из рубашки, чтобы оплатить счет.
– Если мне не изменяет память, – сказал Кэлли, – я выиграл кое-что из этого.
Пара бумажек упала на стол, а остальные вернулись в карман Санчеса.
– В счет будущего, – сказал он и улыбнулся.
* * *
Люди, не снимая фотоаппаратов, прогуливались возле собора Святого Августина или гуськом просачивались в рестораны местного Бродвея. А Кэлли, выйдя из бара, остановил такси. Санчес остался там попить еще пивка. Кэлли беспокоил этот человек, но он прекрасно понимал, что тут он мало что мог сделать. Оставалось лишь довериться Санчесу. Риск и опасность были очевидными: Санчес ведь мог рассказать Кемпу о жучках, и тогда тот использовал бы их, чтобы дурачить Кэлли. Дезинформация – это более утонченный прием, чем все прочие, но если даже и существовал способ предохранить себя от нее, у Кэлли просто не было времени отыскивать его.
Он забрал свой ключ у портье гостиницы и заказал билет на самолет в Нью-Йорк туда и обратно в один день. Поднявшись в свой номер, он открыл окно, выходящее во внутренний дворик, и, прежде чем снять трубку телефона, налил себе виски.
* * *
Молчание. Шелест бумаг. Короткий кашель, словно знак недовольства. Кэлли лежал на кровати, подперев спину подушками, и потягивал виски. Он прислушивался к этим крупицам звуков, словно дневной хищник, вынужденный охотиться в темноте.
Какое-то тихое, монотонное постукивание, как будто мотыльки бились об абажур или кто-то кончиками ногтей постукивал по крышке стола, принимая решение. Неприятный скрежет кресла, отодвигаемого назад. Вот выдвинули и вернули на место ящик стола. Потом снова тишина. И где-то там, на ее фоне, слабое пение и вздохи, легкий электронный шумок – обычный звук в снятой трубке, хотя и казалось, что он шел из какого-то глубокого, лишенного воздуха места, какого-то огромного черного корыта, которое Кэлли сейчас невольно подслушивал. Он слышал, как звуки, доносящиеся из комнаты, и звуки из того, другого, черного места, как бы оркеструя друг друга, создавали мелодию, медленную и меланхоличную.
Кто-то вошел в комнату, но ничего не говорил. Кэлли прикрыл глаза, словно это могло ему помочь.
– Надолго ты уезжаешь? – донесся голос Нины.
Она, должно быть, принесла Кемпу выпить или что-нибудь поесть, потому что Кэлли услышал легкий стук тарелки или чашки, поставленной на стол. Кемп сказал:
