Проехали чуть больше половины пути – километров двенадцать, и машина заглохла, водитель – контрактник лет двадцати двух-трех по имени Николай – ковырялся в моторе минут двадцать. Проехали еще несколько километров – и впереди показались трое военных. Старший жестом приказывал остановиться.
– Вперед! – прикрикнул Комалеев, когда водитель убрал ногу с педали газа. – На “рубеже” <“Рубеж” – на языке военных – контрольно-пропускной пункт> остановишься, если попросят. Поехал, поехал! Неизвестно, кто они такие.
– Наверное, это “федералы”. Они вчера чистили тут... Комалеев был возбужден. Последнее время он ненавидел “федералов”, а сейчас, когда сорвались его планы, злость на военных выперла наружу.
– Вперед, я сказал!
Водитель подчинился. Он еще не научился ненавидеть бесцеремонных журналистов типа Комалеева. Друг Николая – тоже водитель – рассказывал, как в августе прошлого года он возил “бабу-журналистку”, которая сопровождала гуманитарный груз для дома престарелых в столице Чечни. Ей выделили усиленную охрану. И вот по ее приказам колонна несколько раз останавливалась, и журналистка исчезала в трущобах. А солдаты во время ее походов представляли собой недурные мишени для “щелкунчиков”. О чем, собственно, ей и сказал командир. Она ответила оскорблениями, а позже в газете опубликовала статью, в которой обвинила военных “во всех тяжких грехах: мол, и трусы они, и бездельники”. Она так ненавидела армию, что в телешоу “Глас народа” “дошла до прямых оскорблений в адрес солдат и офицеров, воюющих в Чечне”.
Намерение водителя не подчиниться командир расчета понял, когда расстояние до машины сократилось до тридцати метров и продолжало сокращаться: водитель “УАЗа” принял вправо, почти вплотную к заснеженной бровке и жал на газ, заставляя двигатель машины реветь. Солнце, выплывшее из-за облака по ходу “УАЗа”, отражалось от лобового стекла и бросало подсветку на глаза бойцов. Не разберешь, кто за рулем. Благо до этого удалось различить номера, которые соответствовали полученным в эфире данным.
Опасаясь еще и выстрелов из машины, командир правым плечом повалился на дорогу и, сползая к обочине, дал по нарушителю автоматную очередь. Однако не он первым открыл огонь, а его товарищи из укрытия.
Комендант шатойской военной комендатуры поторопил командира омоновцев: давай, мол, не телись, успеешь догнать “УАЗ” за Шатоем, проводишь, все равно вам в ту сторону.
Отряд ОМОНа Шатойского временного отдела внутренних дел, разместившись в кузове “Урала”, сопровождал районного прокурора и представителя администрации для “разбора полетов”, которые учинили гэрэушники прошлой ночью. Прошло несколько часов, а истеричные жалобы местного населения докатились не только до Ханкалы, а, кажется, перевалили через стены Кремля.
“Вот уж оперативность так оперативность, – злился командир ОМОНа Игорь Зыков, в нетерпении поджидая прокурора. – Норма, в рот пароход!”
Это слово могло стать бранным, смешным, каким угодно, но никак не рядовым. Не пройдет оно не замеченным в дружеском трепе, в инструкциях начальства. Стало нормой для местных жителей устраивать по поводу и без повода демонстрации и пикеты. Не они сами выходят, а их гонят бандиты. Вроде бы чисто в селе, но всегда найдется скрытая сволочь: “Не послушаетесь, убьем”.
– Ну где этот прокурор! – не выдержал командир.
– Там же, где и Наполеон, – отозвался молодой милиционер, – в психбольнице.
Когда за прокурором с громким стуком захлопнулась дверца кабины, “Урал” с натугой тронулся с места.
“УАЗ” зашлепал по дороге простреленными покрышками и, съехав на обочину, перевернулся – один раз, потом второй, показывая спецназовцам крышу. Мотострелки не пострадали. Один солдат, выбив ногой треснувшее лобовое стекло, выполз из машины и залег, дав на слух короткую очередь. Второй боец действовал смело, решительно. Это он ответил Комалееву: “Нормально, папаша!” И сейчас защищал его, высунувшись из бокового окна, которое стало люком над головой. Но не успел сделать ни одного выстрела: едва показалась его голова, как в нее ударила автоматная пуля. Еще десятки пуль барабанили по крыше, пробивали ее.
Никто из спецназовцев не заподозрил, что стреляют они по своим. Они выполняли предписания, которые оказались обоснованными: машина с номерами 330 не подчинилась приказу остановиться, а когда ее остановили, пассажиры открыли огонь.
Боец мотострелковой роты недолго огрызался на шквальный огонь: пара гранат из подствольных гранатометов, и он ткнулся головой в мерзлую землю.
Услышав звуки перестрелки, Зуев отдал команду остановиться. “Урал” съехал на обочину, и омоновцы, оставив свои места, рассредоточились, цепью приближаясь к месту перестрелки. На своих местах остались только побледневший прокурор и водитель, который не утратил привычного румянца на щеках.
Когда омоновцы скрытно приблизились, они увидели перевернутую машину, которую им надлежало сопровождать, и группу людей в новой военной форме, окруживших ее. Разведчики стояли без головных уборов. Лишь подойдя вплотную, командир ОМОНА нашел более точное определение: стояли с обнаженными головами.
– Куда?! – Начальник разведки военной комендатуры загородил своим телом выход из подвала.
– Дразнить верблюда! – рявкнул Джаноев. – Пусти, майор, иначе хуже будет.
Разведчик крепко выругался и дал дорогу Антихристу и его помощнику Рябцеву, которые под дулами автоматов выводили пленных чеченцев. Руки у тех были надежно связаны, на головах плотные полотняные мешки. Офицеры втолкнули их в машину. Джаноев занял место за рулем и выехал за пределы комендатуры, длинно просигналив часовому: “Давай дорогу, баран!”
Проехав километров пять-шесть, подполковник остановил машину. Бандитов отвели подальше от обочины и заставили встать на колени.
– Кровь за кровь, твари! – прошипел Джаноев. У него не было другого выхода. А прав он или нет, подскажет время.
Два автомата дернулись одновременно. “Духи” повалились на землю, подергивая в агонии ногами. Подполковник и капитан подошли ближе и с близкого расстояния добили их одиночными выстрелами в голову.
29 октября, понедельник
Руководитель следственной группы полковник ФСБ Михаил Эджумян, закончив допрашивать командира расчета, содержавшегося на гауптвахте, пришел к выводу, что здесь есть над чем поломать голову. Во-первых, случай с расстрелом своих своими же был не единичный, во-вторых, тут пахло жесткой провокацией.
Военная форма старила Михаила Дмитриевича лет на пять, не меньше, в ней он, высоколобый и с седоватыми висками, выглядел на сорок с хвостиком. Эджумян, не дожидаясь следователя из Главной военной прокуратуры, в эти минуты прибывшего в Ханкалу, решил для начала выяснить положение дел в военной комендатуре Шатойского района и вызвал в кабинет коменданта рядового Николая Зимина, чудом оставшегося в живых водителя “УАЗа”.
– Давно служишь по контракту, Коля? – спросил полковник.
– Полгода. Отслужил срочную и остался здесь.
– Как чувствуешь себя? Отошел?
– Да, спасибо.
– Сергей Васильевич, – попросил Эджумян коменданта – принесите мне журнал боевых дежурств.
Ознакомившись с записями, полковник напомнил коменданту, что с 1 мая 2001 года военнослужащим, проходящим службу по контракту в воинских частях, дислоцированных на постоянной основе в Чеченской республике, указами президента России, постановлениями правительства и прочими приказами и директивами Минобороны реализуются следующие льготы: оклады по воинским должностям и оклады по воинским званиям в полуторном размере, ежемесячная надбавка за особые условия службы в размере сто процентов от оклада по воинской должности.
– С учетом повышения, – вставил комендант.
– Ну да, – согласился Эджумян, – а еще полевые – суточные деньги в трехкратном размере от установленной нормы.
Он плавно подошел к тому, что, помимо вышеназванных выплат, военнослужащим, принимавшим фактическое участие в проведении контртеррористических операций на территории Северокавказского региона, в соответствии с постановлением правительства РФ от 27 февраля 2001 г. № 135-9 (в редакции постановления правительства РФ от 26 апреля 2001 г. № 135-22) полагаются денежные вознаграждения исходя из суммы 20 тысяч рублей в месяц пропорционально количеству дней их участия в этих операциях.
– Зачитываю, – Эджумян, знающий все тонкости своей работы, бросил на коменданта равнодушный взгляд, – данные на октябрь прошлого года. Так, помощник начальника штаба по связям с общественностью имеет одиннадцать дней фактического участия в контртеррористической операции. Дальше, помощник начальника штаба по административно-контрольной работе – тоже одиннадцать дней. Начальник финансово-экономического отделения – больше недели лазил по горам в поисках бандитов. А старший офицер ФЭО гонялся за ними те же магические одиннадцать дней. Офицер отделения бюджетного контроля мобильно вторгся в Аргунское ущелье на одиннадцать суток. Офицер по тылу ровно две недели ловил Басаева. Помощник начальника штаба по кадрам и строевой – неделю. Да, вот делопроизводитель подкачала – три дня она не вылезала из кустов, поджидая Хаттаба.
