Я это помню, но не помню ресторана, в который мы ходили. Наверное, где-то в Сохо или на Шарлотта-стрит. Луису и Пердите повезло — гостей было всего пять, хотя в прошлом могло бы набраться и с десяток. Белл тоже пришла, чем меня очень удивила. Странно, что она поставила себя в положение «третьего лишнего», превратившись буквально в «призрак на балу». Мы естественным образом разбились на пары: Козетта и Марк, Луис и Пердита, мы с Эльзой — и Белл осталась в одиночестве. Наверное, она была самой плохо одетой женщиной в ресторане — и уж явно в нашей компании, похожая на перевязанный бечевкой пакет из нескольких слоев коричневой бумаги, — но все провожали взглядом именно ее. Как всегда. Все дело в ее походке, высоко поднятой голове, почти идеальной осанке, копне растрепанных светлых волос, бесстрастном лице и похожем на камею профиле.
Нужно рассказать, как мы сидели. Три столика были составлены вместе, и Луис устроился во главе длинного стола, Козетта — слева от него, Белл — справа. Марк сидел рядом с Козеттой — они всегда так садились, чтобы не разлучаться, — а за ним Эльза. На другой стороне между мной и Белл сидела Пердита, так что мы с Эльзой оказались друг напротив друга.
В тот вечер мы ничего не ели — никто еще не успел проголодаться. Кажется, Луис отщипнул несколько кусочков булки, и все мы пили разные напитки. Белл заказала бренди. Странно, что я отчетливо это помню. Все остальные пили херес или вино, а Козетта, разумеется, апельсиновый сок, но Белл попросила бренди, двойную порцию, и в ее голосе сквозило отчаяние, словно без спиртного она просто умрет. В новом платье из светло-желтого батиста с редким узором из белых ромашек, Козетта была очень мила; лицо ее светилось покоем и счастьем. Неяркий свет в ресторане льстил ей. В тот день она сделала прическу, и ее волосы блестели почти так же, как у Белл. В кои-то веки Козетта разговаривала не с Марком — они часто вели себя так, словно вокруг никого нет, — а вступила в спор с Луисом (кто бы мог подумать!) о том, нужно ли отдавать Гибралтар Испании.
Когда подошел официант, чтобы принять заказ, Луис как раз закончил рассказывать шутку о генерале Франко, сказавшем, что Британия может оставить себе Гибралтар, если вернет ему Торремолинос. В этот момент к Марку сзади подошла женщина и тронула его за плечо. Ей было около сорока — смуглая, привлекательная, одетая проще и строже, чем большинство из нас. Он оглянулся и тут же встал, отодвинув стул, а женщина поцеловала его в щеку.
Мне почему-то доставляет удовольствие сказать, что Марк побледнел. В романе я написала бы, что кровь отхлынула от его лица или что он «густо» покраснел. Нет, Марк просто побледнел.
— Привет, Шейла, — поздоровался он, потом медленно и монотонно произнес наши имена, как будто с трудом оправлялся от шока: — Козетта, Эльза, Элизабет, Пердита…
— С Белл мы, конечно, знакомы, — перебила она его.
Женщина с улыбкой взглянула на Белл, которая держала в ладонях бокал с бренди и смотрела прямо перед собой. К этому времени уже стало ясно: что-то случилось или в ближайшее время должно случиться. Это понимали все, кто сидел за столом, но не женщина по имени Шейла, которая вертела головой, говорила «привет», «здравствуйте», потом произнесла:
— Я Шейла Хенрисон, невестка Марка.
Она повернулась и кивком указала на мужчину, сидевшего в компании, почти такой же большой, как наша. Тот встал, извинившись перед соседкой. Лицом мужчина не был похож на Марка и выглядел гораздо массивнее, но с первого взгляда становилось ясно, что они братья. Но это значит, что он приходится братом и Белл.
Наверное, Шейла Хенрисон была очень невнимательной женщиной. Молчание за нашим столом стало почти осязаемым, однако она как будто ничего не замечала. Ее муж подошел к нам, что-то сказал Марку и похлопал по плечу. Разве не странно, что я не запомнила имя брата Марка? Потом Шейла пустилась в объяснения. Они жили за границей, в Эр-Рияде, Бахрейне или где-то там еще, приехали домой на несколько недель в отпуск, пытались написать, а затем позвонить Марку, но не «имели удовольствия» — как она выразилась — пообщаться с ним, что неудивительно, поскольку Марк теперь не возвращался домой в Брук-Грин. Шейла предложила объединить компании и сесть всем вместе — персонал как-нибудь это устроит, — потому что они пришли сюда с друзьями, которые знают Марка и которым будет приятно снова его увидеть…
Первой подала голос Козетта. Она выглядела растерянной. Не несчастной, вовсе нет, просто озадаченной. Прервав поток слов Шейлы Хенрисон, что было ей не свойственно, она спросила брата Марка:
— Значит, Белл ваша сестра?
— Нет, — ответил он. — Почему вы так решили?
Я слышала, как Белл вскрикнула. Не от испуга, а скорее от отчаяния. Козетта не побледнела и не залилась краской, но на ее лице проступил возраст — она постарела прямо на наших глазах. Козетта протянула руку, словно хотела коснуться Марка. Он по-прежнему стоял, напрягшись и устремив взгляд в одну точку в дальнем конце ресторана. Застыл между невесткой и братом, как преступник, которого вот-вот арестуют. Брат Марка нервно засмеялся:
— Кажется, я сказал что-то лишнее.
В эту секунду подошел официант с тарелками в обеих руках, первыми из заказанных нами закусок. Козетта посмотрела на тарелку с артишоками, которую поставили перед ней, прикрыла рот ладонью и вышла из ресторана. Она шла быстро и неуверенно, как слепая, натыкаясь на людей и отодвигая с дороги стулья; сначала не могла открыть дверь, а потом отпустила, позволив той с грохотом захлопнуться за собой.
Все разом заговорили: Луис и Пердита спрашивали, что случилось, Эльза закатила глаза и сказала мне, что жалеет, что пришла, Белл в ярости стучала кулаками по столу, повторяя: «Черт, черт, черт, черт… о, черт!»
— Ради всего святого, что я такого сделал? — спросил брат Марка.
Марк не ответил. Он пошел за Козеттой. Иногда я задаю себе вопрос: заплатили ли бедные Луис и Пердита за еду, к которой, похоже, никто не притронулся? До меня донесся голос Луиса, сообщавшего официанту о неприятностях и о невозможности остаться. Пердиту я больше не видела — в отличие от ее мужа, но это уже другая история. Пробормотав, что нам очень жаль и мы тоже должны идти, я оставила их с братом Марка и его женой, которые пытались выяснить, что случилось, и последовала за Эльзой и Белл. Козетта исчезла, Марк тоже. Эльза спросила то, что не решалась произнести я:
— Почему ты сказала, что он твой брат?
Белл демонстративно пожала плечами. Потом ткнула в меня пальцем:
— Это была ее идея. Она спросила, не брат ли он мне, и я подумала: почему бы и нет? Мне показалось, что так будет лучше, и ничего бы не случилась, если бы эта глупая сука не открыла рот.
— Что значит «так будет лучше»?
Белл молчала.
— Он мой любовник, — наконец сказала она.
Кажется, я вскрикнула.
— Давно? — У меня был свой интерес, почти как у Козетты.
— Много лет.
Значит, мы с Козеттой в одной лодке. Когда я впервые увидела их вместе в «Глобальном опыте»? Три года назад…
— Он больше не твой любовник, — с жаром заявила я.
— Нам был нужен… — Белл умолкла, подыскивая слова, но выбрала самые неподходящие, — временный перерыв.
Мы шли по улице, не помню какой. Погода была теплой и влажной, темнеть еще не начало — ранний летний вечер. Такого рода потрясение причиняет боль, вроде колики, которая возникает после быстрого бега. Я чувствовала себя как после бега. Мне захотелось сесть, и я села. На ступеньки крыльца. Эльза остановилась и посмотрела на меня; ее лицо выражало сочувствие, но в то же время выглядело удивленным, Белл стояла чуть поодаль. Если бы меня попросили ее описать, я бы сказала, что она выглядела смущенной — очень необычное для нее состояние.
— Я не могу объяснить, — сказала она.
Эльза посмотрела на нее так, словно хотела ударить:
— Почему бы тебе не свалить?
Что Белл и сделала. Просто ушла от нас, высоко подняв голову. Дошла до перекрестка и повернула направо, скрывшись из виду. Мы с Эльзой еще немного посидели на ступеньках, пока я размышляла, что это — то есть, что Марк любовник Белл, — значит для меня и для Козетты, а потом поймали такси и поехали домой. Дом казался пустым. Я вышла на улицу, чтобы проверить, где машина Козетты. По-прежнему «Вольво», но не та, в которой мы переезжали сюда, а уже вторая по счету после нее. Найти место для машины на Аркэнджел-плейс становилось все труднее, но переулки еще оставались свободными. Я окинула взглядом улицу, заглянула в переулки, но «Вольво» не обнаружила, и от этого мне стало немного легче — я подумала, что Козетта и Марк могли куда-то поехать вместе. В любом случае я уже меньше волновалась за Козетту.
Мы с Эльзой вышли из дома, чтобы поесть, а потом стали ждать. Она ни о чем меня не спрашивала, а взяла со стола Козетты один из новых романов и принялась читать. Я убеждена, Эльза считала, что моя эмоциональная связь с Белл отличается от нашей с ней дружбы. Но тогда мне было все равно, и я даже этого не скрывала. Читать я не могла, а просто лежала в кресле, разглядывая украшенный лепниной потолок и похожую на паутину люстру, думала и страдала. Время приближалось к полуночи.
