– Ни в коей мере. Если вам удастся прищучить ее за убийство жены Сайдмана или похищение ребенка – вперед.
– Но только смерть Джерри Кэмпа не имеет к этому никакого отношения?
– В десятку.
Ригана кто-то окликнул. На соседском участке был обнаружен пистолет. Даже беглый осмотр показал, что пользовались им совсем недавно.
– Подходит, – сказал Риган.
– Да. Какие-нибудь мысли?
– Какие могут быть мысли, Боб? – повернулся к нему Риган. – Это ваше дело. И всегда было вашим. Удачи.
– Спасибо.
Тикнер отошел.
– Эй, Ллойд! – окликнул его Риган.
Тикнер остановился. Пистолет был аккуратно уложен в пластиковый пакет. Риган посмотрел на него, затем перевел взгляд на труп.
– А ведь мы так и не знаем, что здесь происходило, а?
– Это уж точно, даже следов никаких нет, – сказал Тикнер и направился к машине.
* * *
– Это правда, он действительно мертв? – Катарина сложила руки на коленях.
– Точно, – заверила ее Рейчел.
Верн стоял, тяжело дыша и скрестив руки на груди. Он пребывал в этой позе с того самого момента, когда я сказал ему, что Перри – тот самый ребенок, которого я видел в «хонде».
– Этого человека зовут Павел. Он мой брат.
Мы молча ожидали продолжения.
– Это был дурной человек. Жестокий. Правда, Косово многих сделало такими. Но похитить младенца? – Катарина покачала головой.
– Так как же все это произошло? – спросила Рейчел.
Но Катарина смотрела на мужа.
– Верн…
Он отвел глаза.
– Я лгала тебе, Верн. Много лгала.
Он откинул волосы назад, устало прикрыл глаза и быстро облизнул губы. Но смотрел все еще в сторону.
– Родилась я вовсе не на ферме, – начала Катарина. – Отец умер, когда мне было три года. Мать перебивалась случайными заработками, денег всегда не хватало. Мы были очень бедны, настолько бедны, что объедки в мусорных ящиках подбирали. Павел просил милостыню на улице и подворовывал. В четырнадцать лет я пошла работать в секс-клубах. Тебе трудно представить, каково нам было. Могу только сказать: коль скоро уж тебя затянет в такую жизнь в Косово, выбраться практически невозможно. Знал бы ты, сколько раз я хотела покончить с собой.
Она так и потянулась к Верну, но тот по-прежнему избегал ее взгляда.
– Посмотри на меня, – взмолилась она.
– Речь не о нас идет, – отрезал он. – Просто расскажи этим людям все, что им требуется знать.
Катарина со вздохом вновь сложила руки на коленях:
– Как поживешь так какое-то время, о чем-то другом вообще перестаешь думать. Вроде животного становишься. Охотишься, чтобы выжить. Наверное, инстинкт срабатывает, потому что даже сейчас спроси меня, почему я так жила, не отвечу. Но однажды Павел сказал, что знает, как выбраться из этой ямы.
Катарина замолчала. Рейчел подвинулась к ней. Я был только «за». Пусть играет первую скрипку, благо имеется опыт допросов. И вообще, даже рискуя нарушить политкорректность и обидеть феминисток, скажу: Катарине было легче откровенничать с женщиной, чем с мужчиной.
– И как же? – спросила Рейчел.
– Павел сказал: если мне удастся забеременеть, он достанет деньги на билет в Америку.
Мне почудилось (или нет, надеюсь), что я ослышался. Верн резко повернулся к жене. Катарина оказалась к этому готова – она посмотрела ему прямо в глаза.
– Не понимаю, – сказал Верн.
– Как проститутка я кое-чего стою. Но ребенок, добавил Павел, стоит дороже. Если я забеременею, найдется кому переправить меня в Америку. Меня и его. И нам будут платить.
В комнате повисла тишина. Со двора доносились детские возгласы, но будто издали, будто эхо. Первым заговорил я.
– Вам платят, – я слышал собственный голос, и в нем звучали страх и недоверие, – вам платят за ребенка?
– Да.
– О Господи! – выдохнул Верн.
– Ты не понимаешь.
– Да чего уж тут не понять. И так оно все и получилось?
– Да.
Верн резко отвернулся, точно его ударили. Уцепившись за занавеску, он посмотрел на детей.
– У нас, – продолжала Катарина, – новорожденного в таких случаях помещают в приют. Жуткое место. А многие американцы хотели бы взять ребенка на воспитание. Но это непросто. Процедура занимает много времени. Иногда год, иногда больше года. А ребенок тем временем живет в полном убожестве. Родители же платят чиновникам. Вся система настолько прогнила…
– Ясно, – перебил ее Верн, – ты сделала это для блага человечества.
– Нет, я сделала это для собственного блага. Только ради себя, понимаешь?
Верн болезненно сморщился. Рейчел положила ладонь на колено Катарине:
– И потом вы прилетели в Америку?
– Да, мы с Павлом.
– И что же дальше?
– Мы остановились в мотеле. Там мне было велено найти некую блондинку. Она оплатит мое пребывание, позаботится о том, чтобы я хорошо питалась. И действительно, она дала мне денег на еду и одежду.
– И где же родился ребенок? – Рейчел поощрительно кивнула Катарине.
– Даже не знаю. За мной приехал фургон без окон. Со мной была эта блондинка, она сработала как акушерка. Помню детский крик. И все. Ребенка я не видела, не знаю даже, мальчик это был или девочка. Потом меня отвезли назад в мотель, и блондинка дала мне денег.
Катарина пожала плечами.
У меня буквально кровь в жилах застыла. Я попытался представить, каково все это было, стряхнуть с себя весь этот ужас, и, взглянув на Рейчел, уже собрался выступить, но она предостерегающе покачала головой: мол, сейчас не время заниматься дедукцией, сейчас время собирать информацию.
– Мне понравилось здесь, – вновь заговорила Катарина после некоторого молчания. – Вы считаете, что живете в прекрасной стране. И все-таки не цените ее по-настоящему. Мне так не хотелось никуда уезжать. Однако денег оставалось все меньше, и я не знала, что делать. Тут я познакомилась с одной женщиной, она рассказала мне про сайт в Интернете. Заводишь свое имя, и тебе начинают писать мужчины. «Шлюхи им не нужны», – сказала мне эта женщина. Вот я и придумала себе биографию, ферму и все такое прочее. Кое-кто откликнулся, я дала свой электронный адрес. Через три месяца мне написал Верн.
Он сильнее понурился:
– То есть ты хочешь сказать, что все то время, что мы переписывались…
– Я была в Америке, да.
Он покачал головой:
– Хоть что-нибудь из того, что ты мне говорила, – правда?
– Из того, что имеет значение, – все правда.
Верн печально усмехнулся.
– Ну а что Павел, – вернулась к существу дела Рейчел, – он куда отправился?
– Понятия не имею. Знаю только, что время от времени он ездил домой. За другими девушками. На это и жил. Время от времени он связывался со мной, и если ему нужно было немного денег, я давала. Так, по мелочам, даже говорить не стоит. Но вчера все было иначе. – Катарина перевела взгляд на Верна. – Дети проголодались, наверное.
– Ничего, подождут.
– И что же было вчера? – спросила Рейчел.
– Павел позвонил мне во второй половине дня и заявил, что надо срочно увидеться. Мне это не понравилось. Я спросила, в чем дело. Он ответил: «Не волнуйся, все объясню при встрече». Я растерялась, не знала, что сказать…
– Почему бы просто не сказать «нет»? – резко бросил Верн.
– Так я ответить не могла.
– Почему?
Катарина промолчала.
– А, ясно, ты боялась, что он расскажет мне все, как было. Так?
– Не знаю.
– Как это прикажешь понимать – «не знаю»?
– Да, конечно, я боялась, что он откроет тебе правду. – Катарина в очередной раз посмотрела на мужа. – И в то же время молилась, чтобы он это сделал.
– И что же было, когда ваш брат появился здесь? – Рейчел неуклонно шла к главному.
У Катарины глаза наполнились слезами.
– Катарина?
– Он сказал, что хочет взять с собой Перри.
Верн гневно посмотрел на нее.
Грудь у Катарины бурно заколыхалась, словно ей перестало хватать воздуха.
– Я сказала: «Нет. Ни за что. Оставь моих детей в покое». Он начал кричать. Грозил, что все расскажет мужу. «А мне наплевать, – сказала я, – только Перри я тебе все равно не отдам». Тогда он меня ударил. Я упала на пол. Он сказал, что заберет Перри всего на несколько часов, что все будет в порядке, если только я буду держать язык за зубами. Ну а если проговорюсь Верну или сообщу в полицию, он убьет мальчика.
У Верна сжались кулаки, лицо налилось кровью.
– Я пыталась унять его. Поднялась было, но Павел снова пнул меня в живот. А потом, – голос Катарины совсем сел, – он уехал. Следующие шесть часов были самыми длинными в моей жизни… – Катарина исподтишка посмотрела на меня.
Я знал, о чем она подумала. Шесть часов провела она в страхе. А я переживаю тот же страх в течение полутора лет.
– Я не могла найти себе места. Мой брат – дурной человек. Я всегда это знала. Но я не могла поверить, что он способен обидеть моих детей. Ведь это его племянники.
