Ваня увидел прямо перед собой большой стол, заваленный всяким хламом. Наверное, наткнувшись на него в темноте, он бы испугался. Или как минимум больно ударился. Но не сейчас. Сейчас он быстро шел по подвалу и видел все. Абсолютно все.
Это было здорово – видеть все с закрытыми глазами. Это было... Как если бы он смотрел на «Американские горки» со стороны.
Однажды они ходили в луна-парк, что расположен в парке отдыха имени Горького, на берегу Москвы-реки. Конечно, Ване очень хотелось прокатиться на «Американских горках». Папа взял четыре билета: чтобы один раз прокатиться с Ваней, и еще один – с Сержиком. Не потому, что ему очень хотелось кататься, просто в узком вагончике было всего два места в ширину, а дети без сопровождения взрослых не допускались.
К аттракциону вытянулась длинная очередь, они простояли под палящим солнцем полчаса, а потом служитель, одетый в старые потрепанные джинсы и полинявшую футболку, с длинными седыми волосами, перехваченными на затылке черной резинкой, покачал головой и, нагнувшись, что-то сказал папе.
У папы стало такое лицо... Будто его ударили. Он нахмурился, стиснул зубы и сказал... Сказал, что Ване лучше не кататься. Ему не разрешают. Он виновато пожал плечами, и Ваня увидел, что папа огорчен.
Служитель показал на Сержика и протянул ему руку: мол, иди. Но Сержик нахмурился... Не так, как папа. Он не был огорчен. Он был зол.
– Не пойду я на эти хреновые горки! – закричал он и отступил назад.
Мама всплеснула руками. Наверное, она даже не догадывалась, что Сержик знает такие слова. Нехорошие слова – так она их называла. А может, дело было не в этом? Может, в чем-то другом?
Сержик взял Ваню за руку и отвел в сторону.
– Да ну... Ерунда одна! Чего там такого? -бурчал он. – Развлечение для идиотов Правда, доблестный кавалер?
И Ваня кивал, но в глазах у него стояли слезы. Глупые, непонятные слезы. Служитель пожал плечами, выдернул ручку из колпачка, болтавшегося на разноцветном шнурке у него на груди, что-то написал на обратной стороне билетов и потом показал на кассу.
– Хорошо! – сказал папа.
Тогда Ваня понял, что сейчас произойдет. Сейчас папа сдаст билеты, и... И все.
Вытащив свою руку из маленькой, но крепкой ладошки Сержика, он бросился к отцу и перегородил собой проход, ведущий к месту посадки. Люди, стоявшие в очереди, стали возмущаться, они что-то говорили, но Ваня не обращал внимания. Он показывал папе на билет и на вагончик и уговаривал его обязательно проехаться. Обязательно.
И папа понял. Он пошел один, Сержик наотрез отказался составить ему компанию. Сержик, он такой: если что-нибудь сказал, то все – переубедить его невозможно.
Они смотрели, как огромная цепь подхватила весь состав и, щелкая звеньями, потянула его на головокружительную высоту. Папа обернулся и помахал им рукой. Вагончики забрались на самый верх, постояли там несколько секунд и... Ухнули в пустоту.
И в этот момент Ваня почувствовал... Он словно сидел там, рядом с папой. Нет, скорее – на его месте. Даже – вместо него.
Стремительный ветер с запахом пыли бил в лицо, из живота будто кто-то откачал весь воздух, глаза его загорелись, и он пронзительно закричал. От радости и удовольствия. Он несся вниз, затем его сильно вдавило в мягкое сиденье, и он снова полетел вверх, делая «мертвую петлю».
– Й-е-ххх-у-у-у! – снова закричал он.
Папа услышал его крик, он стал взволнованно озираться, но не мог найти: фигурки, стоявшие на земле, мелькали перед глазами, как изображение в неисправном телевизоре.
А потом, когда минуту спустя веселая поездка закончилась и все стали выходить, Ваня не устоял на месте, он бросился вперед, нашел папу и кинулся ему на грудь. Хотя, наверное, правильнее было бы сказать: прижал его к своей груди, ведь он был совсем не маленьким. Совсем не маленьким.
Папа как заведенный хлопал его по спине и часто-часто моргал, словно в глаза ему набилась пыль. Ваня взял его за руку и снова потащил к входу. И папа прокатился еще раз. А оставшиеся два билета сдал в кассу.
Но самое главное – Ваня чувствовал себя так, словно это он прокатился. А ведь он и впрямь прокатился, правда?
То же самое он чувствовал и сейчас. Другой Ваня был в подвале, выставив перед собой руки. А он – смотрел на него со стороны, но все равно был где-то там. В нем. Внутри. И...
– Стой, ублюдок! Я знаю, что ты здесь! Стой, говорю тебе! Это был папин голос. И его дробные шаги, стучавшие по ступенькам.
– Тупая тварь! Не вздумай... А, черт!
Подвал наполнился громким эхом. Послышался стук и длинный, сочный шорох – словно кто-то тащил кусок деревяшки по наждачной бумаге.
Стоять на месте было нельзя. Ваня выставил руки перед собой и, как лунатик по краю карниза, двинулся вперед. Там... В дальнем правом углу. Еще одна дверь, и ему надо попасть туда.
– Ааааау! Блядство! Тварь... – Папа говорил слишком много нехороших слов. Чересчур много для одного дня. Если бы мама слышала... О-о-о! Об этом лучше даже и не думать. Женщины, конечно, иногда нуждаются в защите, но уж мама-то точно не нуждалась в том, чтобы кто-то защищал ее от папы. Чаще бывало скорее наоборот.
Внезапно папа замолчал. В подвале повисла тишина.
«Что с ним? Что с ним такое? Почему он молчит?» – Ваня продолжал идти к двери и внезапно... догадался. Папа прислушивается к его шагам, хочет по звуку определить, где он. Эта мысль пронзила Ваню. Она была почти болезненной. Он застыл, не зная, как правильно поступить: продолжать идти или стоять на месте? Что делать?
Он решил идти вперед, но медленно, тихо-тихо.
Из противоположного угла, от входа в бункер, послышался хриплый смех.
– Вот ты где, ЖИРНАЯ ТВАРЬ! Сейчас я тебя-а-а-а-а... – Голос Николая перешел в тихий свист. – ПРИХЛОПНУ! – заорал он и бросился вперед.
Так летучая мышь, нащупав своим радаром беззащитную мошку, бросается на добычу, распахнув перепончатые крылья.
Тяжелое дыхание приближалось, до папы оставалось не более пяти шагов. Ваня испугался, что не успеет добраться до двери в углу. Тогда... Все напрасно? Он испустил короткий крик, рожденный наполовину – страхом, наполовину – от чаянием... Он закричал и побежал вперед, большой неуклюжий мальчик с вытянутыми руками. Его глаза по-прежнему были закрыты, и из носа сочилась кровь... Никогда раньше он даже представить себе не мог, что ему придется убегать от своего отца.
И... Если это случилось... Если это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО случилось, а не снится ему в кошмарном сне, значит, дела совсем плохи. Просто ни к черту.
И у него остается только один выход. Бежать!
* * *Одиннадцать часов пятьдесят минут. Семнадцатый километр шоссе Таруса – Калуга. Деревня Гуръево.
«Он просто психопат. Неврастеник. Человек с неустойчивой психикой, – думала Рита. – Больной человек. Из тех парней, что любят потанцевать на краю. Такие подвержены резкой смене настроений».
Джордж, словно в доказательство ее мыслей, угрюмо молчал. За все эти пять-шесть минут, что прошли с тех пор, как они оставили позади расплющенную машину, Джордж не проронил ни слова.
И это пугало Риту. Сильно пугало, потому что она по-прежнему находилась в его власти.
Может, он был не таким высоким (скорее, среднего роста), но коренастым и крепким. Сильным. И он мог сделать с ней все что угодно.
Конечно, у нее есть зубы, ногти и голос – довольно громкий, если потребуется, но она очень сомневалась в том, что ей хватит смелости пустить в ход хотя бы один из этих видов женского оружия. Наоборот, она была почти уверена в обратном.
Рита помнила выражение его глаз, когда он лениво, почти без замаха, съездил ей по лицу и разбил губу. Он это сделал так просто... Будто выкинул сигарету.
Но даже не эта сиюминутная готовность к насилию больше всего страшила Риту. В конце концов, эта готовность есть у многих мужчин... Рита была уверена, что в каждом, в каждом без исключения, она где-то запрятана. У кого-то – чуть поглубже, у кого-то – всегда лежит наготове, под рукой: и в буквальном, и в переносном смысле. Мужчины редко могут удержаться от соблазна решить дело силой. Особенно, когда перед ними – женщина с внешностью типичной жертвы, слабая и беззащитная.
Она не обольщалась – ее внешность была именно такой. Да, может быть, сначала ее хотелось пожалеть, прижать к груди, успокоить, обнять, усадить на колени... Все так и делали. Все. Даже ее покойный отчим, чтоб он горел! Чтоб черти не отдыхали: без перерыва кидали уголек под тот котел, в котором варится этот жирный ублюдок!
Что-то в ней было не так... Она сама провоцировала насилие, но не знала почему.
И ведь... ОН – тоже. В их мимолетном романе – всего-то букет цветов и одна ночь! – тоже было какое-то обещание насилия. Она это чувствовала. Хотя бы потому, что ОН так легко забыл о ней – использовал и выкинул, как грязную ветошь, которой обтирал свой мотоцикл. И кто знает, что было бы дальше, если бы их отношения чуть-чуть затянулись. Кто знает...
