Бублански взял микрофон.
— В настоящий момент мы не можем высказываться по поводу мотивов.
— Привлекала ли она ранее внимание полиции?
— Да.
Следующий вопрос задал репортер с характерным звучным голосом, который прорезал общий гул:
— Она представляет опасность для общества?
Подумав секунду, Экстрём утвердительно кивнул.
— Мы обладаем информацией, которая характеризует ее как человека, склонного в затруднительном положении прибегать к насилию. Мы решили публично заявить о ее розыске, потому что хотим как можно скорее войти с ней в контакт.
Бублански кусал губы.
В девять часов вечера инспектор уголовной полиции Соня Мудиг все еще находилась в квартире адвоката Бьюрмана. Позвонив домой, она объяснила мужу, почему задерживается — после одиннадцати лет супружеской жизни муж смирился с тем, что у нее никогда не будет нормального рабочего дня с девяти до пяти. Устроившись за письменным столом в кабинете Бьюрмана, она занималась разбором вынутых из ящиков бумаг, как вдруг в открытую дверь постучали и на пороге появился констебль Бубла с двумя чашками кофе и синим пакетиком, в котором лежали булочки с корицей, купленные в «Прессбюро». Она устало махнула рукой, приглашая его войти.
— Чего нельзя трогать? — по привычке спросил Бубла.
— Здесь в кабинете техники уже закончили. Сейчас они работают в спальне и в кухне. Остается еще тело.
Бублански подвинул себе стул и сел напротив Сони. Она открыла пакет и достала булочку:
— Спасибо! Я так хочу кофе, просто умираю!
Оба молча принялись за еду.
— Я слышала, что на Лундагатан все вышло не очень удачно, — сказала Соня, покончив с булочкой и облизав пальцы.
— Там никого не застали. Нашлась непрочитанная почта на имя Саландер, но живет там некая Мириам By. Пока что мы ее не нашли.
— Кто она такая?
— Я толком не знаю. Фасте собирает о ней сведения. Она была вписана в контракт примерно месяц назад, но в квартире, похоже, живет только один человек. Мне кажется, Саландер съехала, не сообщив своего нового адреса.
— Может быть, у нее это было заранее спланировано.
— Что? Тройное убийство? — Бублански безнадежно покачал головой. — Эту кашу нам еще расхлебывать и расхлебывать. Экстрём добился своего и провел пресс-конференцию, так что в ближайшее время средства массовой информации устроят нам такую веселую жизнь, что только держись. Ты что-нибудь нашла?
— Кроме Бьюрмана в спальне… нашла пустую коробку из-под «магнума». Револьвер сейчас в лаборатории на предмет отпечатков. У Бьюрмана тут лежала целая папка копий ежемесячных отчетов о делах Саландер, которые он отправлял в Опекунский совет. Если верить отчетам, то Саландер — ангел с крылышками.
— Надо же — и он туда же! — воскликнул Бублански.
— Куда — туда?
— Еще один восторженный поклонник Лисбет Саландер!
Бублански вкратце сообщил, что он услышал о ней от Драгана Арманского и Микаэля Блумквиста. Соня Мудиг молча выслушала его рассказ. Когда он закончил, она взъерошила себе волосы и протерла глаза.
— Странно как-то! — сказала она.
Бублански задумчиво кивнул, кусая губы. Соня Мудиг покосилась на него и с трудом удержалась от улыбки. У него было грубое, словно топором вырубленное, лицо, но когда он приходил в недоумение или чувствовал неуверенность, оно принимало обиженное выражение. Именно в такие минуты она мысленно называла его Констеблем Бублой. Она никогда не употребляла этого прозвища в разговоре с ним и не знала, откуда оно взялось, однако ему это необычайно шло.
— О'кей! — сказала Соня. — Насколько надежна у нас почва под ногами?
— Прокурор, похоже, уверен в себе. Сегодня вечером Саландер объявлена в розыск по всей стране. Последний год она провела за границей и, возможно, попытается выбраться за пределы страны.
— Оснований для ареста достаточно?
Он пожал плечами:
— Нам случалось арестовывать людей даже с меньшими основаниями.
— Ее отпечатки найдены на орудии убийства в Энскеде. Ее опекун также убит. Не предваряя событий, я все же смею предположить, что здесь у нас был использован тот же револьвер. Завтра узнаем: техники нашли под кроватью довольно хорошо сохранившийся фрагмент гильзы.
— Это хорошо.
— В нижнем ящике письменного стола осталось несколько револьверных патронов. Пули с урановым сердечником и золотистой никелевой оболочкой.
— О'кей.
— У нас есть целая пачка документов, подтверждающих, что Саландер сумасшедшая. Бьюрман был ее попечителем и хозяином оружия.
— Ммм, — недовольно пробурчал Бубла.
— В лице Микаэля Блумквиста мы имеем связующее звено между Саландер и парой в Энскеде.
— Ммм, — снова пробурчал Бублански.
— Ты, кажется, сомневаешься.
— Я никак не могу составить себе портрет этой Саландер. Документы утверждают одно, а Арманский и Блумквист дружно говорят совсем другое. Согласно имеющейся документации, она чуть ли не отставшая в развитии психопатка. Эти же двое утверждают, что она способнейший исследователь. Больно уж велико расхождение между разными версиями. У нас нет мотива в отношении Бьюрмана и ни одного подтверждения, что она была знакома с парой из Энскеде.
— А много ли надо мотивов умственно отсталой психопатке?
— Я еще не осматривал спальню в этой квартире. Что мы здесь имеем?
— Я нашла Бьюрмана, уткнувшегося головой в кровать, перед которой он стоял на коленях, словно собирался прочесть на ночь молитву. Он был голый. Выстрел произведен в затылок.
— Убит одним выстрелом? В точности как в Энскеде.
— Насколько я поняла, выстрел был один. Однако создается впечатление, что Саландер, если это сделала она, заставила его встать на колени перед кроватью, а потом уже выстрелила. Пуля вошла сверху в затылок и вышла через лицо.
— Выстрел в затылок. То есть похоже на казнь.
— Точно.
— Знаешь, я подумал, что кто-то же должен был слышать выстрел.
— Его спальня выходит на задний двор, а верхние и нижние соседи уехали на праздники из города. Окно было закрыто. Вдобавок она использовала подушку вместо глушителя.
— Все продумано.
В этот момент в дверь просунулась голова Гуннара Самуэльссона из технического отдела.
— Привет, Бубла! — поздоровался он, а затем обратился к Соне. — Слушай, мы собирались вывозить тело и перевернули его. Там есть кое-что, на что тебе надо бы взглянуть.
Они пошли в спальню. Тело Нильса Бьюрмана уже находилось на носилках и лежало лицом кверху, дожидаясь отправки к патологоанатому. Причина смерти была несомненна. Весь лоб представлял собой сплошную кровавую рану сантиметров десять шириной, с одной стороны свисал кусок черепной кости, удерживаемый лоскутом кожи. Пятна крови на кровати и на стене складывались в весьма выразительный рисунок.
Бублански обиженно выпятил губы.
— На что мы должны поглядеть? — спросила Соня.
Гуннар Самуэльссон приподнял покрывало и обнажил живот Бьюрмана. Надев очки, Бублански вместе с Соней подошел поближе, и они, склонившись, прочитали надпись, вытатуированную на животе покойного. Неуклюжие и неровные буквы, очевидно, не были плодом работы профессионального татуировщика, но складывались в легко читаемую надпись: Я — САДИСТСКАЯ СВИНЬЯ, ПОДОНОК И НАСИЛЬНИК.
Соня и Бублански с изумлением воззрились друг на друга.
— Может быть, это и есть намек на какой-то мотив? — наконец проговорила она.
По пути домой Микаэль Блумквист купил четырехсотграммовую упаковку макарон с соусом и поставил в микроволновку; пока еда готовилась, он разделся и за три минуты принял душ, а потом, вооружившись вилкой, стоя поел прямо из коробки. Все казалось невкусным, ему только хотелось по-быстрому приглушить чувство голода. Покончив с едой, он открыл бутылку пива «Вестфюнское народное» и выпил из горлышка.
Не зажигая света, он подошел к окну, за которым открывался вид на Старый город, и простоял так двадцать минут, стараясь ни о чем не думать.
Ровно двадцать четыре часа тому назад он находился в гостях у сестры и Даг Свенссон только что позвонил ему по мобильнику. Тогда Даг и Миа еще были живы.
Он не спал уже тридцать шесть часов, а те годы, когда ему ничего не стоило провести бессонную ночь, уже остались позади. Однако он хорошо знал, что не сможет уснуть, потому что его мысли будут все время возвращаться к увиденному. У него было такое чувство, что картины, представшие перед ним в Энскеде, навсегда отпечатались у него на сетчатке глаз.
Наконец он выключил мобильник и лег в постель, но к одиннадцати часам так и не смог заснуть. Тогда Микаэль встал, сварил себе кофе, включил CD-проигрыватель и стал слушать, как Дебби Харри поет про Марию. Завернувшись в плед, он сидел на диване в гостиной, пил кофе и размышлял о Лисбет Саландер.
