Затаив дыхание, жду.
Что за пытку он придумал?
– Что же вы такие нерешительные, – ерничает карлик, переминаясь с носка на пятку. – Смелее.
– Я, – неожиданно произносит Нинка. – Я готова.
– Ого! – восклицает Господин Кнут и, приблизившись к подруге, заглядывает ей в лицо.
Наручники не дают девушке обернуться, и ей приходится смотреть из-под подмышки.
Невольно морщусь. Ее левая грудь буквально лиловая от синяков. Слива размером с дыню. Страшно представить, какую ей боль пришлось перенести.
– Значит, ты готова доказать, что раскаиваешься?
– Да.
– Прекрасно!
Достав ключ, карлик освобождает девушку от наручников.
Нинка, повернувшись, обессиленно приваливается спиной к решетке.
– Чтобы доказать истинное раскаяние, – поясняет карлик, протягивая Нинке плеть, – ты должна наказать других виновных. А вы все здесь виноваты. Да?
– Да.
– Три удара. Нанеси три удара, и у меня не останется сомнений в том, что ты раскаялась. Можешь трижды ударить самого виноватого, можешь ударить его дважды, а того, кто, на твой взгляд, виноват меньше, – один раз. Можешь по разу ударить троих самых виноватых. На твой выбор… Ах да. Себя бить нельзя. Приступай!
Взяв плеть, Нинка растерянно переводит взгляд с Господина Кнута на предмет в руках, потом на ряд оголенных тел, тянущийся по обе стороны.
– Не заставляй остальных ждать тебя. Желающих много, – торопит карлик.
Вздохнув, Нинка подходит к бородатому мужику, стоящему почти у самой двери на надзирательскую половину. Шумно вздохнув, она бьет его по спине.
– И что ты делаешь? – разводит руками надсмотрщик. – Это не наказание, а поощрительное похлопывание. Будем считать, это проба кнута. А теперь ударь так, чтобы остался след.
Удар.
Мужик дергается, ойкает.
Карлик подходит, присматривается к белой полосе, на глазах наливающейся краснотой.
– Вот это сойдет. Только больше души в удар вкладывай, больше…
Нинка переходит к парню, стоящему рядом с бородачом.
Взмах плети, свист, звонкий шлепок…
Звенят о решетку наручники.
– Все, – дрожащим голосом произносит подруга, протягивая карлику плеть.
– Это только два, – качает тот головой. – Поглаживание не считается.
Закусив губу, девушка решительно приближается к следующему в ряду мужчине, отделенному от парня, которого только что ударила, толстушкой и Ольгой.
Удар.
Крик.
– Вот теперь все, – довольно произносит Господин Кнут, отбирая плеть. – Тебе ведь сразу стало легче?
– Да.
– Поскольку ты была первая, а значит, раскаяние твое самое искреннее, то ты можешь вернуться в камеру. У остальных такой возможности не будет.
О чем это он?
Нинка возвращается в камеру. Карлик закрывает ее и, отстегнув от решетки наручники, засовывает в карман передника.
Мордоворот флегматично созерцает происходящее, не выпуская из рук автомат.
– Итак, – вопрошает Господин Кнут, – кто следующий изъявит желание доказать искренность раскаяния?
– Я готов доказать раскаяние, – тотчас отзывается Боксер. При этом взгляд, которым он одарил меня, выдает его намерения лучше любых слов.
– Прекрасно, – открыв наручники, говорит Господин Кнут.
Желудок словно криогенной заморозке подвергли. С трудом удерживаясь на ногах, крепко зажмуриваюсь и втягиваю голову в плечи.
Предчувствия не обманули.
Максим, мстя за унижение и боль на оргии, бьет сильно и жестко. Конец рукояти впечатывается меж ребер, а раздвоенный язык бича, обвив тело дважды, рассекает кожу под правой грудью.
Заорав, пытаюсь отпрянуть от мучителя, но наручники не дают даже опустить руки, чтобы защитить грудь.
Еще удар.
В живот словно пару раскаленных игл воткнули. Спина пылает.
– Два, – считает карлик, похихикивая.
Удар.
Упав на колени, вою от боли. На ковер под ногами падают алые капли.
– Три. Все. Хватит!
Но Боксер наносит еще один удар.
– К решетке, живо! – бросает Мордоворот.
Максим, скрипя зубами, возвращается на место.
– Кнут, – требовательно протягивает руку низкорослый надзиратель.
Боксер отдает ее.
– Наручники.
– Но… – начинает было парень, но удар плети заставляет его замолчать.
С едва слышимыми щелчками наручники защелкиваются вокруг запястий.
– Только первый из раскаявшихся возвращается в камеру, – произносит карлик. – Остальные возвращаются на свои места у решеток. Должны же мы дать и остальным раскаявшимся возможность доказать это.
В этот момент у меня не остается иных вариантов касательно того, на чьей шкуре я продемонстрирую раскаяние. А в том, что его придется демонстрировать всем узникам, у меня сомнений нет.
– Кто следующий? – интересуется надзиратель, стирая с плети кровь.
Желающих нет.
Каждый понимает, что нанесенный удар может вернуться тремя, и куда как более сильными.
А карлик, вообразивший себя ведущим какого-то реалити-шоу, продолжает выкрикивать:
– Вот ты, со стручком чуть больше горошины, не желаешь подержать в руках инструмент посерьезнее? А ты, пышечка с пятым номером, садо-мазо не баловалась раньше? Попробуй – понравится, еще просить будешь…
– Я, – голос по-юношески ломок, – хочу… плетью… виновного…
– Новенький, – радуется карлик. – Решил за дружка-подружку поквитаться? Что не уберегли, бессердечные…
– Да.
– Держи.
Потирая освободившиеся запястья, парень берет плеть.
– С кого начнешь?
Вздохнув, парень медленно двигается вдоль ряда обнаженных тел, при его приближении замирающих.
– Ну, смелее, кто больше всех виноват в смерти твоего…
Закончить мысль Господин Кнут не успел.
Подросток взвизгивает:
– Ты!
И замахивается на карлика.
Реакция последнего поражает.
Он словно ожидал подобной выходки.
Стремительно, будто подброшенный пружиной, Господин Кнут оказывается рядом с парнем и резко бьет кулаком в живот. Боксеры таким прямым ударом в челюсть отправляют противников в нокаут.
Несчастный складывается пополам, выронив плеть.
– А говоришь, раскаялся…
– Ты… ты виноват, – с трудом выталкивая слова, бросает в лицо надсмотрщика юноша.
– Теперь меня точно совесть замучает, – откровенно глумясь, оскаливается карлик.
Взмах плети. Звонкий удар. Вскрик.
– Подумай хорошо.
Еще один удар.
Парень от ударов корчится, закрывается руками.
Но плеть каждый раз достигает намеченной цели – наиболее чувствительных точек на человеческом теле. Вроде бы и мягко обовьет парня плетиво, а в последний момент раздвоенный конец резко вопьется в тело, рассекая кожу и погружаясь в плоть. Словно клыки хищного зверя. Видится богатый опыт и регулярные тренировки.
Вытерев с передника кровь, Господин Кнут пинает скорчившееся на полу тело.
– Повторим попытку?
Парень лишь судорожно всхлипывает, трясясь телом, словно под ударами тока высокого напряжения.
– Решай: либо бьешь ты, либо я.
С трудом поднявшись, парень, не поднимая взгляда, берет протянутую плеть. И повернувшись к ближайшему узнику, которым оказалась Ольга, бьет.
Удар выходит плохо. Парень стоит слишком далеко. Но карлик решает не придираться. На коже остаются две короткие, но кровоточащие ранки.
– Этого достаточно.
Несколько шагов в сторону и еще удар.
Достается тому мужчине, которого уже била Нинка.
– Уже лучше, – комментирует Господин Кнут. – Это был второй. Еще один.
Еще несколько шагов, и, взлетев, плеть опускается на спину молоденькой девушки.
Визг.
Вздрогнув, парень роняет плеть и падает на колени.
– Три, – подняв орудие пыток, оглашает карлик. – Пошел на место!
От пинка парень валится на пол, с трудом поднимается на четвереньки и делает несколько шагов, подталкиваемый под зад ботинком.
Приковав парня, надсмотрщик вопрошает:
– Кто следующий?
Никто не рвется вперед.
Карлика это не расстраивает. Никуда мы, то есть узники, не денемся.
– Неужели вы не соскучились по своим уютным номерам люкс? Да даже папаша этой, которая Перис, и тот ничего лучше предложить не смог бы. По-прежнему желающих нет?
Сглотнув, враз ставшую горькой слюну, сипло каркаю:
– Давайте я.
– О! Давайте.
Карлик проворно подходит и освобождает меня.
– Держи.
Взяв плеть, не пытаюсь оттягивать момент и, в три шага приблизившись к Боксеру, трижды бью плетью. Без жестокости, но зло и достаточно сильно, чтобы Господин Кнут не придрался.
– Быстро и качественно, – отмечает надсмотрщик. – Удивила, худосочная, удивила. Ты, оказывается, злопамятная. Ну, топай на место. И кнутик верни.
– Это плеть, – протягиваю я оружие экзекуции. И кто меня за язык тянул?
– А есть разница? – удивляется карлик. Не бьет, чем, признаться, безмерно удивляет. Уж и голову в шею втянула, проклиная свой несдержанный язык. Собравшись с духом, поясняю:
– Есть. У кнута к ручке крепится полоса, а у плети тело плетеное, да и конец может быть раздвоенным или больше.
