Семен принялся за дело. И чем больше углублялся в чтение, тем больше понимал, что сделал правильный выбор. Он находил места, где все совпадало с действительностью на сто процентов, а мысли героя в точности соответствовали его собственным.
— Ну как наш маньяк поживает? — спросил Одиноков, оторвавшись от клавиатуры пишущей машинки.
— Этого он мне не скажет, но парень ушел в штопор. Вряд ли ему удастся выровнять свой самолет. Он паникует. Его парализовал страх, но остановиться он уже не в состоянии. Крыша поехала.
— Зря ты так думаешь. Общаясь с тобой, он получает, как он думает, очищение. Ты точно уловил его состояние. Ему нужна исповедь, она придаст ему новые силы. Он выплескивает накопившуюся желчь и вновь идет на преступление со спокойной совестью. Я не уверен, что такой человек придет к тебе с повинной. Это игра. Знаешь, как дразнят котят? Привязывают бумажку на ниточке и дергают за нее перед носом котенка. Каждый из игроков получает свое удовольствие. Один увлечен ловлей и имеет возможность растрачивать излишнюю энергию, второй наблюдает и снисходительно улыбается. Но прямого контакта между ними не происходит.
— Плохой пример. Маньяк будет пойман в любом случае. Сам он остановиться не может и в какой-то момент свернет себе шею. Либо его вычислят.
— Ты меня не понял. Тот, кто дергает за ниточку, думает, что ему сверху виднее и он хозяин положения. Но он смотрит вниз, наблюдая за котенком, не ведая того, что он сам подвязан к ниточкам и выполняет приказы главного кукольника. Синдром матрешки. Ты ее открываешь, а там еще одна. И так до бесконечности. Нам не интересно знать, сколько их. Интересен процесс нахождения следующей.
— Ты уже придумал финал?
— Он бесконечен, как жизнь на Земле. На человеческой психике нельзя поставить точку. Она безгранична. Это врачи позволяют себе ставить точные диагнозы, а судьи выносить приговоры. Мы обязаны видеть во всем разнообразие, иметь сотни вариантов, ходов, возможностей и не ограничивать своими рамками фантазию читателя. Поэтому мы поставим в конце повествования многоточие.
— Человеческая жизнь не литература. Она имеет свое завершение и заканчивается точкой.
— Упрощенный вариант. Смерть — это толчок к действиям. В этом аспекте надо рассматривать нашу затею. Смерть заставила тебя искать убийцу, убийцу — прятаться, быть осторожным, менять тактику и терять равновесие. На одну смерть накручивается гора новых событий, жизней и Тысяча определений, таких, как горе, страх, поиск, бегство, отчаяние, и все это относится к живым людям. Об этом надо говорить, а не ставить точку после слова «смерть».
Они философствовали очень долго и даже спорили. Трудно сказать, сколько человек участвовали в дискуссии. Писатель, психолог, философ, следователь, убийца, и каждый раскрывал свои грани и предлагал свой взгляд на вещи. Победителей среди них не нашлось. Все кончилось многоточием.
Добрушин вернулся на дачу в первом часу ночи. Машину он оставил в Рождествено возле магазина на площадке, где ночевало много таких же. Он не хотел, чтобы в поселке видели новый автомобиль. Ему не мешало прогуляться по свежему воздуху в течение двадцати минут. После общения с Одиноковым в голове, кроме мешанины, ничего не осталось, и он пытался разложить все по полочкам. Не болтнул ли он лишнего в разгар спора? Одиноков слишком абстрактно мыслит, непонятными категориями. Каждую фразу и замечание приходилось расшифровывать.
Добрушин вошел в дом и включил свет. Когда он ее увидел, его словно током долбануло.
Она стояла на нижних ступенях деревянной лестницы, с белым лицом, в белом балахоне до пят. Пышные волосы волнами легли на ткань. Ее глаза ничего не видели. Она даже не повернула голову в его сторону, а начала медленно подниматься наверх.
Добрушин отпрянул и ударился о стену. К горлу подступил ком, и он потерял дар речи. Привидение продолжало подниматься по лестнице, ведущей в спальню.
Семен не мог оторвать от нее взгляда. Шок продолжался до тех пор, пока Катя не достигла верхних ступеней. Добрушин выхватил из-за пояса пистолет, прицелился и открыл огонь. Он не мог промахнуться, его считали лучшим стрелком в управлении. Один за одним он выпустил из обоймы все патроны. Пять выстрелов, и ни одного попадания.
Привидение открыло дверь и скрылось в спальне. Семен отбросил пистолет в сторону, схватил каминные чугунные щипцы и бросился к лестнице. Когда он ворвался в спальню, выбив плечом дверь, то никого не увидел. Комната была пуста.
Ник-Ник поймал Катю, которая соскользнула вниз по капроновой веревке, и сдернул крюк с подоконника. Они тут же отбежали к забору и залегли за кустами смородины.
— Страшно? — спросил он.
— Не так, как в первый раз. Сердце екнуло, когда он свет включил, а потом все шло гладко.
— Зачем ты окно за собой закрыла? Любая секунда на счету. Тут окно не играло роли. Второй этаж, шесть метров высоты.
— Нет. Так лучше. А потом он стоял слишком далеко.
Ник-Ник обнял свою подругу и почувствовал, как дрожит ее тело.
— Эх ты, заяц в львиной шкуре.
Подполковник Раков прибежал на выстрелы с охотничьим ружьем, готовый к отпору бандитов, но застал хозяина в одиночестве. На столе стояла бутылка водки, а вместо закуски лежала кочерга.
Когда Петр выходил из магазина с продуктами, к нему подошел невысокий парень с простецкой физиономией и коротко сказал:
— Я из Управления ФСБ. Нам нужно поговорить. Садитесь в машину. — Он указал на припаркованный к тротуару «мерседес».
Петр испугался и подчинился беспрекословно.
— Послушайте, товарищ, тут какая-то ошибка. Я ни в чем не виноват. Я строитель…
— Я все о тебе знаю, парень.
Максим открыл ему дверцу и втолкнул Петра на переднее сиденье. Сам сел за руль и тут же отъехал.
— А теперь, Петя, ты будешь действовать только по нашим указаниям или пойдешь под суд за пособничество иностранным агентам спецслужб.
Тот что-то хотел ответить, но, кроме нечленораздельных звуков, ничего произнести не смог.
— Сколько раз ты ходил на почту?
— Один раз.
— Когда тебе будет звонить заказчик?
— Завтра или послезавтра.
— Сейчас заедем на почту, возьмешь письма и больше туда ни ногой. Ты оформлял ящик на свое имя?
— Да. Сначала они не хотели. Я иногородний, без прописки, но потом согласились, потому что я оплатил за год вперед и сверху дал.
— А адрес?
— Такого нет. Я назвал номер дома, который мы еще только строим.
— Это хорошо. Действуй быстро. Вошел, взял письма и в машину. Не оглядывайся, не суетись и не трясись. Спокойно и быстро.
Максим остановил машину за углом. Отделение связи находилось через дом.
— Продукты и свой паспорт оставишь мне. И не вздумай валять дурака.
Перепуганный строитель взял себя в руки, насколько это ему удалось. Он вернулся через три минуты и тут же сел в машину. Максим сорвал «мерседес» с места и скрылся из виду. Некоторое время машина петляла по улицам, потом заехала в подворотню и остановилась в глухом дворе.
— Сколько писем?
— Пять.
— Давай сюда.
Максим осторожно распечатал каждое и внимательно прочел. Одно он порвал, второе положил в карман, а в конверт сунул то, которое заготовил заранее. Вернув Петру конверты, он сказал:
— Потом дома заклеишь, но аккуратно. Как только резидент позвонит тебе, тут же отнесешь ему их. И ни звука о нашей встрече.
— Так он со мной и не разговаривает. Я сразу понял, что здесь дело нечисто. Он точно на шпиона похож.
— Запомни: на почте тебе появляться нельзя. Письма для резидента я буду давать тебе сам.
— Я все понял, начальник.
— А теперь иди домой и готовь жратву для своих собратьев. Считай, что тебе повезло.
Строитель вышел из машины и побрел к воротам, озираясь на каждом шагу.
Максим точно знал, на какое письмо Добрушин клюнет. Он сам положил его в конверт, а письмо это передала ему гадалка Надя после того, как она и очередная сумасшедшая из коллекции Нодия составили его для будущего принца.
Все шло согласно плану, но Максим беспокоился. Шеф ничего не говорил определенного, но он заказал у Жоржа паспорта на себя и на нотариуса, а эта примета не сулила ничего хорошего. Нодия слишком хитер и осторожен. Как бы Максим не остался с носом. Два года трудов, риска, бессонных ночей — все к черту. Кажется, пора закругляться с этой поножовщиной. Можно упустить момент.
Максим выехал со двора и поехал в офис своего хозяина. Он еще оставался его преданным псом.
Войдя в подъезд, он первым делом заглянул в почтовый ящик. Ни газет, ни писем, ни рекламных листков. Это означало, что корреспонденцию изымают ежедневно.
Наверх Добрушин поднимался пешком, медленно, оглядываясь, словно кого-то опасаясь. У квартиры Кати он остановился, долго думал, потом нажал кнопку звонка. Перед тем как открыть квартиру, он еще немного постоял и наконец решился.
