Полковник огляделся. Вокруг. И вокруг машин. Нет, на первый взгляд все спокойно. Никаких посторонних автомобилей, никаких подозрительных, остановившихся или приблизившихся лиц. Вроде бы все как всегда…
И все-таки что-то не то.
Что?
Машины снизили ход. Пора было выходить из укрытия. Пора было готовиться к спринтерскому рывку отсюда до шестого от станции фонаря…
Зубанов скользнул глазами по машинам. Мгновенно по гаишной и дольше по лимузину. Кто в нем сидел, сказать было невозможно, салон защищали затемненные стекла. А вот в гаишной…
Полковник мгновенно перекинул взгляд на гаишный «Форд». И задержал очередной шаг. На водительском месте, напряженно оглядывая обочины, сидел капитан. Но не капитан милиции, хотя и в форме милиции. На водительском месте сидел капитан безопасности, которого Зубанов пару раз видел еще тогда, до увольнения, когда работал с ним в одном и том же месте. И, казалось, забыл. Но вспомнил, в самый подходящий момент вспомнил.
С чего бы это безопасности выряжаться в милицейскую форму и сопровождать колонну, когда на тот случай есть специальное подразделение МВД?
А если машина ГАИ не машина ГАИ и сидят в ней не гаишники, то в правительственном лимузине тоже могут оказаться совсем не те люди, которых он ожидает.
Полковник Зубанов замер и широко открыл рот. Как всякий нормальный зевака, который вдруг увидел бы притормаживающий правительственный кортеж. Теперь бежать было поздно. Теперь бегущая фигура лишь привлекла бы внимание.
Какую ловушку ему расставили! Лимузина не пожалели! Только подходящего так быстро не отыскали. Приспособили какой есть. С вмятиной на левом крыле! Вот что не понравилось полковнику при беглом осмотре колонны, вот что вызвало его смутные подозрения… Члены правительства не ездят на битых машинах! Не по чину им авто-бой!
— Ты гля! — громко сказал Зубанов, привлекая к себе других, подтягивающихся к бровке зевак. — Ты гля! «Членовоз» заглох! О, ни хрена себе! Я-то думал… — И бочком, бочком, за спины. Подальше от наблюдательных глаз своих бывших сотоварищей. И не в метро, где его наверняка ждут. Ни в коем случае не в метро! Наоборот, подальше, в переулки, на соседнюю улицу и в первый попавшийся навстречу автобус.
Подальше от того места, где должна была состояться встреча с Членом Правительства.
Слава богу, что не состоялась…
Генерал Степашин опять стоял по стойке «смирно». Хотя и был в гражданской одежде. За последнее время он уже привык стоять по стойке «смирно» и сильно этим не тяготился. Он настолько хорошо поднаторел «тянуться во фрунт», что хоть сейчас мог пойти рядовым в роту почетного караула.
Сегодня генерал Степашин стоял более расслабленно, чем обычно. Потому что стоял не один. Сегодня они стояли полным командным составом заговорщиков. Он — во втором ряду. Куда слюна не долетала…
— На что вы годны? Мать вашу… — орал Член Правительства. — Простого дела сделать не можете! На хрена я вам давал свой резервный лимузин? Чтобы народ возле метро смешить? Где ваш изменщик? Почему он не пришел на встречу?
— По всей видимости, он заподозрил неладное…
— Почему он заподозрил неладное?
— Трудно сказать…
— Вам не сказать трудно. Вам сделать трудно. Даже самое простое дело.
Генерал Степашин скорбно тупил глаза. Но в душе радовался. Приятно присутствовать при экзекуции экзекуторов. Когда не тебя одного… во все воспитательного значения места. Но когда и тех, кто раньше тебя… в те же места… Когда сплоченным коллективом.
— Как могло получиться, что он написал в правительство? Обо всем? Как получилось, что вы его прошляпили?
— Но мы же перехватили его письмо… — попытался робко возразить куратор Степашина.
Вот что значит не иметь опыта разносов. Не знать, что, когда тебе вставляют, надо виновато молчать и со всем соглашаться. А не лепетать, как упавшая под клиента проститутка. Эти процессы, при всей их подобности, все-таки разные. И имеют свои особенности. Которые лучше всего познаются непосредственно во время процесса…
— Перехватили?! А вы уверены, что письмо было одно? Что где-то еще не лежит другое? Или третье? Может, этот ваш полковник графоман! Может, он пишет под копирку!
— Я думаю…
— Ни хрена вы ни о чем не думаете! Вы фуражку носите! Совсем не на том месте, которым думаете. А если вдруг информация просочится в верхние эшелоны?
— Я думаю, что даже при самом неблагополучном раскладе успеть предпринять какие-либо встречные действия будет затруднительно. Пока письмо пройдет все обязательные фильтры: читку в нижних эшелонах, потом на уровне референтов, потом их начальников, пока будет подготовлено для ознакомления вышестоящего руководства… сделать что-либо будет уже поздно. Вы не представляете, как неповоротливо работает низовой бюрократический аппарат…
— Но вы же нашли это письмо?
— Мы знали, что искать. А главное, были заинтересованы найти. В отличие от них…
— А вы уверены, что ваш подопечный не придумает еще… какой-нибудь гадости?
— Так точно! Уверены! Мы подготовили ряд мероприятий, которые должны охладить его пыл. По крайней мере на время, оставшееся до начала операции…
— Вы не ошибаетесь на этот раз?
— Никак нет!
— Ладно, идите. Я все равно в ваших делах… Но если еще один, хотя бы самый мелкий прокол… Пеняйте на себя…
Вечером во всех областных и городских газетах, на всей территории страны вышло сообщение о поиске скрывающегося от правосудия особо опасного преступника… Была помещена фотография. И еще было сказано, что в соучастии в его многочисленных против граждан и безопасности государства преступлениях была замешана его семья. Его жена и его дети… Такое вот до корней волос преступное семейство… Деятельности которого положен конец…
Всякий прочитавший это сообщение должен был понять, что общество взялось наконец за преступный мир всерьез. Невзирая на лица мужские или даже женские. А тот единственный читатель, кому было адресовано сообщение, догадаться, что своими действиями ставит под удар свою семью. Что его противники, чтобы сдержать его прыть, взяли в качестве заложников близких ему людей. И что, если он не одумается… То будет виноват сам…
«Сволочи! — подумал про себя полковник Зубанов. — Что творят! Детей и женщин готовы к стенке приставить! Его женщин и детей! Как же они решились?..»
Впрочем, что им несколько своих сограждан, когда они не моргнув глазом способны угробить несколько сот тысяч чужих.
И что теперь ему делать?
Прижать уши? Дождаться, когда они воплотят свои, попахивающие безумством планы в жизнь? И… погибнуть вместе с семьей. Все равно погибнуть. Как очень нежелательным свидетелям. Победители никогда не оставляют в живых заложников. Равно как и всех прочих людей, знающих их не с лучшей стороны. Им надо облик миротворцев, обаятельных в быту и любящих семью, создавать, а тут такие порочащие их образ факты. И люди, их рассказывающие. Или способные рассказать…
Не жить его семье, если он пойдет на уступки. И если не пойдет — тоже не жить! Не жить его семье!
Впрочем, в последнем случае могут быть варианты. Если ему удастся разрушить план заговорщиков, если удастся быстро разрушить, начнется чистка низового командного аппарата. И те, кто приговорил его семью, могут погибнуть раньше, чем отдать приказ о ликвидации. Да и самим ликвидаторам будет не до исполнения своих обязанностей, когда их руководители начнут один за другим умирать.
Только быстрая смерть заговорщиков гарантирует жизнь его близким. Только разрушение заговора. Катастрофическое разрушение. Ни их победа, ни их частичное поражение его не устраивают.
Только полное и безоговорочное поражение! По всему фронту!
Но до того надо не высовываться. Надо сделать вид, что он пошел на уступки. Что он капитулировал. Любое его шевеление будет воспринято как вызов и пресечено… смертью одного из членов его семьи. А если он не одумается — следующего.
Они должны поверить, что он сдался! И тогда у него появляется шанс покончить с ними одним неожиданным ударом. Время полумер кончилось. Пришло время драки. Они сами отрезали ему пути к отступлению. Раньше он только мешал: пугал, предупреждал, лишал предпосылок… Раньше он пытался выгадать себе жизнь. Теперь она утратила смысл. Теперь он будет активно вмешиваться в ход событий. Без оглядки. Теперь он будет бить! Во всю силу! Потому что они сами этого захотели!
Зря они тронули его семью! Зря…
Генерал Федоров шел на доклад к Очень Большому Военному Начальнику. Шел с очередной, не понять, то ли хорошей, то ли плохой, новостью.
— Разрешите?
— Я ознакомился с вашими предложениями по усилению охраны пусковых установок ракет стратегического назначения, — сказал Очень Большой Военный Начальник. — Все очень толково. На мой, общевойсковой, взгляд. Но неизвестно, что скажут ракетчики. Их мнение будет решающим. И будет только завтра. Так что вы поторопились с визитом…
