— Ого! — сказал Радомский.
Он нагнулся, заглянул под стол с монитором.
— Корпус снят, — сообщил он. — Точно винт подключали. А вот тут, похоже, был подключен еще и ноутбук…
— Смотрите. Под ногами.
В разбитое окно как раз заглянула луна — полная, желтая, ноздреватая — и стало видно, что на засыпанном мусором и осколками люстры полу нарисован глиф.
— Однако, — с уважением в голосе сказал Радомский. — Постаралась, ведьма. Кропотливая… Только что это за хрень-то?
— Дерево Сефирот, — ответила Ника. — Каббала. Читали «Маятник Фуко»?
В ответ Радомский только выматерился.
— Как же они уже все задолбали, оккультисты хреновы…
— Тихо! Слышите?
Из платяного шкафа, чудом не пострадавшего при перестрелке, донесся шорох.
Радомский перешагнул, стараясь не наступить, через глиф и взял с этажерки тяжелую, на вид старинную, ступку с пестиком. Ступку тут же поставил обратно, а медный пестик перехватил на манер дубинки. Подкравшись к шкафу, замахнулся пестиком и кивнул Нике. Та рывком открыла дверцу.
— Не надо! — вскрикнул знакомый детский голос. — Не стреляйте!
Это был Женька-Клеврет, сидящий под грудой драповых пальто и пуховых шалей.
Кухонькая у Анжелы была крошечная и загаженная донельзя (все, абсолютно все, покрывал слой копоти и пыли). Анжела точно не относилась к числу старательных хозяек, и готовила здесь крайне редко. Из мусорного ведра торчали коробки из-под пиццы.
Ника с трудом отыскала сравнительно чистый стакан и наполнила его водой из баллона с помпой, после чего вернулась в комнату.
Женька уже отходил после истерики. Его перестало трясти, он даже выбрался из шкафа — вот только слезы все еще градом катились по щекам.
— На, — Ника протянула ему стакан. — Выпей.
Она похлопала себя по карманам и спросила Радомского:
— У вас нет ничего сладкого?
— Есть, — удивился тот и протянул ей «Сникерс». — А зачем?
— Ему нужен сахар, — пояснила Ника. — Быстрее отпустит… Жуй! — приказала она Женьке.
Мальчишка послушно впился зубами в батончик, запивая водой из стакана.
— Что тут произошло? — не выдержал Радомский.
Клеврет сделал судорожное глотательное движение и ответил.
— Не знаю! Я спрятался!
— Мы в курсе, что ты спрятался, — еле сдерживаясь, сказал Радомский. — А что было до того?
— Анжела… меня позвала… — прерываясь на шоколадку, начал рассказывать Женька. — Не знаю, как… как будто бы — голос в голове. Сказала — приходи. Я пришел, а она тут рисует, вон, на полу. Сказала, надо обождать. Мы ждали. Потом приехала машина. Там были какие-то гопы, по-моему, те же, что Ромчика… ну, похитили. А с ними девчонка, красивая такая. Она у них вроде как за главную была. Она дала Анжеле винт от ноута. Анжела сказала: подключай. Я и подключил, к системнику. А потом ее ноут подключил, по сетке. А тут байкеры приехали. И началась пальба. Я и спрятался.
— Девчонка была — высокая, худая, длинные светлые волосы? — уточнил Радомский.
— Угу. Ее вроде Илоной называли…
— За главную, значит! — скрипнул зубами Радомский.
— Мне так показалось. Они вообще странные были, гопы эти. Один вообще не разговаривал, только рычал. А другой, бритоголовый... Обдолбанный, что ли. Глаза стеклянные…
— Подождите, — сказала Ника. — А что было потом? После стрельбы?
— Не знаю, я в шкафу сидел…
— Но слышать-то ты что-то слышал, так?
— Вроде бы Анжела в машину села. Она еще Илоне сказала: вот, мол, и все, жертвы принесены, ключ у меня, пора действовать. И сказала, куда ехать.
— И куда же? — взревел Радомский.
Женька весь сжался и выдавил:
— В телецентр…
— Ах ты ж сука… — прошипел Радомский. — На своих двоих нам ее не догнать!
— Тихо! — опять сказала Ника. У нее, после попадания в привычную обстановку (кровь, гарь и смерть) будто бы обострился слух. — Кажется, машина.
Шум мотора ей не почудился: вскоре хлопнула дверца и через мгновение — скрипнула калитка.
— Везет, — прошептал Радомский. — Проблема транспорта решается сама собой…
С Белкиным было что-то не так. Неправильно. Он протиснулся мимо Ромчика в квартиру, Рома успел только «здрасьте» сказать, а Белкин уже рыскал по комнатам, изучая разгром и ремонт. Дверь в студию со связанным Вовой Ромчик прикрыл, поэтому Белкин сосредоточился на гостиной и коридоре.
— Где она? — спросил он. — Где Ника?!
— Нету, — сказал Рома, разглядывая Белкина. — Ушла.
Одет гость был как последний бомж. Драная курточка, чуть ли не с помойки, с разошедшейся молнией, схваченная на талии поясом. Под курточкой — мешковатый свитер в жирных пятнах и с воротом, растянутым настолько, что видны бинты на груди, обильно политые чем-то желто-оранжевым. Пахло от Белкина — как в аптеке, карболкой и дезинфекцией. Волосы всклокочены, глаза горят, будто два уголька, движения резкие, дерганые…
Стоп!
Стоп-стоп-стоп!!!
А где костыли? Где кресло-каталка?! Белкин даже не хромал!!!
Прикидывался? Симулировал? Но зачем?!
— Там что? — Белкин кивнул на закрытую дверь.
— Не твое дело! — Рома задрал подбородок.
На дерзость Белкин внимания попросту не обратил: шагнул вперед и пинком распахнул дверь.
— О как! — сказал он, увидев Вову. — Ну-ну… — добавил он, разглядывая карту на стене. — Как я и думал… Ай да Ника… А ведь как играла… как прикидывалась…
— Что вам… тебе здесь надо? — спросил Рома.
— Ключ, — коротко ответил Белкин. — Мой ключ к игре. Который у меня украли.
— Поздно, — сказал Вова, нехорошо ухмыльнувшись. — Он у «Мажоров».
— Кто навел?! — страшно выпучив глаза, рявкнул Белкин.
— Ведьма. Анжела. Подружка твоей Марины. Марина, кстати, сейчас с «Тараканами», — сообщил Вова с явным намерением уколоть бывшего товарища побольнее.
Из Белкина будто бы выпустили весь воздух. Он как-то скукожился, смялся — и пропал задор, огонь в глазах потух.
— Твари, — прошептал он. — Все — твари. Все против меня. Все меня предали…
— Не плачь, — сказал Вова язвительно. — Сам виноват. Думал, разыграть нас в темную? Манипулятор хренов. Маккиавели недоделанный.
Тут Ромчик окончательно перестал что-либо понимать. А Белкин покачался с носка на пятку, почесал грудь, и задумчиво проговорил:
— Анжела, значит. Ведьма. Фэн-шуй, говорите… Ну-ну… — Глаза его опять хищно затлели. — Ромчик! Телевизор у вас есть?
— Есть, — сказал Рома. Он решил пока ни во что не вмешиваться и дать ситуации развиваться самостоятельно. Слишком мало информации для принятия решения. И слишком мало рычагов контроля.
Игра начала играть себя сама…
— Где?
— В кабинете. ТВ-тюнер в компе.
— Показывай!
ТВ-тюнер по-прежнему отказывался демонстрировать что-нибудь кроме местного канала, но Белкину именно он и был нужен. Отстранив Ромчика, Белкин дорвался до мышки, с безумной скоростью пощелкал в настройках, и телесигнал моментально обрел и голос, и нормальные цвета.
Шла передача из студии. То ли новости, то ли какой-то «Сельский час». Ведущих было двое: высокий мужик в криво сидящем костюме (на вытянутой, лошадиной морде мужика читался испуг и удивление), и очень бледная, болезненного вида девица из разряда «краше в гроб кладут», да еще и одетая в больничный халат!
Говорила девица.
— Уважаемые телезрители! С вами Наталья Зинчено, канал «Житомир». Мы прерываем нашу программу для экстренного… — Она прервалась, чтобы сглотнуть. — …экстренной трансляции. Пожалуйста, не выключайте свои телевизоры и не переключайте канал! Это очень, очень важно! — добавила она от себя, с диким отчаянием в голосе.
Глазки при этом у нее бегали, как у воровки, пойманной за руку на месте преступления. Мужик рядом смотрел не в камеру, а на коллегу в больничном халате, и на лошадиной его физиономии читалось растущее подозрение, что Наталья Зинченко только что прибыла из дурдома после неудавшегося курса интенсивной терапии.
Экран мигнул, сменившись на пару секунд стандартной таблицей настройки кинескопа, а потом на нем появился глиф.
— Ах ты ж… — задохнулся Белкин.
— Что это значит?
— Прекрати истерить, — спокойно сказал Ромчик. — Ты можешь по-человечески объяснить, что это за ключ и из-за чего весь этот кипеш?
— Поздно! — в отчаянии махнул рукой Белкин. — Я опоздал… Хотя…
Он вдруг подорвался с места и ломанулся, сшибая с ног Ромчика, в студию. Пока обозленный Ромчик восстанавливал равновесие и догонял загадочно-неадекватного гостя (с четким намерением дать ему по голове «Шурфайром» и привязать к следующему стулу, дабы не буянил), Белкин успел схватить Вову за кадык и теперь орал на него:
