В каждой камере первого этажа стояли посаженные в принудительный изолятор заключенные и колотили в запертые двери. Гренс знал, что так у них принято, и решил не обращать внимания, но грохот пробивался в его голову, так что когда Гренс следом за Эдвардсоном вышел на лестничную клетку и двинулся мимо вооруженных полицейских, расставленных на всех углах, то испытал облегчение.
Добравшись до третьего этажа, они остановились, молча кивнули восьмерым спецназовцам, которые замерли возле мастерской в ожидании приказа взломать дверь, бросить шоковую гранату и в течение десяти секунд взять ситуацию под контроль.
— Слишком долго.
Гренс говорил тихо. Эдвардсон нагнулся, чтобы так же тихо ответить:
— Восемь секунд. С этой группой я могу сократить время до восьми секунд.
— Все равно слишком долго. Хоффманн… прицелиться, перевести дуло с одной головы на другую, выстрелить… ему потребуется секунды полторы, не больше. А при его психическом состоянии… я не могу рисковать жизнью заложников.
Эдвардсон кивнул на потолок и глухой скрежет — по крыше перебегали бойцы.
Гренс покачал головой.
— Тоже никуда не годится. Что через дверь, что через крышу… Говорите — секунды…, заложники успеют погибнуть не один раз.
Грохот. Гренс больше не мог выносить этого грохота. Эти полоумные снизу отвлекали от того полоумного за дверью. Гренс направился было на лестничную клетку, выбрав навязчивое и монотонное, но обернулся, когда рука Эдвардсона легла на его плечо.
— Эверт…
— Спасибо.
Они стояли молча, ожидающие приказа полицейские дышали за спиной.
— Если Хоффманн не сдастся добровольно, если — и когда — мы решим, что его угрозы стали чем-то большим, чем просто угрозы… остается только один выход. Военный снайпер. С оружием, из которого можно убить.
Отвращение не отступало, оно проявлялось теперь дергаными движениями и долгим откашливанием. Фредрик Йоранссон минут десять энергично шагал между окном и письменным столом в кабинете правительственной канцелярии, и идти ему было некуда.
— Мы позаботились, чтобы заключенные получили информацию о некоем стукаче.
Измятая до неузнаваемости карта лежала в мусорной корзине. Йоранссон достал ее и расправил.
— Мы вынудили его действовать.
— Он выполнял задание.
До сих пор Йоранссону отвечала только замминистра. Но теперь начальник Главного полицейского управления прервал молчание и взглянул на своего коллегу:
— Убийство людей в это задание не входило.
— Мы его спалили.
— Вы и раньше палили агентов.
— Тогда я отрицал, что мы вообще сотрудничали с такими агентами. Я смотрел на ситуацию со стороны, никак не защищал раскрытого агента, если за него бралась организация. Но теперь… теперь все по-другому. Теперь это не значит спалить. Это значит — убить.
— Вы никак не можете понять. Решение принимаем не мы. Мы только предлагаем его полиции, а принять его — уже ее дело.
Затравленный мужчина с дергаными движениями не мог больше стоять на месте — преследуемый омерзением, он пробежал мимо стола для заседаний и кинулся к двери.
Он больше не мерз. Пол, от которого пахло соляркой, был все таким же жестким и холодным, но он больше не чувствовал холода, не чувствовал боли в коленях, он даже не думал о том, что он раздет, связан и что его вот-вот пнет в бок кто-то, шепотом обещавший убить его. Мартин Якобсон берег силы для слов, для мыслей, он замер неподвижно. Он больше не был уверен в том, что видит. Действительно ли Хоффманн подошел к самому большому верстаку и вытащил из-за пояса штанов пластиковый кармашек с какой-то жидкостью? Действительно ли разрезал его на двадцать четыре одинаковые части и, взяв моток скотча с полки, наклеил их на безымянного заключенного — к его голове, рукам, плечам, животу, груди, бедрам, лодыжкам, ступням? Действительно ли достал оттуда же, из-за пояса, что-то похожее на несколько метров тонкого шнура-детонатора, потом намотал, оборот за оборотом, на тело заключенного? Если Мартин действительно видел именно это, то больше нет сил смотреть, что будет дальше. Он медленно отвел взгляд, чтобы ничего не видеть. Для неопределенности не осталось места.
Один из стульев, отодвинутых от стола для заседаний, стоял пустым; это был стул хозяйки кабинета. Заместитель министра юстиции провела ладонью по смятой карте, бессознательно пытаясь загладить то корявое, что не относилось к делу.
— Мы можем это осуществить?
Человек, стоявший напротив нее, руководитель шведской полиции, слышал ее вопрос, но знал, что означает он совсем другое. Хозяйка кабинета спрашивала не о том, способны ли они действовать — в этом-то никто не сомневался, решить проблему мог не только Йоранссон, решение проблемы не ушло вместе с ним. На самом деле слова замминистра значили «доверяем ли мы друг другу?» или даже «доверяем ли мы друг другу в степени достаточной, чтобы сначала решить это дело, а потом соответствующим образом относиться к этому решению и его последствиям?».
Он кивнул:
— Да. Можем.
Хозяйка подошла к книжному шкафу позади письменного стола и вытащила один из длинного ряда черных корешков. Полистала и нашла нужный свод законов. Шведская конституция, статья 2002:375. Ввела пароль, нашла нужное место в хранившемся в компьютере тексте и распечатала два экземпляра.
— Вот. Возьмите.
Конституция Швеции, статья 2002:375. «Положение о поддержке, оказываемой Вооруженными силами гражданским властям».
Она указала на седьмой параграф.
В соответствии с данным положением, Вооруженные силы, призванные оказать поддержку гражданским властям, не могут быть задействованы, если существует риск применения Вооруженными силами принуждения или насилия по отношению к человеческой личности.
Оба знали, что это означает. Использовать военных в полицейских целях — запрещено. Эта страна почти восемьдесят лет не позволяла военным стрелять в гражданских.
И все-таки именно это теперь предстояло сделать.
— Вы ведь тоже так думаете? Как тот комиссар, который распоряжается на месте? Что единственный способ справиться, единственная возможность, при которой пуля может долететь… туда, до этого здания… это задействовать военного снайпера? — Замминистра разгладила план тюрьмы, и теперь можно было следить за ее пальцем.
— Да. Я тоже так думаю. Нам нужно более мощное оружие и боеприпасы, лучшее снаряжение. Этого я требую уже несколько лет.
Она устало улыбнулась, поднялась, медленно прошлась по кабинету.
— Значит, Главному полицейскому управлению не разрешается использовать снайперов, служащих в Вооруженных силах. — Она остановилась. — А использовать снайперов, служащих в полиции, Управлению можно. Верно?
Она посмотрела на своего гостя; тот осторожно кивнул и развел руками. Он пока не понимал, куда она клонит.
Замминистра снова подошла к компьютеру, поискала что-то на экране и распечатала еще по два экземпляра каких-то документов.
— Статья номер 1999:740.
Подождала, пока он найдет нужную страницу.
— Постановление о подготовке полицейских. Девятый параграф.
— Да?
— Исходя из него и будем искать решение.
Она зачитала вслух:
— Главное полицейское управление может, если на то есть особые причины, допускать исключение из того, что говорится в настоящем Положении о профессиональной подготовке полицейских.
Начальник Управления пожал плечами:
— Я отлично знаю этот параграф. Но все еще не вижу связи.
— Мы наймем военного снайпера. В качестве полицейского снайпера.
— Но он все равно останется военным. Формально у него не будет полицейской подготовки.
Заместитель министра юстиции снова улыбнулась:
— Мы ведь с вами оба юристы, верно?
— Верно.
— Вы — руководитель Главного полицейского управления. У вас есть полномочия полицейского. Верно?
— Верно.
— Хотя формально вы не имеете полицейской подготовки?
— Не имею.
— Вот исходя из этого и будем искать решение.
Он и теперь понял не намного больше. Из чего она собирается исходить и какое решение искать?
— Мы найдем этого обученного, имеющего нужное снаряжение военного снайпера. Мы уволим его, по согласованию с его начальством, из Вооруженных сил и предложим этому свежеуволенному военному снайперу… скажем… временную вакансию в Главном полицейском управлении. В качестве интенданта или какого-нибудь другого полицейского начальника. Выбирайте чин и звание, в котором вы хотите его видеть.
Он все еще не улыбался — пока.
— В полиции он прослужит ровно шесть часов. Выполнит задание. А потом, когда шесть часов истекут, его можно будет снова принять на его же вакантное место в Вооруженных силах, которое за это время никто не успеет занять.