– Хорошо, – решилась Густа.
– А по поводу свадьбы… Я должен предупредить отца. Я поеду домой, поговорю с ним и вернусь. И мы обвенчаемся здесь. А потом я тебя, уже как жену, увезу с собой. Ты поняла? Я вернусь, и мы обвенчаемся. А завтра – идём к твоим родителям.
«Он говорит со мной, как с ребёнком, – подумала Густа. – Он будет настаивать, пока я не соглашусь. Наверное, он будет хорошим отцом». От этой мысли её опять бросило в жар – к роли матери она пока точно не была готова. И она снова покраснела и сама почувствовала, как горячая кровь прилила к щекам. И – как напряглась рука Георга.
– Что случилось, Густа, дорогая? Почему ты молчишь? Мы пойдём к твоим родителям. Прямо сегодня. В какое время мы пойдём?
– Вечером, когда все с поля придут.
Густа и сама не заметила, как согласилась.
– Хорошо, девочка моя. А сейчас – тебе пора спать. Ты наверняка устала, малыш.
«Малыш…», – Густа улыбнулась, она была почти того же роста, что и Георг, но ласковая забота была очень приятна. Она и в самом деле почувствовала усталость. Но это была усталость тела. Сама же Густа ещё трепетала от того, что случилось и что должно было случиться в её жизни. Так много событий, так много перемен!
И одной из перемен было послушание.
Так что заснула Густа быстро и крепко.
Утро, начавшееся позже, чем обычно, ничем другим не отличалось.
И день тоже шёл своим чередом.
И только ближе к вечеру, когда августовское солнце уже проделало половину пути к горизонту, Густа повела Георга к дому детства.
Волновалась она очень – ну как примут её спутника. Волновалась, но шла.
Однако и удивлённая мама, и, как всегда, степенный отец, тут же поднявшийся навстречу гостям, были искренне рады появлению дочки. Вся родня с интересом воззрилась на высокого незнакомца, пришедшего вместе с Густой.
– Знакомьтесь, это – Георг.
Больше Густа не успела ничего сказать, как молодой человек взял инициативу на себя.
– Честь имею представиться, Георг фон Дистелрой, – тут же отрекомендовался он, как и положено, склонив голову.
– Янис Лиепа, – отец не ударил в грязь лицом, несмотря на то, что не всякий день отпрыски баронских родов забредали на отдалённый хутор. – Очень приятно.
– Да вы присаживайтесь, – засуетилась мама.
– Хорошо, что пришла, дочка, я уж думал, не появишься – пойду в баронский дом, тебя искать.
– Случилось что-то? – Густа насторожилась.
– Давайте, я вам кофе налью, – мама поспешила поставить на плиту старый, уже изрядно почерневший чайник, – присаживайтесь, в ногах-то правды нет.
– И то верно, садитесь, молодой человек, – отец широко, по-хозяйски обвёл рукой кухню, где вокруг большого стола вольготно расположились большая лавка со спинкой и табуретки, и снова обернулся к Густе:
– Да как и сказать-то. Ну, пожалуй, что и случилось.
Густа, и так изрядно переволновавшаяся, почувствовала, как гулко забухало сердце.
– Да нет, ничего такого, что поправить нельзя, не произошло, – поспешил успокоить отец. – Сама чай не маленькая, видишь, лето какое стоит – ни одного дождя. Сгорело всё, что весной посеяли, ни хлеба, ничего. Петьку жалко, старался парень очень, – покачал он головой, переживая за зятя. – Ну, слава Богу, у меня пока сила в руках есть, да и мастерство не пропил – запас какой-никакой имеется. Но признаюсь, дочка, мы тут с матерью, тебя не спросясь, в твою кубышку с приданым залезли. Но ты не думай, мы вернём. Через год вернём сполна!
Выяснилось, что случилась не только засуха.
Как раз летом Марта понесла. И к весне ожидался ребёночек. А раз так, то засуха там или нет, но коров сохранить нужно было во что бы то ни стало: неизвестно, как там будет у Марты с молоком, а корова – это всегда надёжно.
Вот и решено было сейчас, пока возможно, закупить сена, чтобы на всю зиму скотине хватило. А сена-то по случаю засухи – не густо, пришлось за него круглую сумму выложить, вот для чего в кубышку-то полезли.
– Но ты не думай, дочка, Петька – парень честный. Раз для его ребёночка стараемся, так он и заработает. Уже на корабль записался, через неделю в море уйдёт – в Америку. А вернётся с денежкой, так её обратно в кубышку и положим. Ты не в обиде, дочка?
Ну как можно было обижаться на это? У Густы отлегло от сердца, действительно, ничего непоправимого не случилось. Да и деньги эти, что родители складывали на «приданое», совсем не занимали места в голове.
– А где же Марта-то? И Кристап, и Петерис? – Густа с облегчением перевела дух и осмотрелась, – что-то не видно их.
– А потому и не видно, что они в город ушли. Петька решил перед отъездом Марту порадовать, договорился семейное фото сделать. Вот они нарядились и пошли фотографироваться. А Кристап с ними увязался, интересно же пацану. Мы-то с матерью только обрадовались, что нет никого, наконец-то вдвоём останемся, а тут и ты пришла, да не одна, а с кавалером.
Папа засмеялся, а Густа покраснела. Мама же, стоявшая у плиты, немедленно подхватила полотенце и шутливо замахнулась на мужа:
– Ах ты, охальник! Вот лишь бы пошутить!
Конечно, никакое полотенце никуда не достало, папа только усмехнулся, с удовольствием глядя на раскрасневшуюся жену.
– А отчего же не пошутить, если дочка в гости пришла. И ведь с кавалером, я угадал? – и папа прямо, по-мужски посмотрел на Георга.
Густа замерла.
Но Георг, нимало не смутившись, выдержал взгляд и, кивнув, подтвердил догадку:
– Именно так, господин Лиепа, с кавалером. И я, Георг фон Дистелрой, – он поднялся и слегка поклонился, – прошу у вас руки вашей дочери.
Густа сидела ни жива ни мертва. Сердце стучало так, что, казалось, заглушало всё вокруг. Как в тумане видела она маму, которая, уронив полотенце и всплеснув руками, присела рядом с отцом на скамью.
Папа, правда, особого волнения не проявил:
– Руки, говоришь… – задумчиво протянул он.
Густа отметила этот внезапный переход на «ты». «Значит, папа готов принять Георга за своего», – промелькнуло в голове, и сердце перестало биться так, словно стучит копытом. Вежливым обращением «Вы» считал только тот, кто не знал традиций. «Вы» было вежливо, но сразу же обозначало дистанцию, которую будут соблюдать стороны учтивой беседы. «Ты» означало, что гость принят на более близкую дистанцию.
«А вдруг Георг не поймёт, – Густа снова испугалась, – он же не знает традиций! Если он не поддержит это «ты», то второго случая не будет».
Зная, как непросто бывает наладить то, что не сложилось сразу и быстро, она про себя пробормотала молитву Богородице, чтобы Георг понял, что означает это папино «ты».
Однако то ли помогла молитва, то ли Георг догадался сам, но обращение было принято:
– Именно так. Ты, Лиепа, меня правильно понял. Я люблю Густу и хочу на ней жениться.
Отец снова оценивающе глянул на мужчину, сидевшего перед ним:
– Фон Дистелрой, говоришь?
«Надо же, папа, оказывается, и имя с первого раза запомнил. И пока про семейные дела рассказывал, в голове держал», – подумала Густа и вся превратилась в слух.
– Ишь, скорый какой! Чай, не поезд. А расскажи-ка ты о себе, фон Дистелрой. Кто ты таков, чем занимаешься, чем славен. А то неизвестно, отдавать тебе дочку, или нет.
Требование было справедливым. И Георг, вновь кивнув, принялся рассказывать. Невыпитый кофе так и остался стоять, а папа и присевшая рядом с ним мама очень внимательно слушали историю жизни будущего зятя.
Потомок древнего и весьма разветвлённого рода, Георг, однако, был единственным сыном своего отца, по стопам которого он, собственно, и шёл.
Идя по этим стопам, он получил в Вене инженерное образование и готовился перенять бразды правления семейным предприятием, основанным его отцом.
В отличие от других родственников военная карьера отца не прельщала, напротив, ему хотелось применить себя с пользой. Ему хватило средств, чтобы получить образование в техническом университете в Аахене, но о том, чтобы открыть собственное предприятие, и мечтать не приходилось. И вдруг оказалось, что по совершенно случайному стечению обстоятельств он стал наследником своего дяди и получил собственность в Ливонии, которая тут же было продана. А на вырученные деньги была основана компания Dortmund Stahlwerk AG.
– У нас состоятельная семья, Лиепа, можешь не волноваться, жену свою я обеспечу.
– Ты говоришь, у твоего отца свой завод? И где же?
– В Германии, в Дортмунде.
– Так значит, хочешь увезти дочку? Здесь же ты не останешься?
– Ну да, меня там работа ждёт. Непременно увезу. Да волноваться не надо, ей там понравится.
– Погоди, парень. Лет-то тебе сколько?
– Двадцать семь. А зачем это?
Георг не успел закончить вопрос, как тут же стало понятно, зачем.
– Так ты не мальчик совсем. А раньше почему не женился? Или не нашёл в своём Дортмунде никого? Сам же говоришь, большой город.
Георг некоторое время молчал, собираясь с мыслями. Густа заметила, как переглянулись мама с папой. «А в самом деле, – подумала она, – почему он раньше не женился? Папа-то заботится обо мне, вон как выспрашивает». И она, несмотря на тревогу, загордилась своей семьёй.
