— Керри, я знаю, что ты не спишь.
Ее глаза открылись. Даже в темноте он чувствовал ее прозрачный взгляд.
— Из всех мужчин, с которыми я была, — сказала Керри, — ты единственный, который хочет разговаривать после любви.
— Ты вдохновляешь меня, вот и все.
— Ты в состоянии? — она подняла руку. — У меня были галлюцинации, или мы все же разбомбили эту бетономешалку?
Уиндер произнес:
— Я нервничаю, как черт. Я прокрутил в голове всю сцену.
Она сказала, чтобы он перестал волноваться и заснул.
— Что самое плохое из того, что может случиться? Тюрьма — это одно. Смерть — другое.
Керри перевернулась на живот.
— Чему ты улыбаешься? — спросил Уиндер.
— Все получится. Я верю в тебя.
— Но ты что-то замышляешь.
— Джо, у меня есть единственный шанс.
— Чего?
— Пения. Я имею в виду, настоящего пения. Я тебя не придавила?
— О нет, ты легка, как перышко.
— Ты задница…
Они целовались, как вдруг что-то заставило его отпрянуть назад и сказать:
— Извини, что я втравил тебя в эти неприятности.
— Какие неприятности? И к тому же, то, что ты делаешь — это честно. Даже если это слегка сумасшествие.
— Ты говоришь об уголовных преступлениях?
— Конечно, — отозвалась Керри. — Но твои мотивы абсолютно чисты и неопровержимы. Я буду поддерживать тебя, Джо.
— Не исключено реальное помешательство, — сказал он. — Как подумаю о Кингсбэри и этой чертовой трассе для гольфа, так у меня сразу шумит в голове.
— Какого рода шумы?
— Как гидравлический пресс.
Чувствовалось, что Керри обеспокоена, хотя он не мог ее винить.
— Это еще связано и с моим стариком, — произнес он.
— Не думай об этом так много, Джо.
— Мне бы было легче, если бы Губернатор был здесь. Я бы знал, что не я один ненормальный.
— Я видела сон о нем, — сказала она тихо. — Мне снилось, что он ворвался в тюрьму и убил того человека… как его имя?
— Марк Чэпмэн, — произнес Уиндер. — Марк Дэвид Чэпмэн.
Она услышала печаль в его ответе, глубокую печаль. Но она не помнила всех деталей.
— Джо, мне было только 14, когда это случилось.
— Да, конечно…
— К тому же, у меня никогда не было памяти на имена. Освальд, Сайрон, Хинкли — в этих именах легко запутаться.
— Согласен, — сказал Уиндер.
Керри нежно обвила руками его шею.
— Все будет хорошо. И ты вовсе не сумасшедший. Просто принимаешь близко к сердцу, вот и все.
— Но мы выработали неплохой план, — произнес он.
— Да, Джо, это прекрасный план.
— И если все пройдет хорошо, ты не потеряешь работу.
— Нет, не думаю. Да и не слишком-то это привлекательно — Семинольская танцовщица.
Теперь была его очередь улыбнуться. Он легко поцеловал ее в лоб. — Я тоже буду поддерживать тебя.
— Я знаю, Джо.
* * *
Что касалось Бада Шварца, он предпочитал оказаться лучше в тюрьме, чем в больнице. Практически все умершие, кого он знал — его мама, его брат, его дяди — умерли на больничных койках, Из-за этого Бад не мог подумать, что кто-нибудь может выйти из больницы в лучшем состоянии, чем тогда, когда он в нее попал.
— А как же младенцы? — спросил Денни.
— Младенцы не в счет. — Бад съехал с подоконника. — Больница — последнее место, куда попадает больной человек, — сказал он.
— Ты думаешь, она умрет там?
— Нет. Просто хочу, чтоб и ноги моей там не было.
— Господи, ты равнодушное дерьмо.
Бад был сильно удивлен гневом своего партнера. Почувствовав вину, он смягчился и согласился пойти, но только на несколько минут. Денни казался удовлетворенным. — Давай купим по пути розы.
— Прекрасно. Благородный жест.
— Это будет много значить для нее.
— Денни, — возмущенно заметил Бад, — ведь эта женщина стреляла в нас. А ты толкуешь о цветах.
Молли Макнамара отвезла сама себя в Баптистскую Больницу после того, как почувствовала неострые боли в грудной клетке. Там у нее была отдельная комната с великолепным видом на причал.
Когда Денни увидел ее съежившуюся в постели, он едва смог подавить слезы. Бада тоже покоробил ее вид: она выглядела поразительно бледной и хрупкой. И маленькой. Он никогда не думал о Молли как о маленькой женщине, но именно так она выглядела в больнице: маленькой и сдавленной. Может быть, потому, что все ее славные белые волосы были спрятаны под чепчиком.
— Цветы восхитительны, — произнесла она, поднимая тоненькую пластиковую трубочку, которая подавала дополнительный кислород в ее ноздри.
Денни установил вазу на тумбочку рядом с телефоном. — Розы называются Американская Красавица, — сказал он.
— Это видно.
Бад и Денни стояли по обе стороны кровати. Молли подалась вперед и взяла их за руки.
Она сказала:
— Легкий приступ ангины, вот и все. Через несколько дней я буду как новая.
Денни поинтересовался, заразна ли ангина.
— Дом в полном порядке, — не дожидаясь ответа сообщил он.
Молли спросила:
— Как агент Хоукинс?
— Как всегда.
— Вы его кормите?
— Три раза в день, как вы сказали.
— Настроение у него не улучшилось?
— Трудно сказать, — ответил Бад. — Он особо-то не разговаривает со всеми этими пластырями на лице.
— Я слышала, что ранен игрок в гольф, — произнесла Молли. У мистера Кингсбэри действительно несчастливая полоса, да? — она задала вопрос с легкой улыбкой. Денни опустил глаза на свои ботинки.
Чтобы изменить тему, Бад спросил, есть ли в больнице кафетерий. — Я бы выпил кока-колы.
— Возьми две, — сказал Денни. — И лимонад для Молли.
В лифте Бада не оставлял вид старой женщины, съежившейся в постели. Это все вина Кингсбэри: Молли чувствовала себя неважно с тех пор, как эти ублюдки избили ее. То, что один из них был потом убит бабуином, было только частичным утешением; другой бандит все еще жив. Джо Уиндер сказал, что они за все заплатят — но что знает Уиндер о законе улицы? Господи, он всего лишь журналист. Чертов мечтатель. Бад согласился помочь, но он не мог делать вид, что разделяет оптимизм Уиндера. Как опытный законопреступник, он знал, что плохие люди редко получают то, что заслуживают. Чаще они просто исчезают, даже те задницы, которые бьют стареньких леди.
Бад был настолько поглощен своими мыслями, что вышел не на том этаже и оказался среди возбужденной толпы родственников около окошка сестры. Он не мог поверить в такое большое число новорожденных — это просто потрясло его. Он стал размышлять, почему в мире, где все погрязло в дерьме, так много людей все еще заводят детей? Может, это была причуда? Или, может быть, эти мужчины и женщины не понимали всего смысла деторождения?
«Еще больше жертв, — думал Бад, — это именно то, что нам нужно». Он смотрел на ряды спящих младенцев, абсолютно невинных, и молча думал о.б их будущем. Они вырастут, чтобы иметь автомобили, дома и квартиры, многие из которых в конце концов будут обкрадены такими же, как он сам.
Когда Бад возвратился в комнату Молли, он почувствовал, что прервал что-то личное. Денни, говоривший тихим голосом, замолчал при виде него.
Молли поблагодарила Бада за лимонад.
— Денни хочет тебе кое-что сказать, — сообщила она.
— Да?
— Должна сказать, я просто онемела, услышав это.
— Так давайте же вместе послушаем.
Денни поднял свой стакан и выпятил грудь:
— Я решил отдать свою часть денег Молли.
— Не лично мне, — вставила она. — «Матерям Дикой природы».
— И Спасательному Корпусу Природы!
— Неофициально, конечна, — произнесла Молли.
— Деньги мафии, — объяснил Денни.
Бад не знал, смеяться ему или плакать.
— Двадцать пять тысяч? Ты вот так просто с ними расстанешься?
Молли сияла:
— Ну разве это не очаровательно?
— О, очаровательно, — произнес Бад. — Очаровательно глупо.
Денни уловил сарказм в словах своего партнера и попытался защититься. Он сказал:
— Это только то, что я хотел сделать с самого начала.
— Прекрасно.
Молли сказала:
— Это автоматически делает его пожизненным членом Золотого Списка.
— А также автоматически разоряет его.
— Давай и ты, — предложил-сказал Денни, — это ведь для хорошего дела.
Глаза Бала сузились. — Даже не думай, чтобы просить меня об этом.
— Денни, он прав, — произнесла Молли. — Нечестно давить на друга.
Бад сказал:
— Я хочу начать честный образ жизни. Эти деньги — мое будущее.
Денни закатил глаза и зафыркал:
— Не смеши самого себя. Все, чем мы когда-нибудь будем — это только ворами.
— Наверное, ты поступаешь правильно. Я имею в виду твою трахнутую позицию.
К облегчению Денни, Молли пропустила мимо ушей провокационные прилагательные. Она сказала:
— Бад, я уважаю твое стремление. Правда.
Но Денни продолжал хныкать:
— Ну, можешь ты, наконец, пожертвовать хоть сколько-нибудь?
Некоторое время единственным звуком в комнате было посвистывание* кислородной машины Молли. Наконец, она сказала голосом, скрипучим от усталости:
