— Ты пьяна.
— Нет, я просто слишком трезвая.
Сказав это, она встала со стула и, поцеловав меня в губы на прощание, медленной походкой направилась к выходу. Грациозная, сексуальная. Мне казалось, что лишь я один вижу ее. Зачастую мне хотелось думать именно так.
Я думал о том, что реальными события и вещи делает не форма и не содержание этих вещей и событий, но возможность видеть их миллионами взглядов. Я думал о том, что человек не способен доверять себе, и своим чувственным органам в особенности, на все сто процентов. Все в теле — химические и физические реакции, и последствия этих реакций порой тяжело предсказать. Об этом мне когда-то говорил один знакомый врач. Не помню, как его звали и как нас связала судьба. Да и судьба ли то была?
Погруженный в мысли подобного рода, я прошагал приличное расстояние, а когда оглянулся назад, внезапно осознал, что остался совершенно один. Исчезли картонные жители моего вымышленного города. Остались только набережная, свет фонарей и я.
Внезапное одиночество мое оказалось явлением кратковременным. Навстречу мне выдвинулась фигура человека. Черты его лица были размыты расстоянием между нами и непрекращающимся снегопадом. Одет он был в теплый тренировочный костюм. Пробежка перед сном. Неплохое средство борьбы с бессонницей. Уж лучше, чем онанизм. Хотя против онанизма я ничего не имею.
Шел я, не сбавляя ход, изредка отрывая взгляд от засыпанного снегом асфальта, хоть мне и было действительно интересно увидеть лицо человека, которого, как и меня, занесло на самый край города в столь поздний час. Я думал, что, вероятно, мы с ним должны быть чем-то похожи. Какой-то непреодолимо сильной чертой характера, которая лишь подчеркивала бы нашу общую индивидуальность. Не это ли мы ищем день ото дня в других людях, а потом страшно разочаровываемся, понимая, что эта самая схожесть является лишь поводом для столкновения характеров?
Разглядев лицо бегуна, я немало удивился. Нет, скорее, я удивился крайне сильно, да вот только лицо мое застыло, будто пораженное внезапным недугом. Те же брови, те же глаза. Нос, рот, подбородок. Легкая щетина, покрывающая щеки. Я видел свое отражение в зеркале, да вот только существовало оно в отдельности от меня.
— Эй, — махнул я рукой, но бегун никак не отреагировал и пробежал мимо меня. В ушах его я заметил наушники, но это не заставило меня замолчать. — Эй, стойте…
Я устремился вслед за ним. Странно было наблюдать за собой, находясь позади себя. Чувствуя, как снег летит мне на джинсы из-под моих же ног, я попытался обогнать бегуна. Тщетно. Его темп, его скорость, его сила — все это превосходило мои возможности, казалось, в десяток раз. Я был слишком слаб, чтобы гнаться за самим собой, но продолжал движение вперед.
— Да стойте же вы! — тщетно кричал я, размахивая руками. Мне хотелось как следует разозлиться, но в долю секунды я будто бы обмяк. Невыносимо было передвигать ногами и дальше. Но вот моя рука уже практически дотянулась до плеча бегуна. Я был настолько близок, что уже поверил в то, что нагнал его. Но не удержался на ногах.
Заскользив, моя нога взлетела так высоко, что я почувствовал легкий хруст в области бедра. Затем мое тело, оторвавшись от земли, ощутило силу притяжения и с грохотом упало на асфальт, покрытый тонким слоем льда. Снег разлетелся в стороны, подобно земле после попадания в нее боевого снаряда, а я, широко открыв рот, хватанул воздух полной грудью.
Бегун был уже далеко, когда я, наконец, поднялся на ноги и отряхнулся. В моей голове одна за другой проносились мысли, но я не мог ухватиться ни за одну из них. Выругавшись как следует, я потер ушибленное плечо и зашагал вперед, осторожно передвигая ногами. Мне хотелось вернуться домой.
Сидя в вагоне метро и покачиваясь в одном ритме с другими пассажирами, коих, надо заметить, было мало, я все думал о случайной встрече. Кто это был и почему он оказался так похож на меня? Почему никак не отреагировал на меня? Ведь я так привык к лицам Дины и Артема, к смазливой внешности Макса, который часто наведывался к моей жене, что уже совершенно не понимал, что между нами общего было довольного много. Их лица казались мне совершенно другими, но тот бегун…
Было и в нем, и в его выражении лица что-то особенное. Возможно, какая-то морщинка на его лбу, которая изгибалась в точности так же, как и морщинка на моем лбу. Мне хотелось вернуться обратно и снова пройтись по набережной, но я чувствовал себя слишком уставшим. Я хотел к Лиле.
Она снова спала. Наши реальности по-прежнему не соприкасались. Была поздняя ночь, которая близилась сущностью своей к раннему утру. Далеко не первый раз, когда я видел приход нового дня в мерном тиканье часов, в первых проблесках света на почерневшем за ночь и совершенно безоблачном небе. Я видел, как звезды медленно пропадают с неба, как магия ночи испаряется и настает новый день. Она не видела того, что видел я. То был ее выбор, ее реальность.
Подперев здоровым плечом дверной косяк, я смотрел на Лилю. Меня отвлек еле слышный звук, доносившийся из кухни. Нахмурившись, я направился навстречу звуку. Я знал, кого там увижу.
Макс сидел за кухонным столом. Перед ним стояла кружка кофе, показавшаяся мне чрезвычайно одинокой. Он размешивал ложкой сахар.
— Не рановато для кофе? — спросил я.
Он окинул меня взглядом. Ответил не сразу. Мне показалось, что он решил придумать нечто остроумное, но не справился и, плюнув на эту затею, ответил сухо:
— Просто хочется.
— Пожалуй, и я себе сделаю.
Разведенный кофе порой бывает не хуже, чем обычный гранулированный. Быть может, я просто не знаю в нем толк. Да и что с того? Многие ведь не знают, но стараются при этом выглядеть тонкими ценителями. Эта мысль не давала мне покоя каждый раз, когда я откупоривал крышку и чувствовал запах обычного растворимого кофе, который можно купить в любом магазине.
Я сел напротив Макса и отхлебнул немного горячего напитка. Легкое похмелье как рукой сняло, и я почувствовал, что линии стали четкими. А вот лицо Макса казалось размытым. Виной тому, вероятно, была грусть, пробравшаяся в самую глубину пор его кожи.
— Что с тобой? — спросил я.
— Все нормально, — ответил он так, как я и ожидал.
Будто бы прочитал мои мысли. Сукин сын спал с моей женой, но я не ругал его за это, да и в обиде на него не был. А теперь он вдруг взгрустнул. Чертов ублюдок, — подумал я тогда. Что тебя не устраивает в этой жизни?
— Я устал от твоего лица, — сказал он, выдержав длинную паузу. — Устал от твоих рук, от твоих глаз, которыми я вижу. Просто устал…
— Все, что ты делаешь — это приходишь по вечерам и занимаешься сексом с моей женой, пока меня нет дома! Если бы это было целью моей жизни, я бы вообще не напрягался.
— А ты уверен, что это все, что заполняет мою жизнь? Да и что за цель у тебя? Ну же, ответь мне.
— Неважно. Это совершенно неважно, — ответил я, хлебнув еще немного кофе.
Я знал, что Макс должен был уйти совсем скоро. Он не любил засиживаться до самого утра. Не прощаясь, он надевал пальто и спускался вниз, выходил на улицу и растворялся на стыке ночи и дня. Он приходил из неоткуда и уходил в никуда. Да и мне, собственно говоря, не было особо важно, что делает он в другое время дня. Для меня он был лишь символом ночи, молчаливым, загадочным, отчасти даже сексуальным.
Он хорошо смотрелся, лежа голышом в постели с Лилей. Ее тонкие пальцы лежали на его груди, золотистые локоны касались уха и порой щекотали его. Они хорошо смотрелись вместе. И мне было приятно наблюдать за ними.
Мне нравилось наблюдать за тем, как Лиля извивается в его объятьях. Словно околдованная черной магией, она повторяла его движения, отчего все выглядело очень гармонично и порой настолько нереально, что я выпадал из самого себя. Мое сердце начинало биться чаще, а дыхание сбивалось, будто я был на месте Макса. Будто это я касался пальцами твердых сосков своей жены, ласкал их своим языком, отчего она сладко прикусывала нижнюю губу. Но я сидел в кресле напротив кровати, и на меня падал свет слепой луны. Я просто наблюдал, как они занимаются сексом.
Ее глаза были открыты, взгляд устремлен вверх, на безмолвный потолок. Порой мне казалось, что она впадала в состояние транса, но то был лишь легкий прилив удовольствия, которое она хотела ощущать как можно дольше. Макс опустился ниже, провел языком по ее чуть дрожащему животику. Она вцепилась пальцами в его волосы. Чуть задрала голову, когда он коснулся ее нежного места своими губами. Лиля была мокрой, но легкая дрожь не проходила. Он знал, как доставить ей удовольствие. Временами я завидовал ему. Временами представлял, как присоединяюсь к их нежному соитию. Мне хотелось быть грубым, жестоким, но я продолжал сидеть в кресле, а мои ладони потели так же, как потела спина Макса.
Он медленно входил в нее, ласкал руками ее упругую грудь, ее гладкие плечи. Эти два человека казались мне единым целым, неразделимым организмом. Тяжело было понимать один простой факт: насколько бы люди не были близки, они никогда не станут единым целым. Я сталкивался с пониманием этого факта тогда, когда Макс, громко выдохнув, ложился рядом с Лилей и, обняв ее, засыпал. Магия исчезала, оставляя лишь невнятный запах, коим была наполнена комната, и свет слепой луны.
