– Вот теперь точно назад бежать бесполезно, – хихикнул машинист. – Этих с путей не столкнешь, они как весь наш состав весят.
– Прыгать надо! – предложил Игорь.
Арби вопросительно посмотрел на командира, дескать – не самое глупое предложение. Но тот отрицательно покачал головой.
– Если поезд остановится или сойдет с рельсов, будет все равно – на поезде ты или рядом. Все в руках Аллаха!
Игорь неумело перекрестился. Ахмат посмотрел на него, но ничего не сказал. Бога много не бывает.
– Машинист поезда 499, ответьте! – прохрипела рация.
Никодимыч схватил микрофон, как блокадник хватается за кусок хлеба.
– Машинист четыреста девяносто девятого слушает!
– Это машинист головного тепловоза сплотки. Вы нас видите?
– Видим, видим! – обрадовался Никодимыч. – Еще как видим!
– Готовьтесь к стыковке. Выравнивайте скорость до шестидесяти километров.
– Вас понял!
Никодимыч вопросительно посмотрел на Ахмата. Тот согласно кивнул. Управляться с железным монстром, который тянет несколько сотен тонн груза – это совсем не то же самое, что поддать газу на легковушке. Но Никодимыч таскал поезда уже не один десяток лет. Для него это была обычная работа. Игорь заворожено смотрел, как машинист играет сложную симфонию, работая двумя тормозными кранами и «рулем» контроллера. Могучая махина послушно следовала его указаниям, как вышколенный конь слушается малейших движений опытного всадника.
Сплотка приближалась. Она шла впереди чуть медленнее ТЭшки. Еще ближе. Еще. Вот они уже на одной прямой. Уже различаются лица двух человек в задней кабине сплотки. Одного из них Никодимыч знал – встречались в железнодорожной гостинице на узловой. Второй – светловолосый мужчина в клетчатой рубашке с распахнутым воротом – был ему незнаком.
По сути, в этом маневре не было ничего необычного. Никодимычу уже доводилось «пристыковываться» к грузовым составам сзади, чтобы выполнить роль толкача на подъемах-тягунах, когда штатный тепловоз мог не справиться с составом-длинномером. Но там были совсем другие скорости.
Дизель за стеной отчетливо кашлянул, сбившись на один такт, но тут же заработал нормально. Машинист вздрогнул, когда его сердце в унисон двигателю дало сбой.
До сплотки меньше ста метров. Сквозь вибрацию своего тепловоза Никодимыч уже ощущал дрожь земли, которую прогибали под собой без малого тысяча тонн шести секций. Разница скорости была слишком велика, километров десять в час, не меньше. Стыковка будет слишком жесткой.
– Добавьте скорости! – крикнул он в рацию.
– Сколько?
– Пять километров.
– Хорошо.
Да, там был хороший экипаж! Он управлялся со своей задачей на пятерку! Сплотка чуть ускорилась. Совсем чуть-чуть, только чтобы выровняться. Двадцать метров. Десять. Незнакомый помощник машиниста в кабине вытянулся, напряженно вглядываясь вниз, на автосцепку. Пять метров. Три. Никодимыч убрал руки с контроллера и тормозного крана. Он уже ничего не мог изменить. Уперся в панель управления. Игорь и два террориста схватились за поручни. Касание! Лязгнул механизм автосцепки, намертво соединяя тепловозы.
Стыковка была выполнена ювелирно, но все равно, удар был приличным. Дизель снова закашлялся, хватанув из опустевшего бака воздуху в систему. Никодимыч схватил микрофон и отчаянно закричал:
– Набирай скорость! Набирай! У меня дизель сейчас встанет!
В тот же миг двигатель рыкнул напоследок, и заглох. По ушам ударила страшная тишина. Сплотка, подхватившая лишних семь сотен тонн, начала тормозить, будто лошадь, которой могучий возница натянул поводья, разрывая губы. Никодимыч с ужасом смотрел на стрелку скоростемера, стремительно падающую к роковым сорока километрам в час.
Передний тепловоз сплотки заревел, «пуская медведя», окутался черными густыми лохмами дыма, и рванул вперед. От этого рывка Никодимыч чуть не вывалился с сиденья. «В вагонах сейчас, наверное, ужас что творится!» – подумал он. Но зато стрелка прибора остановилась, и медленно поползла обратно.
– Никодимыч, это было здорово, – нервно засмеялся Игорь. – Но я, пожалуй, лучше в обходчики пойду. Здоровее буду.
Трофимову не хватало дыхания, ему приходилось делать частые короткие вздохи, чтобы в груди скопилось достаточное количество кислорода. Воздух в помещении оперативного штаба сгустился, и его стало все тяжелее глотать. Рабочий гул командного пункта отодвинулся, отдалился, стал плохо разборчивым, будто между ним и остальными вдруг возникла мягкая ватная стена. И вся атмосфера наэлектризовалась, набухла этим высоковольтным конденсатом, высасывающим электричество из воздуха, из кабелей, из аппаратуры, отчего лампы, казалось, потускнели. Генерал-майор ФСБ стискивал в кулаке пластиковую баночку с таблетками так, что она трещала, готовая лопнуть.
– Все! Нет больше у вас времени! – орал динамик под потолком голосом Храмцова. – Вы просрали ваш шанс! Ваш хваленый спецназ не сумел даже вступить в огневой контакт с террористами!
– Штурм был не подготовлен, – звенящим спокойным голосом парировал Трофимов, надеясь, что Храмцов не услышит стука его сердца. – И приказ на его проведение отдали вы, хотя я вам докладывал о неготовности.
– Что вы там лепечете?! – отмахнулся замдиректора. – Не сумели – имейте смелость признать. У меня нет времени выслушивать ваши стариковские бредни. Я уже отдал приказ на вылет штурмовиков.
– Я попросил бы вас, товарищ генерал-лейтенант, – морозным голосом отчеканил Трофимов, – держать себя в руках и не вести себя, как пехотный фельдфебель.
– Что?! – Храмцов на мгновение потерял дар речи. – Вы пожалеете о своих словах! Я отстраняю вас от руководства операцией, как неспособного контролировать ситуацию.
– Письменно, пожалуйста, – усмехнулся Трофимов, чувствуя, как невидимая лапа отпускает его сердце. Внезапно стало легко. – Как только прибудете на командный пункт. До этого момента операцией руковожу я, и я несу полную ответственность за ее ход. Использование авиации считаю бессмысленным, преждевременным и авантюрным шагом, который повлечет за собой катастрофические в международном плане последствия.
– Что вы несете? – не понял Храмцов. – Какие последствия? Вы там пьяные что ли сидите? Последствия будут, когда эти ублюдки рванут бомбу в промышленном районе Урала или на Европейской части страны!
– Простые последствия, – озлился Геннадий Михайлович. – Понятные любому, кто глядит дальше своего начальственного носа! Вы, надеюсь, знаете, что полеты нашей авиации контролируются с американских спутников? Или вы такой предмет не проходили? А теперь представьте, как расценят ситуацию наши заокеанские «друзья» – Президент в отъезде, а в его отсутствие в районе, нашпигованном объектами стратегического назначения, в том числе, пусковыми шахтами ядерных ракет, самолеты наносят удар по гражданскому объекту, после чего происходит ядерный взрыв. Вам не кажется, что они сочтут это государственным переворотом с использованием ядерного оружия? Не слишком ли велика вероятность, что они решат нанести опережающий удар по нашим объектам, дабы предотвратить их использование против них? Вы готовы взять на себя ответственность за ядерную войну?
Несколько долгих секунд Храмцов молчал. Видимо, такую логику он не рассматривал.
– У нас нет другого выхода, – резко бросил он, не желая сдаваться.
– Возможно, есть, – Трофимов кивнул Рамовичу, который уже пару минут робко тянул вверх руку, как троечник, желающий исправить двойку, но не совсем уверенный в своих силах.
Эдгар Филиппович встал с кресла, будто невидимый начальник мог его видеть, и потер вспотевшие ладони.
– Мы пустили поезд по обводной ветке. Там, где она соединяется с основной магистралью, есть так называемая «сбрасывающая стрелка». Если нам не удастся ничего сделать в ближайшее время, можно будет задействовать ее. Все будет выглядеть, как несчастный случай, – он вздохнул, пожал плечами. – Все лучше, чем бомбить поезд с самолета.
– Что за сбрасывающая стрелка? – не понял Храмцов, отчего Трофимов презрительно поморщился.
– Ну, – замялся Рамович. – Это специальная такая стрелка. Там рельсы просто отходят в сторону и сбрасывают состав на встречные пути. То есть, никуда не ведут. Это еще со старых времен существует, когда связь плохая была. Если состав движется с обводной стрелки на магистраль, а там ему навстречу другой, и нет возможности их об этом предупредить, то один из них просто сбрасывается с путей до выхода лоб в лоб. Ну, и на случай войны, чтобы заблокировать движение по участку.
– То есть, поезд сойдет с рельсов?
– Да.
– Но тогда он все равно взорвется.
Рамович снова пожал плечами.
Храмцов несколько секунд обдумывал предложение. Как ни крути, это зло было меньшим, чем использование штурмовиков.
