черепе и на руках густо покрылась черно-синими пятнами. Он неторопливо поднял цилиндр, надел его. Из левой глазницы вылез острый конец гвоздя.
– Алла, Алла, в ноздри спички напихала, – шепнул он. – Вот и первая наша красавица, для нового сосуда, взамен пещеры. Милая вкусная бабочка. Возьмем ее с собой на первое время. Мертвецы тоже вкусные, но живые – лучше.
Стоящий за его спиной Выхин вдруг протянул огромные руки, похожие на механические клещи какого-то дивного устройства, взял Капустина под мышки и резко дернул к себе. Руки сомкнулись, Капустин оказался плотно прижат к большому жирному телу.
– Он тебе не друг, – хихикнула Алла. – Он может тебя убить, брат. Убить вас всех, твари вы божии!
В этот момент вдруг страшно закричал Вано. Закричал, дернулся – и взмыл в воздух.
2
Алла упала, никем больше не сдерживаемая. Перевернулась на спину и закричала тоже. От страха, удивления и радости.
Она увидела собственную дочь в небе. Прекрасную, юную Ленку. Милую, хорошую, родную.
Искала тебя полтора года.
Искала, будто родного брата, вернувшись эмоциями и ощущениями на двадцать лет назад.
Искала каждый день, под кочками, ветками, в траве, в лужах, ямах, во мху и в реках.
Искала, скатываясь обратно в безумие.
Пока ты не пришла сама и не сбежала вновь!
Ленка, застыв в воздухе метрах в трех над землей, держала на вытянутых руках барахтающегося Вано. Будто тот ничего не весил. А вокруг кружились бесформенные полупрозрачные тени, похожие на силуэты из листьев, гонимые ветром. Тени эти подлетали к Вано, отщипывали от него гниющую плоть и бросали на землю. Вано кричал, корчился, сучил по воздуху ногами. Кусочки мяса, пальцы, кожа, клочки волос и обрывки одежды сыпались в траву дождем. Серебрился иней, разлетающийся вокруг.
– Что вы делаете? – закричал Капустин, и снова из его нутра вырвались голоса. На этот раз испуганные, растерянные. – Кто вы такие? Зачем вы сюда вторглись? Что мы вам сделали? Что мы вам…
Сделали, черт возьми!
Мы помним вкус ваших страхов!
Старушка, которая искала ягоды!
Паренек, что сбежал в лес от родителей-алкоголиков! О, он пищал, как девчонка, пока мы покусывали его страхи!
И еще один паренек, отважный, любитель ужасов, пытался заболтать нас, уговорить, обменяться! Торговался, глупец!
Тяжелая ладонь Выхина зажала рот Капустину, мясистые пальцы забрались между зубов, и голоса смолкли. Разве что внутри головы Аллы вспыхивали обрывки долетающих фраз.
Она поднялась, тяжело опираясь коленом о землю. Приметила убегающую Маро. Та мчалась прочь с поляны, путаясь в свадебном платье. Оставляла после себя подмерзающий след. Кричала что-то испуганно, не разобрать что.
У ствола высохшего дерева упало то, что осталось от Вано. Голый череп с обрывками кожи сухо стукнулся о камни. А дрожащие тени сомкнулись вокруг Маро, подняли в воздух. Маро кричала, кричала и кричала. А тени стали рвать на куски и ее. Ветер подхватил сорванную фату и понес над макушками деревьев. Прошло несколько секунд, и крики затихли.
Тут Алла поняла, что ей не хватает воздуха. Тяжело вздохнула, закашлялась. Обрывки панических голосов все еще метались внутри черепной коробки.
Людская масса собралась в огромный сосуд из живой плоти, сочащейся кровью и тающим снегом. Сосуд будто бы лежал на боку, чернеющим отверстием разглядывая Аллу и Капустина с Выхиным. Сосуд шевелился – слипшиеся людские конечности подстраивались и подгонялись друг к другу. Аллу стошнило под ноги от этого чудовищного зрелища. Она поспешно отвернулась и уперлась взглядом в Капустина и Выхина.
– Господи, – сказала Алла, потому что больше ничего не могла сказать.
Капустин каким-то образом высвободился из хватки больших рук и теперь бил Выхина ножом – в лицо, в шею, в тело. Не разбирая. Бил и бил как заведенный. Десятки, сотни ударов. Вспарывал плоть, разрывал кожу, высвобождал кровь и талый снег.
В руке Капустина был нож Аллы. Тот самый, который она принесла с собой… Она хлопнула себя по пустому карману и снова произнесла негромко:
– Господи.
Выхин стоял на коленях. Лицо его залила кровь. Крохотные глаза разглядывали Аллу пытливо, будто зажатый в теле монстра человек хотел что-то сказать этим взглядом, передать какую-то информацию, которую не мог выдавить сквозь изрезанные губы.
Капустин замахнулся – раз! – рассек левую щеку Выхина – два! – оставил глубокий порез на подбородке – три! – лезвие вошло в плечо.
Выхин упал на бок. Капустин же, возвысившись над ним, бил, бил, бил.
– Вот так мы и мстим, приятель! – бормотал Капустин. – Вот так и приходит неотвратимое наказание! За все, что сделал. А мы считали тебя другом! Берегли твою сущность! Лепили сосуд! Искали тебя! Везде искали, везде, жирдяй, жиртресткомбинат, жирный пончик, искали, да ты убегал. Искали, да ты нашел способ спрятаться. Искали, да ты сам пришел. Какой молодец. Какой предатель! Какой вкусный человек для нашего нового убежища.
Не замечая Аллу, Капустин отшвырнул нож, схватил Выхина за шиворот и потащил по траве к живому сосуду. Сощурившись, посмотрел на небо, где Ленка и бесплотные тени рвали на куски то, что осталось от Маро.
Алла бросилась наперерез, сбила Капустина с ног, повалила и стала колотить его кулаками куда попало, не глядя. Глаза застили слезы. Боль растеклась от плеч, разодранного бедра, от избитых в кровь пальцев. Боль ослабила.
– Сестра! – закричал Капустин жалобно. – Что ты делаешь, Элка? Дура, очнись!
Он лежал под ней обычный, семнадцатилетний, живой и здоровый. Такой же, какой и был, когда Элка потеряла его, а Алла нашла в могиле. Любимый старший брат. Смотрел испуганно, втянув голову в плечи. Нижняя губа разбилась и кровоточила.
– Ты чего, совсем сдурела? Я же нас спасаю! – Он кивнул на лежащего Выхина-монстра: окровавленного и огромного. – Он всех нас убьет, жирдяй! Надо срочно затащить его в сосуд, изолировать!
Какие красивые у брата глаза… Голубые, яркие.
Пухлая курточка порвалась на плече, из дыры торчал белый кусок синтепона. Под левым глазом медленно наливался синяк.
– Зря меня искала, что ли? – спросил Андрей и дотронулся до ее щеки теплыми тонкими пальцами. – Я же здесь, ну, пришел. Никуда теперь не денусь.
Она расплакалась вновь – или так и продолжала плакать, просто не замечала. Слезы падали на лицо Андрея, на его губы, нос, веснушчатые щеки. Он плакал тоже, шумно шмыгая.
– Дурочка малолетняя, ну. В самом деле ничего не понимаешь? Спасаться надо. Нам двоим. Никого больше нет, кроме тебя и меня. Как раньше.
– Почему ты мне не сказал? – спросила она сквозь слезы.
– Что не сказал?
– Почему, когда я тебя нашла, ты промолчал про Ленку? Она лежала рядом с тобой, в
