Она повернулась и пошла прочь. Томас смотрел ей вслед. Упаковка леденцов в его пальцах была буквально скручена в узел.
Он думал о своей жизни. Обо всей этой хренотени. Как он вляпался в такое дерьмо?
— Мать твою!..
Он рванул упаковку и швырнул в воздух горсть разноцветных леденцов. Потом сунул руки в карманы и двинулся обратно.
Элизабет приподнялась при его приближении. Он кивнул ей в знак того, что все в порядке. Она уже хотела что-то сказать, как вдруг кто-то забарабанил в дверь.
— Без паники! — тут же крикнул Камерон. — Это Сесил, Виктор и Перл. Они ходили за бензином, чтобы заправить мотокар.
Но когда дверь распахнулась и на пороге появился Сесил, на лице Камерона отразилась та же тревога, что и у остальных. Сесил был один. Лоб его был рассечен, лицо залито кровью.
— П-перл, — пробормотал он. — Она р-раненн-на! И тут снаружи раздался безумный вопль.
Томас первым выбежал на улицу, где едва брезжил рассвет. Остальные устремились следом, словно стайка вспугнутых воробьев. Все без труда узнали голос Каминского. Он кричал, не переставая, еще несколько секунд. От его воплей кровь застывала в жилах.
— Туда! — закричал Томас. — Туда, где свет над крышей!..
Нет, не свет. Пожар.
Он побежал. Кто-то почти поравнялся с ним. Скосив глаза, он увидел Камерона.
— Откуда этот свет? — на бегу спросил полицейский.
Ha самом деле он не нуждался в ответе — ему просто нужно было подбодрить себя. Источник пожара был ясен: здание с вывеской Bullfrog Mining Company — огромная жаба с глумливой ухмылкой была охвачена пламенем. Огненные языки лизали ей брюхо, а некоторые уже достигали головы.
— Там, наверху! — закричала Элизабет.
Томас не сразу понял, в чем дело. Он бежал, не разбирая дороги и молясь только о том, чтобы не споткнуться и не упасть. Впрочем, дороги почти не было видно. Рассвет уже озарил цепочку холмов, но здесь, в низине, по-прежнему было полутемно, словно ночь отказывалась сдавать позиции.
Внезапно вверх взметнулись настоящие огненные столбы. Одновременно с этим ветер донес резкий запах бензина.
— Там, наверху! Голова! — снова воскликнула Элизабет.
Томас, не замедляя бега, посмотрел вверх. Языки пламени мешали разглядеть что бы то ни было. Он обернулся: за ним бежала Элизабет, чуть подальше — Питер и Ленни. Сесила и Карен не видно. Вопль раздался снова Томас остановился, и Камерон чуть не налетел на него, в последний момент избежав столкновения.
— Черт!.. — выдохнул Томас.
— Это он! — закричал Камерон, указывая вверх пальцем.
На уровне жабьей головы с трудом можно было различить фигуру человека, охваченную пламенем. Он извивался всем телом, рук не было видно — очевидно, они были привязаны к туловищу.
— Виктор! Он привязан там, на крыше!
Дальше события развивались стремительно.
Камерон закричал, чтобы принесли воды — тушить пожар. «Холодильник» и все запасы были всего в пятидесяти метрах отсюда, но Элизабет, трясясь от нервного озноба, пробормотала: «Слишком сильное пламя…» Камерон вертел головой во все стороны, словно ожидая увидеть чудо: пожарную машину, или вертолет, или хоть одного смельчака-добровольца.
Снова послышался вопль.
Томас не раздумывая устремился вперед.
Здание напоминало куб высотой около шести метров, без окон и дверей — лишь по бокам были две небольшие пристройки. Со стороны улицы был лишь проем, забранный шторой из металлических планок. Томас подергал ее, но она, естественно, не поддалась.
Он не стал терять времени и, обежав здание с правой стороны, оказался в узком проулке, загроможденном железными канистрами и мусорными баками, изъеденными ржавчиной.
В стене было два крошечных окошка. Никакого другого входа.
— Черт!
Окошки были слишком высоко от земли, к тому же довольно узкие — он так или иначе в них бы не пролез.
Томас побежал дальше и вскоре оказался с обратной стороны здания. Снова канистры, какие-то железные обломки — и снова никаких дверей. Он поднял голову и увидел застекленное слуховое окошко. Все бы хорошо, но — в пяти метрах от земли.
— Да что ж такое!..
Он снова побежал. С крыши сыпались искры, вспыхивая в бледном предрассветном небе, словно светлячки.
Последняя стена. Последний шанс.
Он не просил о многом — приставная лестница, стремянка, да хоть простой водосточный желоб. Что-то в этом роде должно было здесь быть — как иначе Каминский забрался наверх?
Он чуть не споткнулся о камень и выругался. Вот не повезло! Если бы он с самого начала побежал в эту сторону, то сейчас бы уже был на крыше. Он обогнул последний рол и взглянул на стену. Сердце его чуть не остановилась.
Абсолютно гладкая стена.
Никакой приставной лестницы. Ничего.
В течение нескольких секунд мозг Томаса буксовал впустую. Казалось, время замедлило ход. В голове мелькали отрывочные видения: Каминский, окутанный пламенем, сжигаемый заживо… его обугленная, почерневшая кожа, как у тех трупов в автобусе… череп с пустыми глазницами…
— Нет!
Он развернулся, побежал обратно и остановился возле разбросанных по земле канистр. Взглянул наверх, на слуховое окошко, потом на железные обломки у стены и снова на канистры.
— Полный идиотизм, — пробормотал он сквозь зубы.
Он подтащил к стене первую канистру, потом начал лихорадочно громоздить на нее другие. Наконец, задыхаясь, остановился и попробовал свою пирамиду на прочность. Хлипкая, разумеется… Но если ему удастся, встав на верхнюю канистру, удержать равновесие хотя бы на пару секунд — он все же выиграет несколько метров.
Он быстро снял рубашку, схватил изогнутый железный обломок и привязал к нему рукав. Жалкая пародия на альпинистский крюк…
Что ж, ничего другого нет.
Томас зажал рубашку в зубах и принялся карабкаться наверх по разъезжающимся канистрам. Вытянуть руку вверх, согнуть колено, вытянуть другую руку. Метр. Два. Еще чуть-чуть…
Виктор снова закричал. От неожиданности Томас едва не оступился. Груда канистр зашаталась. Томас замер на месте.
— Ос-то-рож-но, — по слогам произнес он.
Потом выпрямился во весь рост, схватил рубашку с привязанной скобой, слегка раскачал ее в воздухе и изо всех сил швырнул наверх. В следующую секунду на него дождем посыпались осколки разбитого стекла. Он подергал за импровизированную «кошку» — та держалась крепко. Сердце Томаса едва не выпрыгивало из груди.
— Господи, — прошептал он, — если это сработает, обещаю, что буду ходить к мессе время от времени.
Рубашка угрожающе затрещала.
— О’кей, — проворчал Томас, — каждое воскресенье!
Он сбросил ботинки и начал взбираться по стене, упираясь в нее босыми подошвами. Рубашка продолжала трещать, но не рвалась. Он добрался до окна, дыша тяжело и шумно, словно бизон, подтянулся на руках и спрыгнул с другой стороны. Подошвы заныли от резкого удара о твердую поверхность.
Но он был у цели.
Сету показалось, что он услышал шум. Из-за того, что творилось на крыше, нельзя было разобрать наверняка, но он почувствовал, что что-то не так.
Он лихорадочно застучал по клавишам своего «Таракана», чтобы увидеть, что происходит в разных секторах поселка. Одного за другим он обнаружил всех своих подопечных и почувствовал себя более уверенно.
Стоп. А где Том Линкольн?
Он еще раз внимательно отсмотрел все кадры и остановился на том, где была изображена задняя часть строения, в котором он сейчас находился.
И громко выругался.
Томас стоял на узкой галерейке, тянувшейся по внутреннему периметру здания в пяти метрах от пола. Единственное огромное помещение без всяких перегородок было абсолютно пустым. Взгляд его скользнул по выцветшим фотографиям на стенах: шахта, бригады рабочих, руководитель компании…
Потом он увидел место, где галерейка сливалась с узкой площадкой. От нее отходили две лестницы: одна вела вниз, другая — вверх, на крышу. Тогда-то он его и заметил.
Тот сидел на корточках на последней ступеньке, молча и неподвижно, словно паук в своей паутине. Полы его куртки раздувал ветер. Должно быть, он услышал шум и решил проверить, в чем дело. Из-под капюшона на Томаса глядела чернота.
В следующее мгновение темный силуэт спрыгнул с верхней лестницы и исчез на нижней.
— Твою мать!
Томас бросился по галерее к площадке. Под потолком уже расползались клубы дыма — это выглядело даже красиво, но дышать становилось все тяжелее. Еще немного, и он задохнется… Томас закрыл лицо ладонью и помчался по лестнице наверх, перепрыгивая через две ступеньки. Наконец-то свежий воздух! Потом его босая нога наступила на раскаленные угли, и он услышал новый крик — на сей раз свой собственный. Легкие его горели, словно в огне. Целые куски кровли уже обрушивались вниз, на террасу, черную от копоти. Еще немного — и все строение обвалится внутрь себя. Разве мог Каминский все еще оставаться в живых в этой преисподней?
