Энни резко разворачивается и не целясь стреляет. После ослепительной вспышки темнота. Рядом с «плимутом» никого нет. Из-за угла доносится звук удаляющихся шагов.
Энни бежит следом.
— Подождите! — кричит она.
Останавливается, прислушивается. Тишина. Только надрываются собаки. Потом Энни слышит рев автомобильного двигателя и бежит на звук.
— Постойте! Я с вами! Простите меня! Пожалуйста!
Она пробегает по какой-то террасе, сворачивает под арку и оказывается на неосвещенной улице. Такси, набирая скорость, удаляется.
— ПОДОЖДИТЕ!
Но машина уже скрылась за поворотом. Все пропало. Энни никогда не выбраться из этого городка, а Учитель исчез. Скоро он прибудет в Туй-Куч, и тогда ничего уже не исправишь. Какая же она дура! Энни слышит шаги за спиной, оборачивается. Это южанин.
— Пожалуйста, ничего не говорите мне, — просит Энни. — Ничего, ничего, ничего…
— Я все видел. По правде сказать, я вам сначала не поверил. Но этот тип и вправду собирается убить вашего сына.
— Пожалуйста, пожалуйста… — бессмысленно бормочет Энни.
— Нужно его опередить.
— А где?…
— Ваш друг? Он мертв. Пойдемте.
— Куда?
— Нам нужно в Туй-Куч.
— А что, машина может ехать? — с надеждой спрашивает Энни.
— «Плимут»? Черт с ним, с «плимутом». Идемте, нужно поторапливаться.
— Но у нас же нет машины!
— Зачем нам машина? Какая вы бестолковая, мисс. Ваш приятель был посообразительнее. Считайте, что вам повезло, мэм. Я, конечно, буду в полном дерьме, но вам явно повезло.
По лицу Энни текут слезы. Она не может ничего понять, все мысли у нее перепутались.
— Но у нас же нет машины!
— Нам и не нужна машина. У меня самолет.
Бадди Баумгартнер сильно озабочен — и не без причин. Во-первых, не так-то просто разыскать этот чертов Туй-Куч в темноте. Во-вторых, надо еще будет найти место для посадки — Туй-Куч расположен среди гор, ничего похожего на посадочную полосу там нет. В-третьих, барахлит левый двигатель — на подъеме начинает вибрировать. В-четвертых, не дай Бог, попадется патруль гватемальских ВВС. В гватемальских ВВС самолетов немного, но те, что есть, отличаются настырностью и любят пострелять. Кроме того, Бадди встревожен историей, которую ему поведала Энни. У Луи Боффано осталось множество братьев, кузенов, племянников, прочих родственников. Не нравится Баумгартнеру и этот Учитель, который тащится сейчас где-то по горной дороге.
Не будем забывать и о более привычных проблемах. Босс, как всегда, в дурном расположении духа и жаждет крови. В Билокси нужно доставить шесть килограммов героина. В штатах Джорджия, Алабама и Род-Айленд выписаны ордера на мой арест. Слава Богу, до Род-Айленда отсюда далеко, хоть об этом можно не беспокоиться.
Но, несмотря на все эти проблемы, чувствует себя Бадди просто превосходно. Да, тревожиться есть из-за чего, но такого душевного подъема он не испытывал уже много лет. Эта женщина, Энни Лэйрд, разбередила ему всю душу. Не то чтобы он в нее влюбился, но чувство, которое сейчас испытывает Бадди, похоже на любовь — во всяком случае, на нежность. Даже к этому парню, Оливеру, которого он в глаза не видывал, Бадди испытывает искреннюю симпатию. Слушая Энни, Бадди все время думает: если мы поспеем вовремя, мальчишка будет спасен. И еще он думает: елки-палки, вот еще спасатель выискался.
И все же эта мысль заряжает его такой энергией, что Бадди забывает обо всех своих проблемах, о своей нескладной жизни и даже о мисс Келли О`Киф, из города Фолкстона, которая бросила его ради толстомордого ветеринара. Келли, как ты могла? Неужели твоя цель жизни — быть женой какого-то придурка, специализирующегося на болезнях уток?
А как быть, если я не найду площадку для посадки? Вдруг я не смогу спасти этого самого Оливера? Вот о чем надо беспокоиться, говорит себе Бадди, а не о Келли и ее специалисте по уткам. Тем временем Энни досказала свою историю и сидит помалкивает. Жаль, Бадди предпочел бы, чтобы она говорила и дальше. Когда он слышит голос Энни, ему как-то спокойнее.
Но Энни сидит молча, смотрит вниз, на темные складки гор. Моторы пока гудят ровно. Что бы такое сказать, думает Бадди. С бабами всегда не знаешь, о чем поговорить.
— Энни, — наконец решается он.
— Да?
— Ну, расскажите мне.
— О чем?
— Не знаю… О вашем сыне, например…
— Что именно вас интересует? — настороженно спрашивает она.
— Да все равно. Как он выглядит?
— Никак. Мальчик как мальчик.
Интервью окончено.
На востоке по краю неба пролегает подсвеченная кайма: немножко голубизны, немножко пурпура. Очень кстати, думает Бадди. Давай, рассвет, поторапливайся. Не хотелось бы сажать мою развалюху в темноте. Потом Бадди замечает на дороге маленький белый конус света, ярко выделяющийся на черном фоне земли.
— Видите, вот там, внизу?
— Что?
— Да нет, вон там. Видите свет? Это машина.
— Он? — ахает Энни.
— А кто же еще? В горах, в этот час? Конечно, он.
Энни нервно спрашивает:
— Что будем делать?
— В каком смысле? Мы гоним на полной скорости.
— А не можем мы спуститься ниже? Как-нибудь попытаться его остановить, а?
— Остановить? Каким образом?
— Не знаю… Может, сбросить на него что-нибудь?
— Как это — сбросить?
— Я могу открыть по нему огонь. Вы спуститесь пониже, и я начну стрелять. Пули должны пробить крышу.
Она хватается за револьвер.
— Энни, он едет по дну ущелья. Мне так низко не спуститься. Да если бы я и спустился, вы все равно в него не попали бы.
— Ничего, я попробую.
— Что там у вас? Тридцать восьмой калибр? Если бы у вас была винтовка с оптическим прицелом, а вы были бы снайпером, имело бы смысл попробовать.
— Ладно, черт с вами, — резко говорит Энни. Минуту спустя добавляет: — Извините. Вы абсолютно правы, я понимаю. Просто не могу видеть, что он едет, а я не в силах его остановить. Все, разговор окончен. Далеко еще лететь?
— Трудно сказать. Придется искать место для посадки, я вам уже говорил.
— Да, я знаю.
— Над городом, чуть западнее, есть старая дорога. Постараюсь сесть на нее. Если, конечно, удастся ее отыскать. Оттуда вниз придется идти пешком.
— Не идти, а бежать.
— Бежать не получится — слишком далеко.
— Очень далеко?
— Точно не знаю. Правда, дорога все время идет вниз.
Несколько минут в кабине слышен только рев мотора.
— Хотите, я буду говорить о моем сыне? — вдруг говорит Энни. — Об Оливере.
— Да, конечно.
— Я не могу о нем говорить.
— Ладно, я понимаю.
— Следователь, про которого я вам рассказывала, однажды сказал, что не понимает, что происходит у меня в голове. Я сказала ему, что думаю только об Оливере. Об Оливере и больше ни о чем. Но это неправда. Я соврала. На самом деле об Оливере я совсем не думаю. Когда я рядом с ним, я даже стараюсь на него не смотреть. А когда его рядом нет, я старательно изгоняю любые мысли о нем. Стараюсь думать о чем-нибудь другом. У меня в голове мрак. Вы хотите, чтобы я начала думать об Оливере?
— Нет, я вовсе не хотел…
— Разве я могу думать о своем сыне? Стоит мне представить его, и я сразу вижу, как его убивают. Это разрывает мне сердце на части. Мне нельзя его любить. Я этого просто не выдержу. Поэтому я Оливера не люблю. Я не думаю о любви. Хотите знать, о чем я думаю?
— Ну…
— О ненависти. Больше ни о чем. Вот смотрю я на этого светлячка, ползущего внизу по дороге. Если бы я могла спуститься, я бы раздавила этого жучка так, что от него мокрого места не осталось бы. И еще я вот что поняла. Только что. Мне все равно, убьет он моего сына или нет. Я не люблю Оливера. Я не думаю о нем. Мне нет до него ни малейшего дела.
— Энни, замолчите. Все это неправда…
— Сами замолчите. Какое право вы имеете говорить мне, что правда, а что неправда. Мне наплевать на правду и на неправду. Я хочу убить его. Я хочу убить его, прикончить, раздавить. Пожалуйста, посадите самолет.
— Скоро, но не сейчас.
— Посадите самолет!
— Потерпите немного.
— Он хочет увидеть, как я буду прижимать к себе мертвое тело сына. Да с какой стати? Если это всего лишь тело, оно меня не интересует. Не буду я его прижимать. Кого я прижму к себе, так этого ублюдка. Так прижму, что он не вздохнет. Я вырву у него сердце зубами. Да сажайте вы скорее эту штуковину! Я хочу впиться зубами ему в горло! Пусть убьет хоть всех детей на свете. Пусть убьет Оливера! Не знаю я никакого Оливера! Дайте мне его! Пусть убьет Оливера, а потом я вырву ему сердце. Вы понимаете? Я хочу вырвать зубами его сердце! Я ХОЧУ ВЫРВАТЬ ЕМУ СЕРДЦЕ! ПОЖАЛУЙСТА! САЖАЙТЕ САМОЛЕТ! СКОРЕЕ!
Занимается рассвет. Учитель видит у дороги маленькую лавку. В ней горит свет. Учитель устал, проголодался. Езда по ухабистой дороге далась ему нелегко.
