– Олег, меня тяготит одна вещь… Короче, я хочу тебе кое в чем признаться.
Олег удивленно посмотрел на друга сквозь бокал, на дне которого осталось вина еще на глоток-другой…
– Странно, я тоже, – сказал он.
Но Пашка был уверен, что его правда значительно важней и неприятней, поэтому замечание проигнорировал.
– Это я тебя сдал ребятам Черняева, – проговорил он. – Потому и отыскали тебя в Канаде так легко. Прости, если можешь…
– Я знаю, – Олег улыбнулся. – И брось эту свою патетику: «если сможешь…». Ты сам-то в курсе, какими таблетками тебя напичкали? Не парься, брат. Нет худа без добра. Признаться, достала меня Канада, тихий Ванкувер. Я там с ума бы сошел, не появись так кстати Евгений.
– Кто? – переспросил Пашка.
– Засланный казачок от Черняева.
– А, понятно. Ты знаешь, кто его начальник теперь? Николай Николаевич.
– Не может быть! Кадровик? Тогда я ему сочувствую.
– Причина? – Пашка бросил взгляд на стеллаж с бутылками.
– Намек понял, сейчас новую откроем, – весело сообщил Олег. – Причина проста: потерял он напарника, потому что на днях в Испании взорвали «мерседес» с двумя господами. В одном из них следователи из Марбельи сумели опознать Кирилла Мироновича Черняева, между прочим, гражданина Греции, в прошлом сотрудника КГБ СССР, однофамильца помощника Горбачева, а в недалеком прошлом вроде как даже одного из держателей общака одного московского преступного сообщества. Так что нашего майора больше нет. И предлагаю его не поминать.
– Вот так новости, – произнес задумчиво Пашка. – То есть нам с тобой остается беспокоиться только о Николае Николаевиче?
Олег ничего не ответил, увлекшись процессом откупоривания бутылки. Наконец, пробка подалась и с приятным для слуха профессионала хлопком извлеклась из горлышка.
– Олег, ты знаешь, я ведь в августе девяносто первого поперся в Белый дом демократию защищать. А ты в это время, получается, был в Крыму с Горби? Вот как сложилась жизнь…
– Не говори. Нет, мне реально обидно за людей, которые повелись на тему с путчем. Большая игра шла, за власть, потом уже – за «бабки».
– Интересно, а вот наш Крючков Владимир Александрович, он ведь, получается, не за власть и не за «бабки», Олежка. Верил старик, что можно Союз сохранить.
– Так и я верил, Паша. И сейчас верю.
Пашка промолчал. Он вспомнил, как в ноябре 2007 года узнал о смерти Крючкова. Тихо ушел последний председатель Комитета. Написал пару книжек… Для потомков так сказать. По большому счету, хороший был человек. Хотя бы тем, что руки кровью не обагрил, не отдал приказ атаковать Дом Советов. А ведь реально только он мог это сделать. Вообще он вспомнил, как в чекистской среде, главным образом в ПГУ, о Владимире Александровиче хорошо говорили… Дескать, мужик добрым нравом отличался, своих не сдавал и, в общем-то, никого по-настоящему не обидел.
– Ты чего задумался? – поинтересовался Олег.
– Так, о Крючкове.
– Да ну… Нашел о ком. Ты лучше, как защитник Белого дома, подумай о том, что Лужков два года назад вообще запретил памятные мероприятия по случаю годовщины путча. Потому что типа улицы надо перекрывать, и народ будет возмущаться. Вот тебе и революция, о которой все хотят забыть.
– А чего вспоминать, Олег? Лужкова тоже запретили. У нас и правда все время разная, и люди со временем становятся только хуже. И их в итоге арестовывают.
– Семенов, блин, пошел у нас, как я погляжу, пьяный базар. Не пойти ли нам поспать? Тем более, женщины должны скоро вернуться…
Пашка подумал о Марии.
«Вот ведь странная штука – любовь. Правду говорили издревле на Руси: сердцу не прикажешь. Вот что нашла она во мне, уже не первой свежести мужчине? Да еще рисковала, из плена вызволяя?»
Под влиянием выпитого вина думалось ему не о том, как вернется она с очередной экскурсии на винодельню, подогретая дегустациями, обнимет его, тоже не совсем трезвого, и будут они любить друг друга под песни цикад и шум французского ветра. Он представлял, как лет через десять, а то и раньше, начнет он постепенно превращаться в старичка, и будет ему жутко неудобно выходить с любимой в свет, и каждый раз ловить на себе взгляды окружающих, сочувствующие, но чаще осуждающие…
«Как долго я смогу мириться с этим? А она?»
Чтобы отвлечь себя от противных размышлений, он обратился к Олегу:
– Старичок, а ты как свою француженку охмурил?
– Паш, заметил, что мы с тобой от дискуссий по истории постепенно перешли на нормальную тему?
– А как иначе? – улыбнулся Пашка.
– Правильно. Ну, что тебя интересует?
– Во-первых, имя. Это случайность, что ее зовут Мари Мишон или ты специально подбирал, типа как этот замок?
Олег рассмеялся.
– Пашка, полезли на башню, а?
– Окей.
Прихватив с собой по бутылке вина, друзья преодолели довольно крутой подъем по винтовой лестнице, ведущей наверх прямо из винного погреба через гостиную, и оказались наверху. Свежий ветер трепал воротники рубашек, освежал, воздух пьянил похлеще вина.
* * *
Утром Пашка проснулся от невыносимой головной боли. Открыл глаза, огляделся по сторонам. Шикарная кровать, шикарная спальня…
«А, да, я в замке Олега».
Было самое лучшее время суток, птицы завели свои райские трели, встречая ласковое южное солнце. Марии рядом не было. Пашка отметил с сожалением, что накануне лег спать в одежде. Хорошо еще, успел скинуть ботинки. Только вот где – непонятно. Постепенно возвращалась память, и центральное место в ней занял странный сон про генерала Щедринского и симпатичных немцев в национальной тирольской одежде, с аппетитом поглощающих вместе с их товарищем белые мюнхенские колбаски в ресторане. Пашка быстро встал с кровати, подошел к окну и выглянул во двор. Погода чудесная. Как всегда…
За спиной скрипнула дверь, и на пороге спальни появился бодрый, вовсе не заспанный Олег.
– Паша, – прошептал он, – нам пора на рыбалку.
Внизу, на просторной террасе, откуда хорошо просматривались окрестности и ведущая к замку дорога, Пашка обнаружил накрытый стол. Здесь было несколько сортов порезанной тонкими ломтиками колбасы, сырная тарелка, графин апельсинового сока и ведерко со льдом, в котором томилась бутылка шампанского.
– Откушайте, Павел, чем Бог послал, – предложил Олег, занимая место во главе стола.
Рассеянно «поклевав» колбасу, Пашка вынул бутылку из ведерка и ловко ее откупорил. Налив себе и Олегу, спросил:
– Олег, мы с тобой на каком моменте расстались? После того, как на башню лазили?
– Какую башню, брат? Ты чего? – искренне изумился Олег. – Туда нельзя пока, ступеньки гнилые – можно навернуться, мало не покажется.
– Но мы ведь лазили… – задумчиво пробормотал Пашка.
– Ты чего? – Олег засмеялся. – Не было этого!
– Ничего, – с грустью произнес Пашка. – Очень похоже, что с твоим вином надо завязывать и переходить на другие напитки.
– А, понятно. Ну, у меня тоже голова с утра немного болела.
– Олег, у тебя не было никогда такого чувства, что ты – вроде бы не ты? Что живет в тебе два человека, а? У меня такой сон был вчера, от яви не отличишь! Вовку видел во сне.
– Раздвоение личности? Вроде не было. Впрочем… Я вчера пытался тебе рассказать про свои угрызения совести, но ты слушать не стал. Вот они беспокоят меня не всегда. Иной день все хорошо, а иногда так прихватит, будто это и не я.
– Какие угрызения? Из-за денег что ли?
– Нет. Из-за Горбачева.
– Не понял.
Олег задумался, взял в руки бокал с шампанским и залпом его опрокинул.
– Хорошо пошло… Еще плесни, силь ву пле. В общем, я иногда думаю, как все повернулось бы, будь я решительней тогда в Крыму. Вот ликвидировал бы Горбачева и, глядишь, победил бы этот самый ГКЧП, и Союз бы сохранился…
Пашка взял бутылку, наполнил бокал Олега.
– Олежка, брось. Вот представь себе на минуточку, что сейчас все еще есть Союз. И мы с тобой, два офицера предпенсионного возраста, сидим и жрем водку: заметь, не «Рюинар» твой, а водку у тебя на шести сотках. Нет… жру водку я один, ну, может, еще со Щедринским. А тебя нет.
– Почему?
– А тебя, дурака, ликвидировали как исполнителя политического убийства и важнейшего свидетеля.
– Это понятно. – Олег поежился. – Но получается…
– Получается, не будь Горбачева и его перестройки – не было бы возрождения страны через испытания. И он, кстати, был за Союз. Пусть даже и на словах. В то время как остальные и словом, и делом страну разрушали.
– Фигню городишь, брат. Никогда не поверю, что развал Союза – не дело рук Горбачева и его команды.
– Олег, хорош рассуждать про развал Союза, сидя в собственном замке и жуя французский сервелат. Мне интересно, сколько вас еще таких сидит по миру и посыпает голову пеплом?
– О чем ты? – удивился Олег.
