Когда все собрались в главном офисе Комиссии, было уже два часа ночи. Все выглядели так, словно приняли изрядную порцию коктейля из усталости, адреналина и черного кофе. Все — кроме нового члена команды Хенка Германна. Хенк был свеж, бодр и рвался к работе.
Когда Мария докладывала о первых выводах экспертов и о том, что на данный момент было известно о жертве, Фабель внимательно изучал доску с приколотыми к ней фотографиями и документами. Вначале он проглядывал материалы, имеющие отношение к убийству Лауры фон Клостерштадт, фотографии, сделанные в парке Штерншанцен, затем перешел к снимкам из природного парка Харбургер-Берге и закончил свою экскурсию, всматриваясь в фотографии тела Марты Шмидт на песке пляжа Бланкенезе. Когда Фабель повернулся лицом к команде, в помещении царила гробовая тишина.
— Убийца пытается нам что-то сообщить, — после долгой паузы сказал Фабель. — Вначале я не мог сообразить, что именно, но водонапорные башни указали путь. Он связывает между собой все убийства. И не ограничивается при этом только темой сказок братьев Гримм. Он указывает нам, каким будет его следующий шаг, говорит о том, что намерен совершить… или по крайней мере делает намеки. — Фабель подошел к фотографиям Марты Шмидт, положил ладонь на изображение мертвой девушки и продолжил: — Мы с самого начала подозревали, что он убил Паулу Элерс. Теперь я в этом убежден. Он избрал Марту Шмидт потому, что она поразительно походила на Паулу. Это позволяло связать ее смерть с творчеством братьев Гримм, а именно — с легендой о «подменышах». Убийца хотел нам этим сказать, что существует тело, которое пока не найдено. Лицо Марты было знаком того, что он убил Паулу. — Фабель умолк и положил ладонь на второй снимок с общим видом побережья, на котором было обнаружено тело Марты. — Но это был не только ретроспективный взгляд. Убийца в некотором роде указывал и на будущее. — Фабель показал на то место фотографии, где над берегом круто вздымались террасы Бланкенезе. В верхней точке снимка за деревьями и зарослями кустарника виднелась часть какого-то здания. — Это пристройка виллы Лауры фон Клостерштадт, в которой находится бассейн. Он уже избрал Лауру своей жертвой и поэтому поместил тело Марты в виду дома Лауры. Лаура была Спящей красавицей, вознесенной благодаря своему происхождению над Мартой с ее «подземными людьми» и не имеющей с ними ничего общего. — Фабель перешел к той части доски, которая была посвящена убийству Лауры фон Клостерштадт, и заговорил снова: — Здесь мы имеем дело с жертвой, размещенной под символом, присутствующим по меньшей мере в двух сказках братьев Гримм. Я имею в виду башню. В этом случае преступник совмещает две метафоры и делает это вполне сознательно. Планетарий в парке Винтерхуде выступает как в роли замка Спящей красавицы, так и в качестве той башни, где была заключена Рапунцель… — Фабель подошел к крупномасштабному снимку той части волос Лауры, из которой был вырезан белокурый локон. — Затем он кладет локон в руки очередной жертвы, которой выдавливает глаза, чтобы она больше соответствовала сказке «Рапунцель».
— А что можно в этой связи сказать о двойном убийстве в природном парке Харбургер-Берге? Как оно связано с остальными преступлениями? — спросила Анна.
Фабель задумчиво потер подбородок и сказал:
— Можно предположить, что связь определяется местом. Два убийства — одно место. Два персонажа — одна сказка. «Гензель и Гретель». Впрочем, я думаю, что это будет большой натяжкой и дело обстоит по-иному. Можно допустить, что это преступление вообще стоит особняком и является делом рук Ольсена. Результатом его звериной ревности. Но скорее всего и это не так. Мне кажется, что убийство в природном парке напрямую связано с другим убийством или убийствами… Но не с теми, которые уже были, а с теми, которым еще предстоит произойти. Кроме того, я не сомневаюсь, что мы в конце концов обнаружим, как говорят работники информации, перекрестную ссылку на какую-то другую сказку, имеющую отношение к одному или нескольким свершившимся убийствам. И связь эта, как мне представляется, будет иметь какое-то отношение к исчезнувшей паре глаз.
Все разошлись, и Фабель остался один. Единственным источником освещения в его кабинете была настольная лампа, бросавшая яркий круг света на столешницу. Он положил перед собой альбом для эскизов, в который уже давно перенес данные с рабочей доски, дополнив их своими, более субъективными комментариями.
Он отключился от окружающего мира и, сосредоточив все внимание на белом пятне перед глазами, внес в альбом все детали последнего убийства. В ближайшее время должны поступить новые, но им уже известно, что Бернду Унгереру сорок два года и что он продает оборудование для кафе и ресторанов, являясь единственным представителем фирмы не только в Гамбурге, но и во всей Северной Германии. Штаб-квартира компании-производителя находилась во Франкфурте. Бернд Унгерер был женат, имел троих детей и жил в Оттензене. Фабель изучал лежащие перед ним материалы и размышлял о том, в каком же мире пребывал этот средних лет мужчина, когда ему вонзили нож в сердце и выдавили глаза? В какой среде он свел счеты с жизнью?
Фабель долго смотрел на яркую белую страницу с написанными на ней чернилами заметками и проведенными красным фломастером линиями, соединяющими имена, названия мест и его комментарии. Немного подумав, он начал составлять формулу расследования: Паула Элерс + Марта Шмидт = «Подменыш»; Марта Шмидт (расположена под) + Лаура фон Клостерштадт (расположена над) = «Подменыш» / «Спящая красавица»; Ханна Грюнн + Маркус Шиллер = «Гензель и Гретель»; Бернд Унгерер + Лаура фон Клостерштадт = «Рапунцель».
Не хватало по меньшей мере одного равенства. Он смотрел на белую страницу, надеясь, что мощный волевой импульс поможет ему это равенство найти. Для начала Фабель написал: Грюнн/Шиллер + Бернд Унгерер =?; затем стер запись и начертал: Грюнн/Шиллер +? =? Унгерер +? =? Как Фабель ни бился, ничего более путного произвести на свет он не мог. Тупая боль сдавила его сердце. Те пункты, которые он не смог сейчас заполнить, проявятся в виде новых смертей. Кто-то еще заплатит страхом, болью и смертью за его неспособность нарисовать для себя полную картину.
Ольсен. Фендрих. Вайс. Может быть, здесь должно быть другое уравнение? Может быть, он заблуждается, считая, что убийца один? Может быть, следует писать: Ольсен + Фендрих? Вайс + кто-то другой? Фабель выдвинул ящик стола и достал книгу. Это был роман Вайса «Дорога сказки». Фабель уже прочитал этот опус от корки до корки, но сейчас у него была совершенно определенная цель. Одну из глав своей книги Вайс назвал «Рапунцель». И в этой главе рассказ велся от лица рожденного фантазией автора Якоба Гримма.
В «Рапунцель», как в остальных сказках, говорится о стихийных силах добра и зла, дается ключ к пониманию сил созидания и жизни и сил разрушения и смерти. Я обнаружил в этих древних сказках и легендах такую общность сюжетов, которая позволяет мне высказать предположение, что эти сказания не есть наследие нашего языческого прошлого. Осмелюсь утверждать, что они гораздо древнее — их корни уходят к тем временам, когда люди впервые пришли к осознанию стихийных сил природы. Некоторые из этих сказок, вне всякого сомнения, родились в самых ранних человеческих общинах, в то время, когда нас на матери Земле было еще совсем мало. В противном случае как объяснить, что сказка о Золушке существует в почти идентичном виде не только во всей Европе, но и в Китае?
Размышляя о стихийных силах природы, я пришел к выводу, что наиболее мощная и самая разрушительная стихия носит человеческий облик. Эта стихия — мать. Стихийные силы природы и сила материнства часто даются в параллели и олицетворяют в древних сказках и легендах как то, так и другое. Природа дарит жизнь, кормит и охраняет. Но в то же время она может впадать в ярость и способна на беспредельную жестокость. Этот дихотомический характер природы находит свое отражение в сказках с двойным (а когда появляется бабушка — тройным) проявлением материнства. В сказках присутствует образ матери. Мать олицетворяет домашний очаг. Мать дарит жизнь, защищает и приходит на помощь. Образ мачехи, напротив, часто используется как отрицание всех материнских чувств. Мачеха убеждает мужа оставить в лесу Гензеля и Гретель. Движимая безумным тщеславием мачеха пытается убить Белоснежку. Колдунья-мачеха выступает в роли мучительницы Рапунцель.
В городе Любеке проживала красивая и состоятельная вдова, которую я буду называть фрау X. У фрау X не было своего ребенка, но она выступала опекуншей Имоджен — дочери покойного мужа от его первого брака. Имоджен не уступала красотой мачехе, но обладала тем богатством, которое фрау X ежедневно теряла. А именно — молодостью. Я сразу хочу сказать, что ни я, ни кто иной не имел никаких оснований считать, что мачеха питает чувство зависти по отношению к падчерице. Напротив, фрау X любила девушку и заботилась о ней так, словно Имоджен была ее дочерью. Это было единственным несоответствием в отношениях мачехи и падчерицы по сравнению с тем, что я обнаружил в сказках. Однако я решил оставить эту неточность в стороне, поскольку главным мотивом многих сказок было наличие в них образов одинаково красивых мачехи и падчерицы. Поскольку Имоджен не была брюнеткой, я не мог использовать ее для воссоздания сказки о Белоснежке. Ее головку украшали прекрасные золотистые локоны, которыми она, как мне казалось, ужасно гордилась. Итак, я нашел свою Рапунцель! Затем я приступил к разработке плана воссоздания сказки, а дабы избежать осложнении в будущем, делал все, чтобы не иметь каких-либо контактов с фрау X и Имоджен.
