— Доктор говорит, что о хоккейных матчах можно забыть, — вздохнул Хоук.
Его босс кивнул, показывая, что понимает, как это ужасно. Помолчал немного и наклонился вперед:
— С другой стороны, ты и не тянул на Бобби Орра. Знаешь, я бы хотел сказать: «хорошая работа, Тай», — то есть расследование ты провел потрясающе. — Он покачал головой. — Почему ты сразу не пришел ко мне с этим? Мы бы все сделали согласно инструкциям.
Хоук устроился поудобнее.
— Наверное, слишком увлекся.
— Да. — Начальник полиции улыбнулся, словно оценив шутку. — Только этого от тебя и можно было ожидать. Извини, мне пора.
Фицпатрик встал и повернулся к двери.
Хоук протянул руку, остановив его.
— Скажи честно, Карл, каковы мои шансы вернуться на службу?
— Честно?
— Да! — Хоук кивнул. — Честно.
Фицпатрик шумно выдохнул.
— Даже не знаю… — Сглотнул слюну. — Будет разбирательство. Меня заставят временно отстранить тебя от должности.
— Я понимаю… — Хоук поник головой.
— Даже не представляю, на какой срок. Может, на неделю? — Он ослепительно улыбнулся. — Ты добился потрясающего результата, лейтенант. Конечно, я не во всем тебя поддерживаю. Но в данном случае цель полностью оправдывала средства. Так что ты мне нужен на прежнем месте. Отдыхай. Восстанавливайся. Наверное, мне не стоит этого говорить, но ты можешь гордиться собой.
— Спасибо, Карл.
Фицпатрик сжал Хоуку плечо и направился к двери.
— Карл!..
Начальник полиции обернулся:
— Что?
— Если бы я все делал по инструкции… Пришел бы к тебе и сказал, что хочу возобновить расследование дела о наезде на Раймонда, потому что открылись новые обстоятельства… Скажи прямо, ты бы согласился?
— Согласился? — Фицпатрик прищурился. — Возобновить расследование по закрытому делу? На основании чего, лейтенант? — Он рассмеялся, берясь за ручку двери. — Ни в коем случае!
Хоук немного поспал и уже чувствовал себя отдохнувшим. Перед самым ленчем в дверь постучали. Вошла Джесси.
Вместе с Бет.
— Привет, милая! — Хоук широко улыбнулся, но когда попытался протянуть к ней обе руки, скривился от боли.
— Ох, папуля… — Со слезами тревоги Джесси подбежала к нему, прижалась лицом к груди. — Папуля, ты поправишься?
— Конечно, цыпленок. Обещаю. Скоро буду в полном порядке. Такой же сильный, как и раньше.
Она кивнула, и Хоук рукой прижал ее к себе. Посмотрел на Бет.
Она стояла у двери. Улыбалась. Он не сомневался, что сейчас она скажет ему: «Отличная работа, лейтенант» или «На этот раз ты превзошел себя, Тай».
Ошибся.
Вместо этого она подошла к кровати. Глаза блестели от слез, и ей потребовалось время, чтобы вообще что-то сказать. Но она справилась с эмоциями, улыбнулась и нежно пожала ему руку.
— Хорошо, пусть на День благодарения она поедет с тобой, Тай.
Он встретился с ней взглядом и тоже улыбнулся.
И впервые за долгие годы увидел во влажных глазах то самое, чего так долго ждал. И не знал, дождется ли.
Прощение…
Он подмигнул Бет и крепче прижал Джесси к себе.
— Рад это слышать, Бет.
К вечеру из-за лекарств Хоук уже плохо соображал. Смотрел «Янкиз», но вникнуть в игру не удавалось. В дверь легонько постучали.
Вошла Карен.
В серой футболке Техасского университета, в джинсовой куртке, наброшенной на плечи. С заколотыми наверх волосами. Хоук заметил ссадину на верхней губе, оставшуюся после удара Дайца.
Карен принесла вазу с одной розой, поставила на столик у кровати.
— Мое сердце. — Она указала на розу.
Он улыбнулся:
— Ты неплохо выглядишь!
— Да, конечно. Я выгляжу так, будто по мне проехал автобус.
— Нет. Для меня сейчас все выглядит хорошо. Спасибо морфину.
Карен улыбнулась:
— Я провела здесь прошлую ночь, пока тебя оперировали. Поговорила с хирургами. Ты мистер Счастливчик, Тай. Как нога?
— Слава Богу, что не отрезали, — улыбнулся Хоук. — Поначалу, конечно, придется похромать.
Глаза Карен заблестели. Она сжала его руку.
— Спасибо тебе, Тай. Я в неоплатном долгу. Обязана тебе жизнью. Не могу найти слова, чтобы поблагодарить как следует.
— И не ищи.
Карен зажала его пальцы между ладоней, покачала головой:
— Я даже не знаю, что будет дальше. Чарли мертв. Нужно время, чтобы это осознать. И дети… они возвращаются. — Она посмотрела на него, обвешанного проводами и трубочками. В окружении пикающих мониторов.
— Я понимаю.
Она положила голову ему на грудь. Прислушалась к его дыханию.
— С другой стороны, — Карен всхлипнула, — полагаю, мы можем попробовать.
Хоук рассмеялся. Наверное, зря, потому что бок тут же прострелила боль.
— Да. — Он прижал ее к себе. Погладил по волосам. Коснулся ссадины на верхней губе. Почувствовал, как ее перестало трясти. Да и у него на душе как-то сразу стало легче.
— Мы можем попробовать.
Две недели спустя
Хоук подъехал на своем «форде-бронко» к кованым воротам между каменных столбов.
Опустил стекло, нажал на кнопку аппарата внутренней связи.
— Да? — ответил мужской голос.
— Лейтенант Хоук, — произнес Хоук в микрофон.
— Проезжайте к дому. — Ворота медленно открылись. — Мистер Ходошевский ждет вас.
Хоук поехал по длинной петляющей подъездной дороге. Правое бедро отзывалось болью даже при малейшем нажатии на педаль газа. Он уже начал курс физиотерапии, но лечиться предстояло долго. И врачи предупредили его, что полностью избавиться от хромоты, возможно, не удастся.
Участок занимал огромную территорию. Хоук проехал мимо большого пруда. Мимо огороженного поля, возможно, для лошадей. Дорога привела к внушительному особняку. Середину вымощенного брусчаткой двора занимал великолепный фонтан. Вода плескалась в мраморном бассейне.
«Миллиардеры портят жизнь миллионерам», — вспомнил Хоук. Даже по гринвичским стандартам такая роскошь была чудовищно неуместной.
Он вылез из автомобиля. Взял трость, без которой не мог обходиться. Поднялся по лестнице.
Нажал кнопку. В доме зазвонили колокола. Его это не удивило. Открыла молодая женщина. Симпатичная. Из Восточной Европы. Может, гувернантка.
— Мистер Ходошевский попросил провести вас в малую гостиную. — Она улыбнулась. — Нам сюда.
Мальчишка, лет пяти или шести, проехал мимо на игрушечном автомобиле.
— Бип, бип!
— Миша, нельзя! — закричала гувернантка и вновь улыбнулась. — Извините.
— Я — коп! — Хоук подмигнул. — Скажите ему, что нельзя превышать разрешенные здесь сорок миль в час.
Они прошли через анфиладу величественных комнат в небольшую гостиную с полукруглой стеклянной стеной, выходящей на парк. На стене висела известная всем картина современного художника, стоящая баснословных денег. Всю обстановку составляли большой кожаный диван, пара кресел и домашний кинотеатр с плазменной панелью с диагональю шестьдесят дюймов. Показывали какой-то старый вестерн.
— Лейтенант…
Сначала Хоук увидел только пару ног, лежащих на пуфике, потом с кресла поднялся мужчина в мешковатых шортах и просторной желтой футболке с надписью «Деньги — лучшая месть».
— Я Григорий Ходошевский. — Мужчина протянул руку. Рукопожатие у него было крепким. — Пожалуйста, присаживайтесь.
Хоук осторожно опустился на диван. Прислонил трость к подлокотнику.
— Спасибо.
— Я вижу, вы не совсем здоровы?
— Мелочи, — солгал Хоук. — Травма бедра.
Русский кивнул:
— У меня несколько раз возникали проблемы с коленом. — Он улыбнулся. — Я на собственном опыте убедился, что нельзя спускаться на лыжах по заросшему деревьями склону. — Ходошевский взял пульт дистанционного управления, приглушил звук. — Вы любите вестерны, лейтенант?
— Конечно. Их все любят.
— Я тоже. Мой любимый — «Хороший, плохой, злой». Не могу, правда, сказать, с кем я себя отождествляю. Жена говорит, что со злым.
Хоук улыбнулся:
— Если я не ошибаюсь, у каждого был свой мотив для участия в том походе за золотом.
— Да, — кивнул русский. — Думаю, вы правы, у них у всех были свои мотивы. Так чем я обязан вашему визиту, лейтенант Хоук?
— Я расследую одно дело. Наткнулся на имя, которое, возможно, вам знакомо. Чарльз Фрайдман.
— Чарльз Фрайдман? — Русский пожал плечами. — Извините, не припоминаю. А должен?
«Здорово у него получается, — подумал Хоук и всмотрелся в Ходошевского. — Прирожденный актер!»
— Думаю, да.
— Хотя… раз уж вы его упомянули… — Ходошевский просиял. — Я вспоминаю одного Фрайдмана. Он проводил какое-то благотворительное мероприятие в городе год или два назад, на котором я присутствовал. Думаю, для музея Брюса. Я выписал чек на какую-то сумму. Да, теперь вспоминаю, у него красавица жена. Может, его звали и Чарльз, если речь о том самом Фрайдмане. Что он натворил?
