Жара стояла нестерпимая. Даже суперсовременные кондиционеры ФБР не могли справиться с горячим воздухом. Никакие заклинания не помогали. Йельм чувствовал усталость и апатию — едва разогнавшись, он был вынужден остановиться на полном ходу.
Они выжидали. Ожидание часто провоцирует нетерпимость и раздражительность. Раздражало всё. Даже Джерри Шонбауэр однажды впал в ярость и сорвал с себя мокрую от пота рубашку с такой силой, что только пуговицы полетели в разные стороны. Одна из пуговиц угодила в левый глаз Черстин, и она потеряла контактную линзу — это сразу привело Шонбауэра в чувство, и он потом долго извинялся.
— Я не знал, что ты носишь линзы, — сказал Йельм.
— Носила, — ответила Черстин, разглядывая две половинки линзы, прилепившиеся к большому и указательному пальцам. — Теперь буду носить очки.
Она вынула линзу из правого глаза и выбросила ее. Потом выудила из сумочки пару классических круглых очков и водрузила их на свой симпатичный носик. С трудом сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, Йельм постарался отвлечься на мысли о жаре, но не смог и все-таки прыснул.
— Смотри, какая смешная птичка! — не очень убедительно воскликнул он, тыча пальцем в окно.
— Рада, что смогла тебя развеселить, — обиженно буркнула Черстин и сдвинула очки на лоб.
Они заходили к юному компьютерщику Бернарду Эндрюсу. Он облазил все закоулки Сети, пытаясь выйти на след Ламара Дженнингса. Искал его фото. Но, как и следовало ожидать, нигде ничего не нашлось. Ни в одной базе, даже самой маленькой и незначительной, не было ничего о Ламаре Дженнингсе, складывалось впечатление, что он двадцать пять лет находился вне поля зрения любых государственных и негосударственных органов. Единственное, что удалось найти — данные о его рождении. С тех пор он словно бы не существовал.
Миссис Вильма Стюарт не смогла помочь с составлением портрета Ламара Дженнингса. Сухонькая пенсионерка сидела перед компьютером, за ее спиной маячили огромные полицейские, не сводя глаз с изображения на экране. Старушка только качала головой. Губы толще. Теперь тоньше. Молодой человек, вы плохо слушаете. Я сказала, толще. Тоньше. И так без конца.
Потом жара доконала и ее. Она отключилась прямо перед компьютером, а придя в себя, пообещала прийти в другой раз, попробовать заново.
Наконец эксперты закончили первоначальный анализ предметов, найденных в квартире Ламара Дженнингса, и прислали свое заключение. Им удалось реконструировать дневниковые записи. Каждый из четырех полицейских получил по экземпляру и тут же уткнулся в него. Шонбауэр сидел на столе Ларнера и болтал ногами, из-под разорванной в пылу гнева рубашки виднелась волосатая грудь под нелепой сетчатой майкой, которая после катастрофы с рубашкой оказалась выставлена на всеобщее обозрение. Ларнер сидел в своем кресле, положив ноги на стол рядом с Шонбауэром. Ялм и Халм занимали стулья для посетителей, держась на почтительном расстоянии друг от друга.
Записи были фрагментарными, но по ним, как по ключевым словам, можно было восстановить историю жизни человека. Как правильно сказал Ларнер, осталось ровно столько, сколько нужно, чтобы понять всю силу душевной боли Ламара Дженнингса. Каждый фрагмент содержал крупицу информации:
“не знаю, зачем пишу, возможно, пытаюсь уберечь себя, остановить, пока я еще не успел”;
“зияние в совершенстве абсолюта, коим является великое Ничто”;
“старуха-соседка пригласила на чай, отказался, плевать на нее”;
“они так малы, они не хотят понять, как”;
“сильнее и сильнее. Почему они становятся сильнее и сильней”;
“посреди ночи, тень в шкафу, он застрял, незаметные дверные петли”;
“меньше, чем Ничто, меньше нуля, есть жизнь меньше нуля”;
“проходя мимо, кончик горящей сигареты, слышу шипение, чувствую вонь, но представить боль не могу, только”;
“19 апреля. Какую силу они имеют. Не могу противостоять”;
“смерть бабушки. Пришла посылка. Все чушь, кроме одного письма. Скоро прочту. Почерк беспокоит”;
“земля — могила, люди — черви, а что труп? Мертвый бог, телом которого мы питаемся?”;
“лестница из ниоткуда в никуда, как во сне. Вспышки молнии внутри меня, словно внутри меня происходит какое-то движение, словно меня влечет к какой-то цели”;
“пойти туда, сказать, что я болен, попросить помощи”;
“если образы могут стать рассказом”;
“27 июля, на что я надеялся? Есть только один род помощи. Ацтеки убивали, чтобы жить. Человеческие жертвы. Да”;
“следом за тенью, рукав застрял, дверь, лестница”;
“письмо лежит там я не могу так нельзя”;
“бабушка умерла, попробую еще раз. Бабушка умерла. Понятно”;
“свет за дверью как оклад иконы, темнота все темнее, хочу вырваться, надо уберечься”;
“лестница отвесно вниз, не могу идти, только вспышки”;
“подвал, подвал, подвал”;
“мерзкий, отвратительный, больной, встретил в кабаке, Аркаиус, дурацкое имя, хвастается, хвастается, хвастается, куча домов в мире, сосал у него, мертвый, нужен адрес, вознаграждение”;
“открываю письмо, читаю, я знал это, не может быть, чтобы он”;
“открываю дверь, на свет. Хаос, нужно вырваться, нужно”;
“пепел сигареты, наша маленькая тайна, наш маленький ад”;
“мы посреди этого совершенства, да самый крохотный моллюск лучше приспособлен к жизни на земле, не могу терпеть”.
Они читали, косясь друг на друга. Когда все дочитали, Ларнер сказал:
— Потому-то у нас и не сходились концы с концами. Он — классический серийный убийца-интеллектуал, необычайно умный и образованный человек с искалеченной душой. В детстве таким людям бывает несвойственна жестокость. Как я это не учел? У нас есть дата — 27 июля. 27 июля 1997 года убили проститутку Сэлли Браун с Манхэттена. Это первое убийство Ламара Дженнингса. Тогда-то все и началось. “Ацтеки убивали, чтобы жить”. А вы что думаете?
— Аркаиус, — проговорила Черстин Хольм. — Роберт Аркаиус — шведский подданный, злостный неплательщик налогов и владелец дома, где Ламар совершил свое первое убийство в Швеции. Судя по всему, Аркаиус дал ему этот адрес в обмен на сексуальные услуги. Сам он в Швецию вернуться не мог. И не знал, что сын его бывшей любовницы Андреас Гальяно после побега из тюрьмы использует дом как убежище.
Ларнер молча кивнул. Шонбауэр сказал:
— Видимо, это произошло после того, как Ламар распечатал письмо и узнал, что его отец находится в Швеции. К тому времени он уже начал убивать. Он отправляется по кабакам искать шведов, чтобы обеспечить себе временное пристанище в Стокгольме. Секс к делу не относится. Трагедия, пережитая им, произошла до периода полового созревания.
— Итак, мы можем предположить следующее, — суммировал Ларнер. — И наши выводы будут очень близки к вашей гипотезе, Ялм. В детстве над Ламаром издевался отец, отсюда и записи про сигаретные ожоги. Кульминация наступила, когда он, спустившись по лестнице, открыл некую дверь и увидел отца-профессионала за “работой”. Оправиться от этого он уже не смог. После этого следует удар за ударом. Отец погибает, через несколько лет мать кончает жизнь самоубийством, возможно, прочитав письмо, которое затем попадает в коробку и хранится у бабушки до самой ее смерти. Когда бабушка умирает, письмо достается двадцатичетырехлетнему внуку, который живет в Нью-Йорке, судя по квартире, очень бедно. Это подтверждает его подозрения: отец жив. Жив его злой дух, он кружится над ним и овладевает его душой. Полузабытые образы прошлого вновь встают в памяти, мысли принимают определенное направление: “словно внутри меня происходит какое-то движение, словно меня влечет к какой-то цели”. Наконец воспоминания приводят его к этой двери. Он открывает ее и снова видит картину, которую все эти годы пытался забыть. Отец, склоненный над жертвой, из горла которой торчат щипцы. Этот образ надо прогнать и действовать можно только методами гомеопатии: подобное лечится подобным. Щипцы у него есть, он должен использовать их. Пока воспоминания живы, он должен убивать. Это успокаивает его. Убийства превращают вспышки мучительных, ярких воспоминаний в длинный понятный рассказ: “если образы могут стать рассказом”. Одновременно, Ялм, он, как мы уже говорили, готовится к великому, решающему убийству. Отец должен умереть, причем от своего же инструмента, которым теперь владеет его сын. Ламару удается найти себе убежище недалеко от Стокгольма. Время пошло. В письме, найденном в бабушкиных вещах, судя по всему, было написано, что отец переехал в Швецию и, что еще важнее, под каким именем он там живет, иначе поиски лишены смысла. Эксперты скоро пришлют нам свое заключение по поводу сожженного письма. Если повезет, мы тоже узнаем это имя. Пока же мы знаем, что Ламар обзавелся фальшивым паспортом на имя Эдвина Рейнолдса и отправился в аэропорт Ньюарк. Однако на ближайший рейс до Стокгольма билетов нет. Ничего страшного, можно подождать, но тут Ламар случайно знакомится с Ларсом-Эриком Хасселем. Судьбе угодно, чтобы в это же самое время Дженнингса-младшего опять начали одолевать призраки прошлого, и он, чтобы избавиться от них, а заодно обзавестись билетом на самолет, убивает Хасселя. В конце концов, желание избежать шести часов адских страданий — веская причина для того, чтобы решиться на минимальный риск. Узнав от Хасселя, что тот летит в Стокгольм, но еще не зарегистрировался на рейс, и что, следовательно, его место вакантно, Ламар заманивает Хасселя вместе с багажом в подсобку, возможно, под предлогом секса, и совершает свое черное дело. Затем звонит от имени Хасселя, сдает билет, а пятью минутами позже перезванивает, делает заказ на имя Рейнолдса и тихо-спокойно летит в Стокгольм. Скорее всего он даже не подозревает, что в Арланде чудом избежал ваших лап. У него только ручная кладь, он проходит паспортный контроль, садится в такси и уезжает. По дороге он останавливается, чтобы купить еду, и дальше едет прямиком в заброшенный дом. Там он обнаруживает торговца наркотиками. Но Ламар Дженнингс уже стал опытным убийцей. Он легко проникает в дом и убивает Гальяно. Труп, лежащий в подвале, удерживает на расстоянии страшные картины прошлого, пока Ламар ищет отца и планирует свои действия. Что было потом, это уже следующий разговор.
