— Ну… — сказала она. — Если так…
— Ура! — заорала Эстор, а Коди почти улыбнулся. — Спасибо, ма!
Оба вылетели из-за стола.
— Но сначала почистите зубы! — приказала Рита. — И, Декстер, не забудь про крем от загара, он на столе в номере… в люксе.
— Конечно, — ответил я. — А ты где будешь?
Рита нахмурилась и обвела комнату глазами в поисках часов.
— Офис открывается в семь… через десять минут. Я схожу туда с Лили-Энн и спрошу… Брайан сказал, у них есть фотографии еще лучше, чем… но, Декстер, честное слово…
Я ободряюще похлопал Риту по руке.
— Все будет хорошо, — повторил я. — Ты прекрасно в этом разбираешься.
Рита покачала головой:
— Не подпускай их слишком близко к акулам. Потому что, ей-богу…
— Мы будем очень осторожны, — заверил я.
Когда я вышел, чтобы присоединиться к Коди и Эстор, Рита вынула Лили-Энн из высокого стульчика и принялась вытирать яблочный соус с ее лица.
Эстор и Коди стояли перед отелем и в благоговейном изумлении рассматривали компании бородатых толстяков, которые проходили по Дюваль-стрит, подозрительно поглядывая друг на друга.
Эстор покачала головой и сказала:
— Они такие похожие, Декстер. Даже одеты одинаково. Они что, геи?
— Ну, вряд ли все, — ответил я. — Даже в Ки-Уэсте.
— Тогда что же случилось? — спросила она так, словно я оказался виноват в том, что мужчины здесь выглядели одинаково. Я уже собирался оправдаться странной вселенской случайностью, но потом вспомнил: мы, в конце концов, в Ки-Уэсте, и на дворе июль.
— День Хемингуэя, — ответил я. Дети недоуменно уставились на меня.
— Они все похожи на Хемингуэя, — объяснил я.
Эстор нахмурилась и взглянула на Коди. Тот покачал головой.
— Что такое «Хемингуэй»? — спросила Эстор.
Я посмотрел на толпу двойников на тротуаре. Толстяки толкались локтями и пили пиво.
— Бородатые мужики, которые много пьют, — объяснил я.
— Не хотела бы я стать такой, — заметила Эстор.
— Пошли. Тебе еще нужно почистить зубы, — напомнил я.
Я загнал детей в лифт, напоследок заметив Риту, идущую к выходу. Она помахала нам и крикнула:
— Не подходите слишком близко… я позвоню, когда… учтите, там надо быть в два!
— Пока, мам, — отозвалась Эстор, а Коди помахал.
Мы поднялись на нужный этаж и зашагали к номеру. Я провел карточкой по замку и открыл дверь, пропустив Коди и Эстор вперед. Они бросились в комнату и, прежде чем я успел последовать за ними, остановились как вкопанные.
— Ух ты! — воскликнула Эстор.
— Круто, — сказал Коди гораздо громче и яснее, чем обычно.
— Дек-стер, — радостно пропела Эстор, — ты посмотри!
Я протиснулся мимо них в гостиную — и оказалось достаточно одного взгляда, чтобы все тело, кроме глаз, перестало повиноваться. Ноги не двигались, рот пересох, связные мысли улетучились, сменившись коротеньким словечком «но», которое повторялось вновь и вновь, пока я стоял и смотрел.
Кто-то выдвинул и аккуратно застелил складную кушетку, на которой спали Коди и Эстор, — подушки взбиты, одеяло отвернуто. На постели аккуратно лежала неподвижная груда, некогда бывшая человеком, но теперь ничуть его не напоминавшая, — лицо превратилось в небольшой гладкий кратер, полный запекшейся крови. Видимо, какой-то огромный твердый предмет вошел в соприкосновение с плотью и костями. В середине месива торчали несколько серых зубов и один глаз, вылетевший из глазницы от удара.
Кто-то с ужасающей силой ударил по этому лицу чем-то вроде бейсбольной биты, обезобразив его и, возможно, убив человека на месте. К сожалению. Я напугался почти до обморока, найдя в номере труп, но все же узнал дешевый костюм и некоторые сплющенные черты лица и понял, как некогда звали этот паршивый мешок костей.
Его звали детектив Худ.
Я никогда не любил детектива Худа — а теперь он мне нравился еще меньше. Он достаточно навредил мне при жизни, но найти его мертвым в моем номере было сущим наказанием, это противоречило базовым стандартам этикета и приличий. Худ нарушил все, что можно, и я почти желал, чтобы он ожил, и тогда я еще раз убил бы его.
Но, не считая грубейшего нарушения благопристойности, имелись и другие сложности, гораздо более серьезного характера. Хотелось бы мне, чтобы мой могучий мозг немедленно заработал на полную катушку и приступил к решению задачи, но, к сожалению, на самом деле все обстояло совсем иначе. Я разозлился на Худа, под занавес еще раз погрешившего против хорошего тона, и вообще ни о чем не мог думать, пока не услышал голос Эстор:
— Декстер, а что он тут делает?
Когда я открыл рот для сердитой отповеди, до меня дошло: вопрос и впрямь очень важный. Не «что Худ делает в Ки-Уэсте» — он, несомненно, поехал за мной, желая убедиться, что я не украду лодку и не удеру на Кубу. Отчасти я этого ожидал. Но вместе с ним приехал и кто-то другой и совершенно однозначно прикончил Худа. Это оказалось куда неприятнее, поскольку теоретически невозможно. Если только отбросить версию о чудовищном совпадении и о незнакомце, убившем Худа, повинуясь мимолетной причуде, а потом, по невероятному стечению обстоятельств, случайно бросившем труп в моем номере. Оставался лишь один человек на свете, который мог это сделать.
Кроули.
Конечно, он предположительно уже мертвец, а значит, слишком занят, чтобы учинить нечто подобное. Но если он почему-то жив… как он меня разыскал? Как узнал, что я в Ки-Уэсте, в этом отеле, в этом номере? Он угадывал каждый мой шаг еще до того, как я успевал его сделать. Он выяснил даже номер комнаты. Как?
Коди попытался пробраться мимо и посмотреть поближе, но я жестко оттеснил мальчика к двери.
— Стой там, — приказал я и полез за мобильником. Если я и не сумею выяснить, каким образом Кроули постоянно оказывается впереди, то по крайней мере узнаю, жив ли он. Я набрал номер. Три коротких гудка — и наконец бодрое «Алло».
— Брайан, — сказал я. — Прости за странный вопрос, но… э… ты сделал то, что должен был сделать вчера?
— А. Да, — ответил он, и даже по телефону я различил неподдельную радость в голосе брата. — И в общем, отлично провел время.
— Тыуверен? — спросил я, разглядывая мертвое тело, которое некогда было Худом.
— Знаешь, это действительно странный вопрос, — согласился Брайан. — Конечно, уверен, братец, я ведь там был.
— И никакой ошибки?
Возникла пауза, и мне показалось, что связь оборвалась.
— Брайан?
— Ну… — протянул он, помедлив. — Забавно, что ты спрашиваешь. Э… тот джентльмен все время это повторял. Твердил, будто я совершаю ужасную ошибку. Вроде как его приняли не за того. Честно говоря, я не особо слушал.
Кто-то толкнул меня в спину.
— Декстер, — позвала Эстор, нажимая посильнее, — мне ничего не видно.
— Минуту, — огрызнулся я и снова отодвинул детей к двери. — Брайан, ты можешь описать этого… джентльмена?
— До или после? — уточнил брат.
— До.
— Та-а-ак. Лет сорок пять, рост примерно пять футов десять дюймов, весит фунтов сто шестьдесят, светлые волосы, чисто выбрит, маленькие очки в золотой оправе.
— Хм… — промычал я. Кроули был примерно на тридцать фунтов тяжелее, моложе и с бородой.
— Все в порядке, брат? Ты как будто слегка расстроен.
— Боюсь, не все, — ответил я. — Кажется, твой джентльмен был прав.
— О Господи, — произнес Брайан. — Я ошибся?
— Похоже на то.
— Ну ладно, — подытожил Брайан. — Que sera[20].
Эстор снова меня ткнула.
— Декстер, ну же! — потребовала она.
— Мне пора, — окончил я разговор.
— Но я хочу знать, что натворил, — заявил Брайан. — Перезвони.
— Если смогу, — пообещал я, убрал телефон и повернулся к детям. — А теперь вы оба выйдете и подождете в коридоре.
— Но, Декстер, — завопила Эстор, — мы еще ничего не видели!
— Какая жалость, — твердо произнес я. — Но ближе подходить нельзя, пока не приедет полиция.
— Нечестно, — сказал Коди, делая фирменную жалобную гримасу.
— Такова жизнь. Но это моя работа, — предупредил я, подразумевая, конечно, обследование места преступления, а не сами преступления. — Нужно оставить все как есть, ничего не трогать и позвонить в полицию.
— Мы только посмотрим, мы ничего не будем трогать, — взмолилась Эстор.
— Нет! — отрезал я, подталкивая обоих к двери. — Ждите в коридоре. Я выйду через минуту.
Им, конечно, это не понравилось, но они вышли, напоследок попытавшись еще разок взглянуть на кушетку в гостиной. Но я выпроводил обоих в коридор, запер дверь и сам пошел посмотреть повнимательнее.
Никто никогда не назвал бы Худа красивым мужчиной, но теперь он выглядел просто отвратительно. Язык торчал между сломанными зубами, а уцелевший глаз побагровел— бесспорно, в результате чертовски сильного удара, и я сомневался, что Худ долго страдал. Как несправедливо.
