Он стоял на месте, абсолютно неподвижно, нахмурив брови, как бы заставляя глаза глядеть на то, что никто другой в этой зале рассматривать больше не хотел.
Вокруг Элисы стемнело. Ее квартира представляла собой островок света, но в других домах постепенно воцарялась темнота. Она сидела все в той же позе напротив выключенного телевизора, держа на коленях огромный нож. За весь день она ничего не ела и совсем не отдыхала. Больше всего ей хотелось заняться зарядкой и принять столь приятный и расслабляющий долгий душ, но она не решалась двинуться с места.
Она ждала.
Она готова была ждать столько, сколько понадобится, хотя и не знала толком, какой промежуток времени соответствовал этому определению.
Тебя бросили. Тебе солгали. Ты одна. И это еще не самое худшее. Знаешь, что самое худшее?
Плюшевый мишка улыбался ртом-сердечком, призывно разведя лапы. В черных пуговках его глаз отражалась крошечная бледная Элиса.
Самое худшее — не то, что произошло. Самое худшее впереди. Самое худшее случится с тобой.
Вдруг раздался звонок мобильника. Как часто бывает, когда мы чего-то ждем (или боимся), реализация ожидаемого (или внушающего страх) события означала для нее переход в другое состояние, выход на другой уровень мышления. Она еще не ответила на звонок, а ее разум уже начал выдвигать и отбрасывать разные гипотезы, принимая за свершившийся факт то, что еще не произошло.
Она взяла трубку на втором звонке, надеясь, что это не Виктор.
Это был не Виктор. Звонок был именно тот, которого она ждала.
Связь заняла не более двух секунд. Но, положив трубку после этих двух секунд, она разразилась слезами.
Теперь ты это знаешь наверняка. Наконец-то теперь ты это знаешь наверняка.
Она долго рыдала, сжавшись в комок, не выпуская из руки телефон. Выплакавшись, она поднялась и взглянула на часы: до встречи оставалось немного времени. Она слегка разомнется, примет душ, что-нибудь перекусит… А потом примет трудное решение: оставаться одной или искать помощи. Ей хотелось обратиться к кому-то еще, к кому-то из внешнего мира, к человеку, который ничего не знает и которому можно будет рассказать все по порядку и услышать более нейтральное мнение. Но кто это может быть?
Виктор. Да, возможно, он.
Но это рискованно. И нужно решить еще одну серьезную проблему: как сказать ему, что ей срочно нужна помощь? Как ему об этом сообщить?
Прежде всего нужно успокоиться и все обдумать. Ум всегда был ее лучшим оружием. Она прекрасно знала, что человеческий разум — оружие намного более опасное, чем нож в руках.
Элиса подумала, что по крайней мере звонок, которого она ждала с самого утра и от которого с этого момента зависит ее судьба, уже состоялся.
Она еле узнала голос — таким дрожащим и нерешительным он ей показался, как будто говоривший был так же смертельно напуган, как и она сама. Но никаких сомнений в том, что это — тот самый звонок, не было, потому что единственное слово, произнесенное мужским голосом, было именно то, что она ждала:
— Зигзаг.
Жизненно важный вопрос, над которым в этот миг бился Виктор Лопера, заключался в том, можно ли считать аралии, которые он выращивал на аэропонике, частью природы. На первый взгляд ответ был положительным, потому что это живые существа, настоящие Dizegotheca elegantissima, которые дышат и поглощают свет и питательные вещества. Но, с другой стороны, природа никогда не смогла бы в точности воспроизвести их самостоятельно. На них был отпечаток человеческого вмешательства, они представляли собой плод технологии. Аралии находились в прозрачном пластике, позволявшем наблюдать за удивительными разветвлениями корней, Виктор контролировал температуру и кислотность среды и рост растений с помощью электронных инструментов. Чтобы не дать им вырасти до высоты около полутора метров, которой они, как правило, достигают, он использовал специальные удобрения. Ввиду всех этих причин его четыре аралии с листиками бронзового цвета с чуть ли не серебристым отливом, не превышающие в высоту пятнадцати сантиметров, были по большому счету его творениями. Без его усилий и современной науки их бы никогда не существовало. Так что вопрос о том, являются ли они частью природы, вполне имел смысл.
Он решил, что да. С любыми возможными оговорками, но однозначно да. Для Виктора этот вопрос входил за рамки мира растительности. Ответ на него означал признание веры в технологию и прогресс или скептического отношения к ним. Виктор был из тех, кто видел будущее за наукой. Он, на манер Тейяра де Шардена, свято верил в то, что наука — это иная форма природы и даже новый взгляд на религию. Его жизненный оптимизм уходил корнями в детство, когда он узнал, что его отец, хирург, мог вносить изменения в жизнь и исправлять ее ошибки.
Однако, несмотря на восхищение отцовскими способностями, Виктор не пошел на биологический факультет, как его брат, тоже ставший хирургом, или сестра-ветеринар, а выбрал теоретическую физику. Он считал, что работа его брата и сестры слишком связаны с нервотрепкой, а Виктор любил покой. Вначале он даже думал посвятить себя профессиональным шахматам, поскольку обладал серьезными способностями к математике и к логическому мышлению, но скоро понял, что соревнования — тоже штука нервная. Не то чтобы ему вообще не хотелось ничего делать — ему нужен был внешний покой, чтобы вести мысленную битву с загадками, размышлять над всякими вопросами или заниматься решением запутанных головоломок.
Он наполнил один из опрыскивателей новой смесью удобрений, которую собирался испробовать исключительно на аралии «A». С помощью герметических перегородок он разделил все растения, чтобы экспериментировать с ними по отдельности. Сначала он вынашивал мысль назвать их как-то более поэтично, но в конце концов остановился на четырех первых буквах алфавита.
— Что же ты так испугалась? — ласково прошептал он растению, закрывая крышку опрыскивателя. — Ты мне не доверяешь? Бери пример с «C» — она хорошо реагирует на любые перемены… Нужно учиться меняться, малыш. Нам бы с тобой поучиться у нашей «C».
На минуту он задумался, почему выдал такую чушь. В последнее время его как-то особенно тянуло в депрессию, словно ему тоже нужно было новое удобрение. Но, что за черт, это все пустые рассуждения. Он считал себя счастливым человеком. Лекции читать ему нравилось, при этом много времени оставалось на чтение, уход за растениями и решение ребусов. У него была самая лучшая в мире семья, и родители-пенсионеры, несмотря на преклонный возраст, пребывали в добром здравии. Он был образцовым дядей для своих двух племянников, детей брата, которые души в нем не чаяли. Кто еще может похвастаться сочетанием покоя и любви в равной пропорции?
Да, он одинок. Но это обстоятельство связано лишь с его собственным желанием. Он — хозяин своей судьбы. Зачем портить себе жизнь, спеша связать себя с женщиной, которая не сможет сделать тебя счастливым? В свои тридцать четыре он был молод и не утратил оптимизма. Секрет жизни заключается в ожидании: аралия за две минуты не вырастает, любовь тоже. Лучше всего предоставить такие вещи воле случая. В один прекрасный день он кого-то встретит, или кто-то давно знакомый позвонит…
— И раз, я вырасту, как «C», — сказал он вслух и засмеялся.
В этот момент зазвонил телефон.
Направившись к книжному шкафу в маленькой столовой, где стоял телефон, он ломал голову, кто это может быть. Скорее всего в такое позднее время звонил его брат, который уже несколько месяцев приставал к нему с просьбой проверить счета частной хирургической клиники, которой он руководил. «Ты же семейный математический гений, разве тебе сложно мне чуть-чуть подсобить?» — Луис Лоперация (так по старой семейной традиции шутливо коверкали фамилию хирургов Лопера) компьютерам не доверял и хотел, чтобы правильность расчетов подтвердил Виктор. Виктору до чертиков надоело втолковывать ему, что в математике, как в хирургии, тоже есть своя специализация: врач, удаляющий гланды, не может осуществить пересадку сердца. Вот и он занимался только математикой, связанной с теорией элементарных частиц, а не подсчетами расходов на еженедельные покупки. Но его брату явно нужно было удалять гланды упрямства.
Он выловил трубку из чащи портретов в рамках: племянники, сестра, родители, Тейяр де Шарден, аббат и ученый Жорж Леметр, Эйнштейн. Подавив зевок, ответил:
— Алло?
— Виктор? Это Элиса.
Вся его скука разбилась вдребезги, как стеклянная ваза. Или как сон после утреннего пробуждения.
— Привет… — Мозги Виктора работали полным ходом. — Как себя чувствуешь?
— Получше, спасибо… Сначала я думала, что это аллергия, но теперь похоже на обычную простуду…
