И здесь царили свои ритуалы.
* * *
– Питер, – представился мужчина, скорее всего назвав свое настоящее имя.
В такси Бакройд молчал. Он чувствовал усталость, легкое опьянение и понимал все безрассудство своего поведения. Когда он вел нового знакомого от лифта к двери своей квартиры, его настроение улучшилось. Уже не в первый раз он совершал подобную глупость. Случайные знакомые не могли помочь ему справиться с одиночеством, но никогда не заставляли сожалеть о содеянном. Они служили ему слабым утешением, были мимолетным удовольствием, которое он позволял себе за неимением лучшего.
– Питер, – сказал Бакройд и положил руку на плечо мужчины. – Что будете пить?
Питер прекрасно сознавал, что он хорош собой. Его белокурые волосы, уложенные мастером дорогого салона, нависали, как и было положено, надо лбом. У него были широкое открытое лицо и гладкая, как у ребенка, кожа. Его очаровательная улыбка была лишена, однако, приторного кокетства.
– Водку, – ответил он. – Думаю, водка будет в самый раз. Водку со льдом и больше ничего, – подчеркнул он осторожно, словно обеспокоенный тем, что Бакройд мог превратно истолковать его слова.
– Просто водку. – Бакройд улыбнулся. – Не хотите мешать?
– Именно так, – подтвердил он нежно, почти жеманно. Пока шел к столику с напитками, Бакройд испытал неожиданный приступ раздражения, который тут же прошел. В такие минуты он ни с кем не желал делиться своими чувствами и переживаниями. Он только брал, ничего не давая взамен. Женоподобие Питера могло бы иметь значение только в том случае, если бы он хотел считаться с реальностью его существования, но для него этот молодой человек был всего лишь вымыслом, выдумкой.
Бакройд бросил в стакан лед и открыл бутылку водки. Он не удивился, когда Питер положил ему руку на плечо: первые движения незнакомых партнеров напоминали причудливые жесты паваны[12], и Бакройд давно привык к этому.
Он услышал, как губы Питера по-детски прошептали его имя: «Джордж», после чего его рука зажала ему рот, повернув голову набок и чуть-чуть вверх. Бакройд ничего не заподозрил. Его ослепил яркий свет лампы, потом пронзила боль, он увидел, как блестящий предмет полоснул по горлу, и его охватили паника и дрожь. Он почувствовал смертельную слабость, не в силах справиться с навалившейся темнотой. Он не ощущал страшных конвульсий, в которых билось его тело, не чувствовал, как подгибающиеся ноги опрокинули столик с напитками, с которого со страшным грохотом полетели бутылки. Он не слышал звуков своей предсмертной агонии, вырывавшегося из горла странного карканья, которое постепенно затихало и прекратилось совсем с последним ударом сердца. Он не видел, как хлестала кровь, заливая ему грудь, пропитывая рукава и плечи пиджака Питера.
Он медленно сползал, цепляясь руками за человека, который стоял у него за спиной. Питер согнулся, подперев тело Бакройда бедром, поддерживая его сгорбившуюся спину и вытянутые негнущиеся ноги, по-прежнему зажимая ему рот. Он наклонился вперед, опуская тело, которое все еще дергалось, и спокойно ждал конца, уставившись на блестящие бутылочные осколки. Когда все было кончено, он уложил тело на пол и выпрямился.
– Джордж, – произнес он и покачал головой. Потом он подошел к телефону и набрал номер.
Пит Гинсберг наблюдал за Полой, которая смотрела на волка. Его клетка располагалась в конце зоопарка, за которым тянулся огромный Риджент-парк. Посетители шли нескончаемым потоком в обоих направлениях, юные матери катили детские коляски, группа молодых людей, азартно перекрикивавшихся между собой, играла в футбол. Взгляд волка, не замечавшего всего этого, был устремлен к горизонту.
– Людям нравится утешать себя мыслью, что они никогда не убивают себе подобных, – произнесла Пола, не поворачивая головы, – но иногда такое случается.
– Что? – Гинсберг был раздражен, хотя не мог объяснить почему. Это как-то было связано с силой, которой обладала Пола. Ее оружием была она сама, и его не покидало чувство, что оружие постоянно заряжено и готово выстрелить в любой момент. Он чувствовал к ней сексуальное влечение, которому не в силах был противостоять, и понимал, что в этом заключалась его слабость. Пола угнетала его своей странностью и непонятностью.
Волк лег и при этом, казалось, вздохнул. Пола оперлась локтями о перила наружного ограждения, оттолкнулась и пошла прочь от Гинсберга, даже не взглянув на него. Он покорно последовал за ней, словно она держала его на поводке. Время от времени она останавливалась, чтобы заглянуть в очередную клетку. Орел перескакивал с одного шеста на другой, но ему все равно не хватало места, чтобы расправить крылья.
Что-то тревожило Полу, но он не понимал, что именно. Не скука, не злость, не раздражение, а нечто глубоко сокровенное, от чего она не могла избавиться. Он вспомнил, с чего начался ритуал истязания, ее тело, распростертое на фоне стены. Ее обнаженное тело, застывшее в покорной позе, – символ отчаянной жажды наказания. Он вспомнил, как она склонила голову и расставила ноги, потом коротко и тяжело вздохнула в ожидании первого удара, отчего его охватило желание обладать ею, пронзившее его, словно заряд электрического тока. Ее страсть обессилила его: безуспешно удовлетворяя ее, он не мог насытиться ею сам. Однажды она позволила ему провести ночь в ее постели, и он постоянно просыпался от тяжелых отрывистых ритмов ее сна: ей снились кошмары, она стонала, бормотала, беспокойно вертелась.
Она стала дерзкой, подверженной резким переменам настроения. О Дэвиде Паскини разговоров больше не было.
– Куда пойдем дальше? – спросил он.
Она покачала головой, давая понять, что слишком занята своими мыслями, чтобы отвечать на его вопрос. Первоначально ее план состоял в том, чтобы хорошо провести время в Лондоне, выполнить поставленную перед ней задачу и вернуться домой, значительно пополнив счет в банке. Однако развитие событий получило неожиданный оборот. То, что она узнала о Дэвиде, выпустило джина из бутылки – как будто кто-то оставил открытой задвижку волчьей клетки, и находящийся внутри нее зверь в нерешительности стал обнюхивать незапертую дверь, поскольку незнакомое ему состояние свободы его пугало. Долгие годы о нем заботились и кормили его. На него не охотились, и он ни на кого не охотился, но, когда его глаза устремлялись к горизонту, взгляд становился диким и свирепым.
Герни был для нее не более чем привидением, но ей хотелось подчинить его себе, впрочем, так же как любого мужчину. На этот раз у нее ничего не получалось, ибо в лице Герни она встретила достойного противника. Во сне он разгадал тайну ее сексуальности, которую использовал против нее же самой. Он сумел подчинить ее себе, и это было похоже на любовь. Раньше такое удавалось только одному мужчине – ее отцу, поэтому в видениях отец лицом все больше напоминал Герни.
Гинсберг задал ей вопрос, который она пропустила мимо ушей. Они приближались к главному входу в зоопарк, но ей не хотелось уходить отсюда. Она размышляла, куда бы пойти еще. Экскурсии, осмотр достопримечательностей – все это было неинтересно. Она вошла через вращающиеся двери в синий полумрак террариума и стала переходить от одной витрины к другой. Каждый аквариум был оформлен и освещен, как миниатюрная театральная сцена. Большинство актеров были погружены в сон или нежились на земле. Из полумрака выступали лица посетителей, приближавшихся к освещенным витринам и застывавших перед ними. Когда потом люди выходили из полосы света, они становились похожими на бестелесных призраков, издававших тем не менее звуки и даже смех. По центру галереи пробежал невидимый ребенок, наполнив пространство топотом маленьких ножек и криками.
Гинсберг неотступно следовал за ней, пока наконец они не остановились отдохнуть, наблюдая за питоном, который неторопливо полз, перераспределяя вес своего громоздкого – толщиной с человеческую бедренную кость – тела по всем кольцам.
Именно теперь Гинсберг нашел объяснение своему состоянию: оно напоминало удушье в темном, тесном чреве такого вот гада. Он криво усмехнулся, представив себе Полу в роли питона.
Почувствовав, что несколько секунд назад Полы рядом не стало, он оторвал взгляд от змеи. Спеша в том направлении, в каком они шли по галерее, он искал ее, высматривая светлый льняной жакет, в который она была одета. Из полумрака перед ним то и дело возникали фигуры незнакомых людей. Его охватила минутная паника, которую он сумел побороть, и двинулся дальше, подходя к каждой витрине в надежде найти ее. Он знал, что она скрылась от него, но никак не хотел себе в этом признаться.
Они могли случайно встретиться где-нибудь, хотя не догадались бы об этом.
Выйдя из зоопарка, она села в такси на Принс-Алберт-роуд и оттуда поехала к «Ковент-Гарден», где посмотрела уличное представление. Потом она добрела до Лестер-сквер и купила билет в кинотеатр. Она не пыталась скрыться, поэтому шла не оглядываясь. Ей было все равно, найдут ее или нет.