Тут позади них, у входа, раздался звук шагов. Твиден вскочил со стула. Грейвз бросил взгляд через плечо и увидел продолговатое, скуластое лицо, знакомое всякому британцу старше двух лет. Вошедший был одним из тех немногих, кого положено называть «королевским высочеством». Член королевской семьи. Он смерил Грейвза взглядом с головы до ног и, видимо, остался недоволен тем, что увидел. Через секунду его уже не было.
Реакция Твидена была молниеносной.
— А теперь вам придется уйти, полковник, — ледяным тоном проговорил управляющий. — Больше ничем не могу вам помочь.
Грейвз поднялся со стула.
— Кто это был? — прошептал он. — С кем именно встречался Рассел? Назовите мне имя.
— Иностранец, — процедил Твиден, — его имя часто встречается в газетах, где пишут о футболе. — А затем, уже громким голосом, произнес, явно предназначая сказанное для посторонних ушей: — Мне было очень приятно, сэр. Мой помощник проводит вас до дверей.
— Ну же, — проговорил Грейвз, беря Твидена под локоть, — всего лишь одно имя. Решайтесь.
Твиден рывком высвободил руку:
— Всего доброго, полковник.
Грейвз плюхнулся на сиденье своего «ровера» и с силой хлопнул дверцей.
— Черт бы их всех побрал! — пробормотал он себе под нос.
Еще секунда — и он бы узнал нужное имя. И вот, на тебе… надо же было появиться именно ему! Если бы Грейвз верил в Бога, он решил бы, что чем-то Его прогневил. Может, теперь лучше поспешить домой, собрать чемодан и присоединиться к своей напарнице? Самолет Кейт вылетает в пять утра. Пожалуй, ему даже удалось бы вздремнуть пару часов.
Почувствовав вибрацию телефона, он вытащил его и увидел, что пришло сообщение от Службы визуального автодорожного наблюдения. Он скрестил пальцы: «Тебе ведь не трудно, Господи…»
Затем он перекачал сообщение на командный центр автомобиля. Командный центр… В нем ничего не напоминало фильмы о Джеймсе Бонде, просто потертый цветной монитор, подобный тем, которые в наши дни можно увидеть практически во всех полицейских машинах. На экране одна за другой появлялись картинки с камер наружного наблюдения, установленных во всех четырех кварталах, по периметру опоясывающих Слоун-сквер. Грейвз пролистывал их до тех пор, пока ему не попался на глаза принадлежавший Расселу «астон-мартин DB12», припаркованный на том самом месте, где теперь стоял его «ровер».
Грейвз принялся смотреть дальше, листая помедленнее, чтобы лучше разглядеть следующие изображения. Временна́я метка в нижнем углу показывала, что между всеми снимками промежуток в две минуты. Так что обнаружить на них что-то сто́ящее можно было лишь в случае большого везения. Вот мимо проехал «БМВ», затем «ламборджини», потом какой-то «мерседес», а вот и весьма заметный «роллс-ройс-фантом». Кажется, в Лондоне уже больше не осталось никого, кто ездил бы на машине ценой меньше ста тысяч.
Далее пошли снимки, сделанные камерой, установленной с тыльной стороны клуба. Грейвз удвоил внимание, помня, как Твиден проговорился ему, что гость Рассела вошел через черный ход. Он прокрутил тридцать или сорок фотографий и вдруг замер.
Снова черный «роллс-ройс-фантом», флагман бренда. Он остановился как раз напротив запасного входа в клуб. Пассажирская дверца открыта, но никого не видно. Тонированные стекла не давали возможности заглянуть в салон.
Грейвз увеличил масштаб. Табличка с «номером» автомобиля представляла собой один из тех заказных буквенных «номерных» знаков, которые из тщеславия покупают себе богатые и известные личности. На этой было написано: «ARSNL 1». Каждый футбольный фанат в Лондоне догадался бы, кому принадлежит этот автомобиль. Грейвз тут же вспомнил кипу спортивных журналов, которые видел в квартире Роберта Рассела. Во всех из них рассказывалось о футбольном клубе «Арсенал». Еще одна загадка разъяснилась.
Он переслал изображение номерного знака обратно в Службу визуального автодорожного наблюдения и запросил всю информацию, связанную с регистрацией «роллс-ройса». Когда через девять минут он приехал в Темз-хаус, сведения уже были получены: имя, телефонный номер и адрес владельца. Конечно, не «его королевское высочество», но и не простой смертный, во всяком случае не в общепринятом смысле этого слова. Те люди, чье состояние превышает миллиард фунтов, тоже ведь составляют своего рода аристократию, и не важно, англичане они или нет.
Перед законом все равны, подумал Грейвз, беря в руки телефонную трубку и набирая домашний номер, указанный в документах о регистрации автомобиля. Ему хотелось узнать, что чувствует миллиардер, которого поднимают телефонным звонком в два часа ночи. После седьмого звонка на другом конце провода раздался сердитый голос:
— Да?
У миллиардера было прозвище Белая Акула.
Теперь Грейвз получил ответ. Но этот ответ ему совсем не понравился. Вообще-то, они не слишком сильно от нас отличаются, решил он.
По территории порта в разных направлениях то и дело двигались людские фигуры, казавшиеся в предрассветных сумерках какими-то призраками. Одни укладывали сети, другие тянули снасти, третьи сматывали канаты, готовясь к выходу в море. Еще не было и пяти утра, но порт Чивитавеккья уже проснулся. Наверное, здесь вообще никогда не спят, подумалось Джонатану, с трудом тащившемуся вдоль причала. Он устал и проголодался. Брюки вымокли в росе, когда он спал на траве в поле за городом. На севере, то и дело вырисовываясь посреди клочьев утреннего тумана, виднелись громады пришвартованных морских паромов. Они ожидали, когда окончательно рассветет, чтобы произвести посадку и доставить пассажиров на Корсику, во Францию и в Испанию. На юге, в акватории, отгороженной молом, покачивались рыболовные суденышки, готовящиеся выйти на промысел.
Джонатан купил пакетик еще теплых жареных каштанов и нашел место, где можно было присесть, затерявшись среди снующих вокруг моряков. Порт не казался ему ни знакомым, ни совершенно чужим. С тех пор как он здесь побывал, прошло восемь лет. Но тогда стоял февраль, а не июль, как сейчас, и холодные улицы выглядели совсем пустыми, а сам городок казался довольно унылым. Едва ли сюда стоило приезжать. Но Эмма настояла.
«Никто не останавливается в римских гостиницах, — говорила она. — Там все слишком дорого. А Чивитавеккья — совсем другое дело. Здесь все настоящее, а заворачивая за угол, только и ждешь, что вот-вот столкнешься нос к носу с Нероном».
Теперь он знал, что все эти ее доводы были лживы. Она сюда напросилась не затем, чтобы сэкономить или уклониться от встреч с другими туристами. В феврале туристы вообще не заглядывают в эти места. Тогда она приехала по той же самой причине, что и три месяца назад.
Она приехала потому, что ей понадобилось с кем-то встретиться. И Джонатан подозревал, что инициалы у этого человека были S.S.
Он сунул в рот каштан и погрузился в воспоминания об их тогдашнем приезде.
Восемь лет — долгий срок, и к тому же он тогда был слишком обескуражен тем, что в последнюю минуту пришлось отказаться от роли находящегося в свадебном путешествии молодожена, сменив ее на амплуа заядлого туриста. Он оглянулся на кафе и закусочные, выстроившиеся в ряд на городской набережной у него за спиной. Свет внутри не горел, навесы были убраны, а уличные стулья поставлены один на другой рядом с дверью и прихвачены цепью во избежание кражи.
И тут он увидел ее. Вывеска с большими яркими буквами ничуть не изменилась с того давнего-предавнего февральского дня. Он прочитал написанные на ней два слова, и воспоминания прошлого вмиг обрушились на него неудержимым потоком, породив острое чувство смятения, запоздалого понимания и гнева.
Надпись на фасаде гласила: «Гостиница „Рондо“».
Как он мог забыть?!
Эмма бросила на стол фотоаппарат и рухнула на кровать:
— Ну, что скажешь? Правильно, что я предложила сюда приехать?
Было четыре часа дня. Джонатан насквозь промок под ливнем, неожиданно пролившимся из пришедшей с моря грозовой тучи. В этот день они осматривали древний портовый город Чивитавеккья, который мог измотать даже самого рьяного туриста.
— Думаю, сегодня я увидела столько дорических колонн, что их мне теперь хватит лет до сорока, — толкнула его в плечо Эмма. — И радуйся, что я настояла на посещении лишь наиболее важных достопримечательностей. В конце концов, три часа — это не так уж много.
— Три часа? Мне показалось, прошло три дня, — сказал Джонатан, наблюдая, как Эмма стаскивает с себя мокрую одежду. Сперва жакет, затем блузу, брюки и, наконец, носки.
Она повернулась к нему, оставив на себе только практичное женское белье фирмы «Джоки», однако на Эмме даже бумажный мешок смотрелся бы сексуально.
