Черненко уже необъяснимо и злобно весел, а потом…
Телевизор наконец окончательно включился — и показал озабоченного диктора на фоне надписи «СРОЧНЫЕ НОВОСТИ». Пух с мамой затаили дыхание — кажется, она тоже с минуты на минуту ожидала наступления апокалипсиса.
«Только не ядерная зима, только не ядерная зима, только не ядерная зима», — зажмурившись, Пух гонял по кругу единственное пришедшее в его голову заклинание.
— …президент Борис Ельцин подписал указ «О поэтапной конституционной реформе Российской Федерации», предписывающий немедленное прекращение деятельности Съезда народных депутатов и Верховного совета Российской Федерации…
— Да что он о себе возомнил?! — взревела очнувшаяся Софья Николаевна.
Пух выдохнул и быстро протер глаза ладонями. Это была, пользуясь чеканным определением Крюгера, типичная Взрослая Хреновня, которую его родители необъяснимым образом принимали очень близко к сердцу. Главное, что не ядерная зима!.. Тут Пуха осенило.
— Так что, мам, теперь «Лунную сонату»? — сказал он невинным голосом. — У меня в прошлый раз почти получилось!
Софья Николаевна молча махнула рукой — всё ее внимание было занято бубнежом диктора.
— Достаточно на сегодня, Аркаша. Ты молодец. Иди делай уроки.
«Ага, конечно, уроки…» — думал Пух, вприпрыжку врываясь в свою комнату. У него была припасена новая книга: продолжение фантастической саги Гарри Гаррисона под названием «Стальная крыса спасает мир». Вне всякого сомнения, Гарри Гаррисон был величайшим писателем всех времен и народов, а его серия романов о галактическом мошеннике Джеймсе Боливаре ди Гризе — с большим отрывом лучшим, что Аркаша Худородов прочитал в жизни (а он много в жизни успел прочитать). Пух давно решил, что, когда вырастет, обязательно станет писателем-фантастом — а если это окажется слишком сложным, то тогда космическим авантюристом. Одно из двух. Никаких других вариантов будущей карьеры Аркаша не рассматривал.
— Спасибо Борису Николаевичу Ельцину за Взрослую Хреновню! — шепнул Пух, плюхнулся на кровать и раскрыл «Стальную крысу» на заложенной странице.
Бóльшую часть урока химии на следующий день Сережа Питон провел в попытках довести Новенького. От шуток Питона не был застрахован никто. Даже самые безупречные отличницы. Даже самые отмороженные старшеклассники. Нет, придурка надо было додавить!
Причину собственного упорства в этой сфере он не мог объяснить даже самому себе, хотя и не то что бы сильно пытался. Если шутка не совсем попадала в цель и просто приводила жертву в бешенство — такой исход Питона вполне устраивал. Но идеальный сценарий — когда шутка била в интуитивно нащупанное Сережей уязвимое место, и жертва бледнела, иногда начинала рыдать, реже — просто замирала и смотрела в пространство перед собой мертвыми, как пуговицы, глазами. Внутри Питона в эти моменты что-то трепетало и попискивало, как маленькая птичка, когда вокруг нее сжимается кулак.
Он покосился на Новенького; тот по своему обыкновению сидел с прямой спиной, глядя в невидимую точку над головой Ольги Валерьевны. Соблазн придвинуться к придурку поближе и пошутить был непреодолимым, хоть Питон и знал: шутки в присутствии химички всегда заканчивались плохо. По слухам, в прошлом году Валерьевна со всей дури херакнула деревянной указкой по голове какую-то овцу из восьмого класса… Но ради по-настоящему смешной шутки Сережа был готов выхватить хоть указкой, хоть осколком кирпича, хоть самой настоящей бейсбольной битой из магазина «Real» (такие случаи тоже были).
Тут Сережа кое-что придумал. Он шумно втянул соплю, выдрал из уже изрядно похудевшей общей тетради листок, что-то быстро на нем нацарапал левой рукой, перегнулся через парту и бросил листок Новенькому на колени. Степан не пошевельнулся. «Засранец», — подумал Питон. Ничего-ничего! И не таких ломали!
— Слышь, Новый, — прошипел он. — Зырь записку!
Вместо ответа тот молча смахнул бумажку с колен на пол — то есть всё шло в полном соответствии с планом. Рискованным, но потенциально крайне эффективным планом. Питон вскинул руку и нетерпеливо затряс ей в воздухе.
— Ольга Валерьевна! Ольга Валерьевна-а-а!
Невысокая худая химичка, напоминавшая хищного лесного зверька, на полуслове прервала свой монолог о валентности водорода, прищурилась и посмотрела на Питона сквозь узкие очки. На ее щеках начал разгораться нехороший румянец. Класс, и без того знавший, что на химии лучше не выделываться, затаил дыхание.
В наступившей гробовой тишине Ольга Валерьевна подошла к отличнице Юльке Селиверстовой, сидевшей за первой партой, и, не обращая внимания на Питона, положила ей руку на плечо.
— Селиверстова, какое важное правило поведения на уроке забыл Сережа Чупров?
— Правило такое, — заблеяла Юлька. — В классе полная тишина до тех пор, пока учитель не задаст вопрос.
— Совершенно верно, — ее внимание переключилось на Питона. — Я надеюсь, Чупров, — для твоего же блага! — что ты поделишься с нами какой-либо важной информацией. Внимательно слушаю.
Питон с грохотом отодвинул стул, встал и заговорил писклявым заискивающим голосом:
— Ольга Валерьевна, я просто хотел сказать, что Новенький, ну, то есть, что Петренко кому-то писал записку, а вы говорили, что на уроке нельзя писать записки, и поэтому я… — Питон оглушительно шмыгнул носом и попытался поскорее закончить свое выступление перед начинающей сатанеть химичкой: — В общем, он ее бросил, но промахнулся, и она на полу валяется! Я сам видел! А в классе мусорить нельзя, вы сами говорили! Вон, смотрите!
Питон попытался пнуть бумажку, всё еще лежавшую у стула Новенького, не попал и чуть не грохнулся на пол. Своей цели он, впрочем, достиг: очки химички сверкнули злой радостью, а румянец начал сходить на нет.
— Сядь, Чупров.
Ольга Валерьевна неспешно пошла между партами по направлению к Новенькому. Стояла мертвая, как Донец, тишина — даже Крюгер, умудрившийся простыть посреди нехарактерно жаркого даже по южным меркам сентября, перестал возиться с грязным носовым платком.
— Петренко, — тихо сказала химичка. Ей не нужно было повышать голос, чтобы обладать полным и безоговорочным вниманием всего класса. — Подними свою записку.
Новенький продолжал смотреть перед собой, но на его шее задергалась вена. Питон ощерился.
— Разверни ее, — продолжала Ольга Валерьевна. — И громко, с выражением прочитай всему классу.
Питон затаил дыхание. План удался! Развязка была близка — у Новенького было не так много вариантов дальнейших действий. Он может отказаться читать записку — и тогда истерики химички не избежать. Еще он может начать ныть и оправдываться — и тогда не избежать еще более лютой истерики химички! Уж как минимум, мысленно рассуждал Питон, притырка выставят из класса и отправят объясняться перед завучем! Всё складывалось как нельзя лу…
Питон не поверил сначала своим глазам, а потом своим ушам. Степан молча
