укол в сердце подопытного.
Предупреждение!!! : Укол вне обозначенного органа гарантирует потерю подопытного в течение 5-10-ти минут после попадания вакцины в организм.
Результат: После успешной вакцинации пациент обращается в Металл. Точные характеристики организма Металла всё ещё до конца не изучены.
Пометка из известного: Обострение сенсорно-перцептивных процессов, нарушение сна, повышенная возбуждённость, резкое возрастание физической силы. Обратить внимание на изучение крови и коры головного мозга – ярко выраженные изменения заметны спустя 2 часа после введения препарата”.
Я замолчала и перевернула лист. С другой стороны он был пуст.
– Это всё?
– Всё, – ответила я, встретившись взглядом с широко распахнутыми глазами Тристана.
– У нас что… На руках что-то вроде… Вакцины от Стали?
– Подожди, – я нахмурилась. – Давай мыслить здраво. Здесь ни слова не сказано о Стали. Даже слово “вирус” в этом тексте ни разу не упоминается.
– Но здесь говорится о вакцине.
– Она может быть от чего угодно, Тристан. Да хоть от стандартного гриппа или от изжоги.
– Постой, давай отмотаем назад. Помнишь того русского?
– Так… – кивнула я, уже понимая, что парень не остановится, пока не докажет мне, что в наши руки попала вакцина именно от Стали, и что, вполне вероятно, он сможет подкрепить свои мысли внушительными доводами.
– Русский говорил о каком-то антарктическом вирусе, перед этим называя заражённых Блуждающими. Позже про Блуждающих мы услышали по шведскому радио и Беорегард тоже упоминал Блуждающих, ты сама говорила. Более того, Беорегард, как и русский, тоже говорил о вирусе, только называл его конкретным словом “Сталь”, так?
– Так…
– Идём дальше. Тот русский отчётливо произнёс: “Русские успели вывести вакцину из штамма”…
– Да, но он не сказал из штамма какого именно вируса.
– Из того, что он назвал антарктическим.
– Ты хочешь опираться на то, что рассказ русского об антарктическом вирусе и рассказ Беорегарда о Стали связаны одним-единственным словом “Блуждающие”, и из-за этого вакцина может оказаться именно от того самого вируса, от которого мы хотели бы, чтобы она оказалась? – я искренне хотела верить и даже верила в мысль Тристана, потому что сама именно в этом русле размышляла, но я не могла просто согласиться. Потому что это было до безумия небезопасно.
– Теона, я знаю, что ты со мной согласна, – взмахнул руками парень. – Я вижу это по твоим глазам.
Как же он повзрослел. Почти мужчина.
– Всё равно это слишком рискованно: вдруг вирус успел мутировать? Вдруг теперь эта вакцина всего лишь пустышка, потому что у вируса новый штамм? Вдруг тому, кому введут эту вакцину, не повезёт, и он станет двадцать четвёртым процентом неудач? А колоть, если уж мы опираемся на предсмертные слова того русского и на написанный на этом дешёвом ламинированном листе бумаги текст, необходимо прямо в сердце. То есть игла должна войти именно в сердце и пронзить его. Подобного в медицине, насколько мне известно, прежде не существовало – прямого укола в сердце во имя банальной вакцинации. А вдруг это вообще ложь? Вдруг-вдруг-вдруг… Слишком много слепых зон.
– Согласен, но… – Тристан заговорчески заглянул мне в глаза, как обычно парни заглядывают в глаза своих несговорчивых подружек, чтобы в итоге всё равно получить от них желаемый поцелуй. Наглец. Всего лишь семнадцать, а уже сечёт фишку.
– Мы не будем никому из нас протыкать сердце, – категорично отчеканила я, вручая в руки собеседника слиток, который, что теперь было очевидным, хранил в себе сомнительную вакцину. – Сохрани это. На всякий случай. Когда доберёмся до Швейцарии, может быть узнаем об этом подробнее.
–Если доберёмся до Швейцарии, – сквозь зубы процедил парень.
Он явно желал от меня взаимности. Во всём. Но знал, что от меня он столь масштабной взаимности не получит. Поэтому он хотел её от меня хотя бы во взглядах на происходящее – потому что знал, что на самом деле в этом я с ним могу быть взаимной, в этом я точно с ним на одной волне, солидарна с ним. И всё равно он не получал от меня даже этого. И расстраивался. Я же не отвечала ему взаимностью даже в такой мелочи, как взгляд или мысль, потому, что не хотела, чтобы он возжелал большего. Потому что получив крошку от пирога, мы сразу же начинаем желать полноценный кусок, а получив кусок, мы вскоре начинаем жаждать пирог весь целиком. Он не должен обманываться ни возможностью получения куска, ни тем более возможностью получения всего пирога целиком. Поэтому я не даю ему ни крошки.
Мысль о том, что за то, что мы практически влезли в последнюю щель на пароме, нам всё-таки придётся заплатить чем-то большим, чем лишением автомобиля-крепости, в итоге оказалась не пустым звуком в моей голове, а предупредительным голосом интуиции. Я осознала это спустя двадцать пять минут после того, как мы съехали с парома на берег. Мы только что заправили полный бак (здание заправочной станции было закрыто, но вместо того, чтобы взломать дверь, как я сразу же предложила и даже нашла инструмент для этого мероприятия, Тристан предложил воспользоваться бесконтактным терминалом и – о, чудо! – система сработала) и теперь я смотрела тупым взглядом в свой телефон. Этот электронный сноб отказывался подгружать приложение, содержащее в себе дорожные офлайн-карты. Это было очень-очень плохо. Потому что по Дании я ещё ни разу не совершала автопутешествие. Я лишь примерно представляла, в какой именно стороне может сейчас находиться Копенгаген, который мы должны будем объехать десятой дорогой, той самой, о которой я не имею никакого понятия.
– Всё, – спустя десять минут беспрерывного гипнотизирования своего телефона, я наконец нашла в себе силы сдаться. – Карты у нас больше нет. Доставай бумажный атлас, Тристан. Будешь получать образование картографа.
От Хёрсхольма, на выезде которого мы сейчас застряли, до Корсера было два с половиной часа пути по тому объездному маршруту, который я изначально выбрала на офлайн-карте. Теперь нам было необходимо просто восстановить этот путь на бумажном носителе. И мы это сделали. На восстановление нам понадобилось примерно… Пятнадцать минут бесценного времени, один отцовский атлас, один красный фломастер, счастливо найденный в бардачке, минимальное знание картографии и максимальное терпение, чтобы выдержать душераздирающее мяуканье внезапно разнервничавшегося на заднем сиденье кота, прекратившего кричать только после того, как Спиро установил ему лоток под сиденьем Клэр. Когда мы наконец закончили разрисовывать карту, я посмотрела на часы. Из-за очевидной перегруженности паром причалил к берегу на полчаса позже должного времени, потом мы потратили ещё полчаса на то, чтобы найти заправочную станцию и
