Комалеев бесцеремонно потянул военного за рукав к окну и кивнул на трех женщин, прилетевших в Чечню вместе с ним.
– Ты это им скажи. Это их сыновья сейчас в плену. Те, кто обязан заниматься освобождением заложников, вообще ничего не делают.
Проблема, думал полковник, глядя из окна на русских матерей, проблема... как бы это лучше сказать... индивидуальная – нашел он довольно точное определение. Эти женщины набрали, наскребли нужную сумму, считай, решили задачу в частном порядке, зато усугубили ее для других, таких же несчастных, как и они сами, пополнили список заложников. Кто знает, может быть, вон тот солдат, что появился из-за угла здания с ведром, завтра окажется совсем в другом месте.
Полковник сплюнул через плечо. Потом еще раз. И еще. Трижды, в бога мать!
Здесь, в Ханкале, как ни в одном другом месте, знают о деятельности бывшего военного журналиста, но сказать ничего не могут. Поди скажи матерям: “Нет, мы не разрешаем”. Не разрешаем чего? Законного права видеть рядом своих детей? У них появился шанс, и они не могут не воспользоваться им, не имеют права, каждая из них готова обменять себя на сына.
И спецслужбы закрывают на эту проблему глаза. Ну попытаются они проследить за Комалеевым – раз плюнуть, возьмут банду вымогателей, а через час пленным пацанам, сидящим в подвале какого-нибудь кишлака, перережут гор-то и выбросят трупы на всеобщее обозрение.
Обычно бандиты, получив деньги от Комалеева, ночью вывозили заложников в безопасное место и развязывали им глаза и руки, наутро их обнаруживали и везли в ближайшую комендатуру. А женщины здесь потому, что хотят находиться рядом, вынашивают, как беременные, планы увезти детей домой. Поскольку были случаи, когда измученных освобожденных парней сажали на гауптвахту, допрашивали...
Женщины поджидали Комалеева, чтобы вместе с ним лететь в Шатой. У одной из них в Верхнем Дае – порядка двадцати километров от Шатоя – погиб племянник, и она хотела побывать на том месте. Все равно им здесь находиться не меньше недели. Однако Комалеев отказал им.
“Ми-8”, летевший во Владикавказ, уже поджидал его на военном аэродроме Ханкалы, свободными оказались несколько мест.
В Шатойском районе – примерно сто километров от Грозного – тихо, военные полностью контролировали ситуацию. В военной комендатуре Комалееву выделили “уазик”, которым он пользовался всякий раз, когда прилетал сюда, водителя и пару автоматчиков.
– В Верхнем Дае сейчас отряд подполковника Джаноева, – успокоил прибывшего начальник военной комендатуры, которого Комалеев называл Сергеем Васильевичем и был с ним на “ты”.
Обычно спокойный и уравновешенный Комалеев сейчас нервничал. Задание, полученное от Бориса Кесарева, подразумевало собой встречу с боевиками чеченского полевого командира Закира Ахметова. С деньгами сейчас у боевиков туго, и за видеокассету, которая, возможно, есть у Закира, последний получит от тридцати до пятидесяти тысяч долларов – торг в этом случае уместен.
– Поехали, – распорядился Комалеев, заняв место в салоне “УАЗа”. Хотя можно было никуда не ехать: людей Закира, с которыми он должен был встретиться, наверняка почистили. Рядом с водителем расположился рядовой мотострелковой роты, в салоне – его товарищ. Оба бойца спокойны, перед журналистом держатся уверенно. На вопрос Комалеева “Как служба?” – вооруженный пацан ответил:
“Нормально, папаша!” И простуженно шмыгнул носом.
Подполковник Роберт Джаноев, прозванный за крутой нрав Антихристом, активно вел допрос. Два чеченских ублюдка, попавших в руки федеральных сил во время зачистки в селении Циндой, сейчас давали показания. Один – лично Джаноеву, другой – капитану Денису Рябцеву. Чеченские бандиты находились во временном следственном изоляторе. Сейчас рано отдавать в руки ФСБ и МВД двух бандитов, главное, расколоть их горячими, пока кровь на лицах, пока их раны и ссадины не покрылись пленкой.
– Отвечай, падла! – напирал Антихрист, имеющий колоссальный опыт в делах такого рода. Он не церемонился, зная, как поступают с пленниками чеченские изверги. Частенько из его рук бандитов увозили с переломанными челюстями и ребрами. – Что вы делали в Циндое?
Повертев в руках шомпол от “Калашникова”, Джаноев пояснил:
– В одно ухо забью, из другого вытащу.
– Мы должны были встретить одного человека, – начал давать показания чеченец, худой, но жилистый и выносливый, как диверсант.
– Дальше? – торопил его Джаноев.
– Он русский. Встретиться должны были в доме старейшины.
– Твой командир Закир Ахметов?
– Да.
– Так, давай подробно про русского. Кто такой, откуда?
– Не знаю его имени, командир.
Джаноев открытой ладонью со всей силы ударил боевика по уху.
– Я тебе башку пробью, если еще раз назовешь меня командиром!
Чеченец трясся всем телом. Получасом раньше он нарвался на пару гостеприимных “федералов”, а еще раньше попал под каток спецназа ГРУ во время зачистки. Думал, конец, убьют, но бойцы били настолько сильно, чтобы только не убить.
– Он должен приехать в Циндой на машине.
– На какой?
– “УАЗ”.
– Номер?
– 330.
Джаноев вышел в коридор и поманил из соседней камеры Рябцева. С капитаном они прослужили немало, навели ужаса в Ножай-Юртовском районе и взялись за работу в Шатое. Еще в Ханкале он не без оснований давал инструктаж сводному отряду, в состав которого вошли спецназовцы ГРУ: “В горах все бандиты. Горы – это предзонник, там можно и нужно валить всех. Хороший бандит – мертвый бандит”. И вскоре десант высадился в Шатое. Основание – информация о нахождении там отряда чеченских боевиков. Сообщение подтвердилось только отчасти, удалось взять только двух “духов”.
После зачистки в селах Шатойского района основные силы десантников рассредоточились в Верхнем Дае и на выездах из села. Командовал ими заместитель подполковника Джаноева майор Сергей Соколов.
– Денис, что твой бормочет?
– Пока ничего внятного.
Антихрист отстранил плечом младшего товарища и шагнул в камеру.
– Ну! – Он сверкнул желтоватыми глазами на второго чеченца. – Колись, падла, про “УАЗ”! Кто на нем должен приехать в Циндой?
– Не знаю. Какой-то русский.
– Смотри на меня, тварь! – приказал подполковник. – Я русский и приехал в Циндой на “УАЗе”, встретился с тобой в доме старейшины. Дальше!
– Мы должны были взять деньги и передать видеокассету.
– Номер машины?
– И-330.
– Нет такой буквы на номерах машин! На них только латинские, мразь!
– Да там латинская “И”.
– Сука, я убью его, – подполковник, мастерски изобразив беспомощность, посмотрел на капитана. – На номере латинская “i” с точкой, ты понял? Залетная, мимоходом из Америки. Точка вверху или внизу? – спросил Джаноев, вспомнив, видимо, что символ Антихриста – перевернутый крест.
– Вверху.
– Все, он достал меня. – Подполковник обернул кулак носовым платком и бросил капитану: – Выйди, Денис, я утру парню сопли.
И с первого же удара сломал ему челюсть.
Дозор старшего лейтенанта Виктора Шабанова находился в паре километров от Верхнего Дая. Спецназовцы контролировали дорогу, ведущую к селу. Командир, выслушав по рации сообщение от подполковника Джаноева, привлек внимание бойцов:
– Выходим. Объект – “УАЗ”, номера предположительно 330. Останавливаем, задерживаем. В случае неподчинения есть предписание начальства живыми никого не брать.
Трое разведчиков остались на виду, остальные затаились. Рядом с командиром – снайпер расчета Кирилл Журенков. В руках Жмурика “классика”, снайперская винтовка Драгунова со стандартным прицелом ПСО-1М2 и 7,62-миллиметровыми патронами. Наглазник на оптике убран, Жмурик не любит “излишеств” и привык “открыто” смотреть в прицел, находящийся от глаза на расстоянии ровно восьми сантиметров. “Ни больше, ни меньше”, – частенько говаривал Кирилл, многозначительно выпячивая губу. То же самое мог сказать про свои “мишени” при ближайшем рассмотрении: “десятка” – обычно это голова “чеха” – в клочья.
Стас Верещагин, которого все называли только по фамилии, как и остальные бойцы, вооружен новеньким “АК-102” и армейским автоматическим пистолетом Стечкина.
Вообще, расчет старшего лейтенанта Шабанова считался самым “чистеньким”, униформу и бронежилеты перед командировкой покупали на свои деньги. Расходились во вкусах только в обуви. У командира, к примеру, обычные зимние сапоги фирмы “Саламандра”. Он шагнул на дорогу, показывая показавшемуся из-за поворота темно-зеленому “уазику” остановиться.
На окраине Шатоя в “УАЗ” сели две проголосовавшие чеченки и пасечник из Циндоя, ловившие попутку до Верхнего Дая. Они завели громкий разговор на чеченском, изредка поглядывая на Комалеева. Рубашка у Юрия Васильевича была о застиранным воротником, носки с вытянутыми резинками, которые он показывал, закладывая ногу за ногу, брюки с вытянутыми коленями, видавший виды джемперок с широким треугольным вырезом. Комалеев словно трудился всю ночь на выгрузке вагона: распространял вокруг резкий запах пота.
