Итак, мы решили провести день в нашем летнем коттедже в Западном Мэне. После недолгого валяния в постели, которое состояло на две трети из игры и на одну – из секса, мы отправились в душ Джералд вышел из душа, а я осталась помыть голову. Джералд пожаловался на головную боль и спросил, где у нас таблетки. Я ответила, что, по-видимому, в аптечке на полке в спальне. Три или четыре минуты спустя, когда я сушила волосы, послышался крик Джералда, после чего что-то грузное упало на пол. Я выскочила из ванной, но, вбежав в спальню, поскользнулась и ударилась головой о шкафчик, после чего отключилась.
По этой версии, которая была составлена совместно миссис Бюлингейм и мистером Майлероном и благосклонно принята полицией, я несколько раз возвращалась в сознание и снова теряла его. Когда я в очередной раз пришла в сознание, Джералд псу уже надоел; он бросился на меня и схватил за руку. Я вскочила на кровать (по этой версии она была там, где ее нашла полиция: видимо, ребята, которые натирали пол, ее там оставили, а нам было недосуг ее передвинуть на место) и прогнала пса, швырнув в него бокал и стеклянную пепельницу. Потом я снова вырубилась и провела следующую ночь в полубессознательном состоянии, истекая кровью. Проснувшись, я выбралась из дома, залезла в машину и наконец доехала до людей.., после еще одного обморока. Это когда я врезалась в дерево на обочине.
Я спросила Брендона, когда мы были одни, как ему удалось заставить копов поверить в эту чушь. Он сказал:
– Это полицейское расследование, Джесси, а у нас – у нашей фирмы – в департаменте полиции достаточно своих людей. Мы иногда, на основе взаимности, делаем им услуги. В данном случае мне, честно говоря, не пришлось долго их просить. Копы – тоже люди, понимаешь? И эти, парни прекрасно поняли, что в действительности случилось, когда увидели измазанные кровью наручники на стойках кровати. Они не впервые увидели наручники в такой ситуации. И для них не представляло интереса копаться в чужом грязном белье, раз уж не было истца, а существовали лишь пострадавшие. Произошел, с их точки зрения, несчастный случай.
Сначала даже Брендону я ничего не сказала о человеке, которого видела в доме, о следе на полу, о жемчужной серьге – знаешь, обо всем, что можно было бы назвать игрой теней Я ждала…" Джесси оторвалась от клавиатуры, посмотрела в окно на сияющую даль залива и продолжила:
"…когда явится полицейский с пластиковым пакетом, откроет его и попросит меня опознать кольца, мои два кольца, а не серьгу. «Мы уверены, что они ваши, – скажет он. – потому что на них ваши инициалы и инициалы вашего мужа на внутренней стороне, а нашли мы их на полу в спальне».
Я продолжала ждать его, потому что если бы они показали мне кольца, я поверила бы, что полночный гость был всего лишь плодом моего воображения. Я долго ждала, но никто не приходил. Наконец, как раз перед первой операцией на руке, я рассказала Брендону о своем ощущении, что была не одна в доме, во всяком случае, не все время одна. Я сказала, что, конечно, все это могло быть плодом моего воображения, однако то, что я видела, было совершенно реальным. Я умолчала о моих пропавших кольцах, но подробно рассказала о следе и жемчужной серьге. Ну, честно говоря, о серьге я просто упомянула, потому что тут надо было поднимать темы, которые я не решалась обсуждать даже с ним И все время я употребляла обороты типа «тогда мне показалось…» или «я была почти уверена, что…». Понимаешь, я должна была рассказать об этом кому-нибудь, потому что страх поедал меня изнутри, как кислота, хотя мне приходилось все время убеждать его, что я в состоянии отличить субъективные ощущения от объективной реальности. Кроме того, я пыталась скрыть от него свою манию преследования. Я же не хотела, чтобы он считал меня сумасшедшей Пусть он считает меня излишне впечатлительной, это необходимая цена за тайну… По крайней мере у меня должен был остаться другой мерзкий секрет, про моего отца и про то, что он натворил со мной в день затмения, но нельзя было заронить в Брендона мысль, что я свихнулась.
Брендон взял мою руку, погладил ее и сказал, что хорошо понимает меня, потому что в тех обстоятельствах трудно было избежать кошмаров. Потом он прибавил, что я должна помнить важную вещь: этот призрак не более реален, чем наша версия с душем после кувыркания в постели. Полиция тщательно осмотрела весь дом, и, если бы там кто-то был ночью, она бы наверняка нашла следы. Это было тем более вероятно, что в доме только что прошла генеральная уборка на зиму.
– Может, они не обнаружили следов его пребывания, – сказала я, – потому что какой-нибудь коп положил серьгу себе в карман.
– Конечно, у нас много нечистых на руку полицейских, – ответил он, – но трудно представить, что даже самый недалекий коп будет рисковать работой и карьерой из-за грошовой серьги. Мне было бы проще поверить, что этот парень, которого ты будто бы видела, пришел позже и подобрал ее.
– Ну вот! – сказала я. – Это все-таки возможно?
Но он в ответ покачал головой.
– Конечно, возможны и ошибки при расследовании происшествия, но… – Тут он сделал паузу, взял мою левую руку и, доверительно глядя мне в глаза, продолжил:
– Твои умозаключения исходят из того, что полиция бегло осмотрела дом и уехала, но так не делают. Если бы они нашли вещественные доказательства того, что тут было третье лицо, то я, как приглашенный адвокат, тут же узнал бы об этом.
– Почему?
– Потому что такие воинственные доказательства могли поставить тебя совсем в другое положение и копы познакомили бы тебя с правами подозреваемого.
– Не понимаю, о чем ты говоришь, – сказала я, но на самом деле я начинала понимать. Рут. Ведь Джералд был застрахован, и я была уведомлена страховыми агентами, что смогу получить кругленькую сумму.
– Джон Харрелсон из Огасты произвел тщательное вскрытие и исследование тела твоего мужа, – продолжал Брендон, – и, в соответствии с его заключением, Джералд умер от обширного инфаркта миокарда в чистом виде, то есть тут не сыграли роли ни пищевое отравление, ни физические перегрузки, ни травма.
Брендон хотел продолжить свои объяснения, но вдруг увидел что-то в моем лице и остановился:
– Джесси! В чем дело?
– Ничего, – ответила я.
– Нет, я же вижу; ты изменилась в лице. В конце концов мне удалось убедить его, что со мной все в порядке, да к тому моменту, и правда, я овладела собой. Дело было в ударе, который получил Джералд, когда он не пожелал меня выпустить из наручников. Я боялась, что врач может обнаружить следы этого удара. Но, видимо, они не были заметны, потому что смерть от инфаркта наступила практически мгновенно.
Возникает следующий вопрос: был ли мой удар причиной инфаркта? Ни в одном медицинском справочнике я не нашла исчерпывающего ответа на этот вопрос, однако надо посмотреть правде в лицо: он ему наверняка содействовал. Но я не несу всей ответственности за происшедшее. У него был лишний вес, он дымил, как паровоз, и пил, как сапожник. И если бы инфаркт не случился тогда, он произошел бы через день, через месяц. Бог может от нас отвернуться, если мы того заслужили, я искренне верю в это. Мне кажется, я выстрадала свое право верить в то, во что я верю.
– Видишь ли, – сказала я Брендону, – мне трудно привыкнуть к мысли, что кто-то может подозревать, что я убила Джералда, чтобы завладеть его страховкой.
Он снова покачал головой и при этом доброжелательно смотрел на меня.
– Никто этого не думает. Харрелсон говорит, что у Джералда был сердечный приступ, которому могло предшествовать сексуальное возбуждение, и полиция штата принимает это заключение, потому что Джон Харрелсон – большой авторитет в этих делах. Самое большее – это может найтись циник, который предположит, что ты специально довела его до инфаркта.
– А ты в это веришь? – спросила я. Я подумала, что подобная прямота может его шокировать, однако я плохо его знала. Он только усмехнулся.
– Ты спрашиваешь, думаю ли я, что у тебя хватило ума довести Джералда до смерти, но не хватило, чтобы понять, что при этом ты умрешь в наручниках? Конечно, нет. Чужие страховки не добывают ценой собственной смерти, Джесс. Могу я быть откровенным?
– Я не хотела бы видеть тебя иным.
– Хорошо. Я работал с Джералдом, и мы ладили, но не все в фирме могли с ним, ладить. Он был любителем острых ощущений. И меня нисколько не удивляет, что его увлекла идея заняться любовью с прикованной настоящими наручниками женщиной.
Я украдкой взглянула на него, когда он это говорил. Был вечер, и горела только настольная лампа; голова и плечи были в тени, однако я совершенно уверена, что Брендон Майлерон покраснел.
– Прости, если это задело тебя. – сказал он. Я чуть не рассмеялась, но это было бы нехорошо по отношению к нему. Просто уж больно смешно прозвучало его извинение – как у восемьнадиатилетнего школьника, честное слово.
– Это ничуть не задело меня, Брендон. – сказала я.
